— Но у тебя свои деньги.
Крто рассмеялся. Смех у него был отвратительный — когда он смеялся, в горле что-то булькало. Как будто Крто тянуло блевать. Впрочем, другие эгейцы смеялись точно так же.
— Деньги… О чем ты говоришь, Скко? Кто на Дальнем дает деньги в долг?
— Внуки совсем маленькие… — Скко вновь издала писклявый звук и тут же зажала рот одним из щупальцев. Крто секунду раздумывал.
— Накануне приведи ребятишек ко мне. Я их спрячу. — Старуха опять пискнула. — У меня нет пропусков для малышей, — повысил голос Крто. — Но убежище тут. Хорошее место, там их ни за что не найдут.
Скко вдруг подпрыгнула на своем стульчаке. Десяток щупальцев изобразили в воздухе какой-то хаотический танец. У старухи все щупальца были разной длины. Два или три укоротились за долгую жизнь наполовину.
— У тебя что, склеп для прятанья?
— Именно. Там есть потайное место. Никто из стада его не знает.
Скко высунула язык и издала харкающий звук.
— В склепах лишь мертвоеды. Эгейцам нет входа в склепы.
— Никто их там не тронет.
— Трупоед! Я всем расскажу, что ты трупоед! Страж-трупоед! Тебя из стражей вон!
— Денег я не дам.
— Трупоед, — прошипела старуха и укатила на тарахтящей своей развалюхе.
— Старая сплетница! — разгневанно бросил ей в след Крто. — Собирала раковины на берегу всю жизнь, потому что броненосец откусил ей хвостовой плавник. Потом приглянулась одному из стражей, и родила ему пятерых детей. Но они лишь пополнили стадо и не смогли даже стать стражами. И ее дочь тоже здесь и родила близнецов. Что ж… Коли хочет, пусть прячет детей сама. Но в другом месте детей всегда находят… Всегда. А в склепе — нет. Склеп — самое надежное место.
— А что, трупоед — это позорное прозвище? — спросила я, хотя и так все отлично поняла из разговора.
— Трупоед — это никто. Но не страшно. Пусть болтает. Через пять дней нас здесь уже не будет.
* * *
Через четыре дня вечером я услышала тревожный трубный звук. Мы как раз рассыпали по раковинам последнюю партию золотой золы, и Крто, ужасно довольный собой, рассказывал, как удачно дал взятку. То есть с самой процедурой дачи взятки на нашем островке, как и всюду на Эгеиде, нет проблем. Вопрос лишь в том, кому давать и сколько. Крто дал нужную сумму архонту Северного архипелага. Архонт как раз прибыл на Дальний с инспекцией. И теперь нас переведут на остров Вдохновения. Крто будет стражем там. И более того, меня тоже зачислят в стражи. У меня появится отличное кресло с настоящим антигравом. И он купит мне новую маску и перчатки, и меня уже никто не заподозрит ни в чем… Крто улыбался. С некоторых пор он стал улыбаться, подражая мне. Совершенно человеческая беспомощная улыбка на лице эгейца. Будто маски, которые они так обожают. Я велела ему посмотреть в зеркало. У нас был осколок, который я отыскала на развалинах. На зеркале сохранился даже кусок оправы из ракушек. Крто глянул в осколок зеркала, но не нашел в своей улыбке ничего странного.
— Мне нравится, как люди улыбаются…
И тут этот трубный звук. И сразу второй, третий… Крто стала бить дрожь.
— Думал, они появятся послезавтра… И мы успеем.
Он втянул в себя воздух. Глянул на меня исподлобья. Потом кинулся к огромной лиловой раковине в углу, где хранил самое ценное. Достал бластер, вставил дополнительную батарею.
— Опп-пять веселье? — Теперь я тоже задрожала, вспомнил про то веселье на площадке у скалы.
Он чиркнул по воздуху горизонтально щупальцем. Нет! Это не веселье, это другое.
— Садись в кресло, и бежим! — он уже достал свое.
— Куда?
— В… — он осекся. И несколько секунд молчал. А мне почудилось — целую вечность. — Нет, не надо… Не бежим. — Он положил кресло на прежнее место и огляделся.
— Надо прожить эту ночь. Камни! — закричал он. — Завалим вход.
Мы вдвоем стали перекатывать камни и наваливать их в дверном проеме. Камней — вернее остатков фундаментов — повсюду было в избытке. Но Крто пришлось вылезли из своего кресла, тело его тут же сделалось неуклюжим. Он ползал по камням, громко сопел от натуги и ругался, когда ранил о камни нежную кожу на боках и брюхе. Наконец в дверном проеме возникла довольно прочная баррикада. Сверху осталась лишь небольшая щель, Крто помог мне забраться внутрь и сам с трудом протиснулся следом. Мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на щель.
— Может, они и не придут… — шепнул Крто. — Первую ночь они часто проводят на берегу. Если в стаде достаточно самок.
Теперь, когда мы бросили ворочать камни, я услышал далекий рев — где-то внизу, на пляже. Рев все нарастал. Стоголосый, тысячеголосый… У меня озноб пробежал по спине. И вдруг раздался уже совершенно чудовищное рычание, и следом жалкий визг — похожий на визг щенка, которого бьют.
Крто прислушивался. Он тяжело дышал. Маски на нем не было. И я видела в полутьме — светили разом две луны, — как морщится в беспрерывной волне гримас его лицо. Я вцепилась в его плечо мертвой хваткой. Мне казалось: я тону в море, а он утес… Я заплакала.
— Тихо… — шепнул Крто. — Стадо здесь.
Так прошел час, второй… Рев слышался непрерывно, то усиливаясь, то ослабевая. Однажды звуки приблизились: за стеной началась возня, пыхтенье, потом грозное рычание… крики… И вновь визг. Потом смолкло. Остался лишь тот дальний рев, похожий на сильный прибой. Крто немного успокоился. И даже задремал. Я тоже заснула.
Так миновало еще два часа…
И тут за стеной послышалось шлепанье. И хруст камешков, будто кто-то тащил мешок по заброшенной тропинке. Я поняла, что это ползут эгейцы, волоча по склону свои грузные тела. Представила, как им неудобно карабкаться наверх. Крто мгновенно очнулся и вложил мне в руку что-то вроде короткого меча. Вернее, один клинок, рукояти не было. Часть клинка была замотана полосой кожи морского льва. Я отшвырнула клинок. Крто поднял и вновь вложил мне в руку.
— Если что — бей в горло. Не жалей. ЗА ЭТО никто не судит. Тридцать ближайших дней никто не судит. Любого. Всех… можно… даже веселистов.
— Крто! — раздался снаружи голос. — Самку нам.
Они говорили на эгейском. Но я уже понимала.
В том числе слово «самка». Его-то я слышала часто.
— Здесь нет самки. Неужто не чуешь?
— По заверению Скко — есть.
— Она моя, — крикнул Крто. — Проваливай!
— Ты — отшельник, Крто. Самку — нам.
— Я — страж. — Он уже не говорил — рычал.
И ему снаружи рычали в ответ:
— Может тебе и гарем положен?
— Я — страж. Она моя женщина.
Эгейцы загоготали. «Женщина» на их языке слово устаревшее, романтическое. Как если бы Крто назвал меня «мадонной» на космолингве. Тех, снаружи, слова Крто чрезвычайно позабавили. Их было четверо или пятеро.
