— Прости, — пробормотала она. — Я веду себя как ребенок.
— Шшш, — шепнул он, поглаживая ее плечи.
Постепенно ее рыдания стали стихать; Малин почувствовал свежий яблочный запах волос Клэр, ощутил сквозь рубашку влажное дыхание. Его губы коснулись гладкой кожи ее щеки, и она пролепетала что-то невнятное, горячая слеза скатилась с ресниц и коснулась его губ. Он слизнул ее языком. Когда Клэр повернулась к нему, он откинул голову назад, и их губы встретились. Он нежно поцеловал ее, ощутив пьянящую мягкость ее губ. И снова осторожно поцеловал Клэр, а потом уже увереннее. В следующее мгновение ее губы раскрылись, поцелуй стал страстным, руки Хэтча погрузились в ее волосы. Шум прибоя, теплый воздух, легкий ветерок — все исчезло. Мир вдруг стал ограничен лишь их телами. Сердце Малина отчаянно забилось, когда его язык проник в ее рот, и она прижалась к нему еще сильнее. Руки Клэр вцепились в его плечи. Он вдруг вспомнил, что в юности они никогда не целовались с такой страстью. Или просто не умели? Малин с жадностью приник к ней, одной рукой продолжая гладить ее чудесные волосы, а другой скользнув к талии и вниз, к дрогнувшим коленям. С ее губ слетел стон, ноги раздвинулись. Он ощутил тонкую полоску пота на внутренней поверхности бедра. Запах яблок смешался с мускусным ароматом.
Неожиданно она отпрянула в сторону.
— Нет, Малин, — хрипло сказала она, поднимаясь на ноги и расправляя платье.
— Клэр… — начал он, протягивая к ней руку, но она уже отвернулась.
Он смотрел, как она быстро зашагала по тропе и вскоре исчезла за густым кустарником. Сердце Хэтча продолжало отчаянно колотиться, странная смесь страсти, чувства вины и адреналина закипела в крови. В Стормхейвене не потерпели бы любовной интрижки с женой священника. Он только что совершил один из самых глупых поступков в своей жизни. Это была ошибка, потеря рассудка — и все же, когда он поднялся на ноги и медленно зашагал в другую сторону, в его воображении вдруг вспыхнули образы — он ясно представил себе, что произошло бы, если бы Клэр не вырвалась из его объятий.
Ранним утром следующего дня Хэтч по короткой тропинке направился в базовый лагерь. Он вошел в кабинет Сент-Джона и с удивлением обнаружил, что историк уже на месте. Отодвинув старую пишущую машинку, тот разложил перед собой с полдюжины книг.
— Не ждал вас так рано, — признался Хэтч. — Я хотел оставить вам записку с просьбой зайти ко мне.
Англичанин откинулся на спинку кресла и потер пухлыми пальцами глаза.
— Я и сам хотел с вами поговорить. Мне удалось сделать интересное открытие.
— Мне тоже.
Хэтч молча вытащил стопку пожелтевших бумаг, которые лежали в прозрачных папках. Освободив место на письменном столе, Сент-Джон разложил перед собой папки. Постепенно усталость на его лице сменилась интересом. Он взял один из желтых листов рукописи и посмотрел на Хэтча.
— Где вы это раздобыли? — спросил историк.
— Они были спрятаны в старом шкафу на чердаке моего дома. Здесь описаны поиски сокровищ, которыми занимался мой дед. В ряде случаев я узнал почерк. Как вы знаете, сокровища стали для него настоящей манией, и в результате он разорился. Мой отец сжег большую часть архива после смерти деда, но эти записи он просто не нашел.
Взгляд Сент-Джона вернулся к бумагам.
— Поразительно, — пробормотал он. — Некоторые из этих данных ускользнули от внимания наших коллег, работавших в архиве в Севилье.
— Мой испанский далек от совершенства, поэтому я не сумел перевести все. Но вот что меня заинтересовало.
Хэтч показал на папку с надписью «Archivos de la Ciudad de Cadiz». Внутри находилась темная расплывчатая фотография подлинной рукописи.
— Давайте посмотрим, — начал Сент-Джон. — «Архивы суда Кадиса с тысяча шестьсот шестьдесят первого по тысяча семисотый годы». Хм-м-м. «Во время правления Святого римского императора Каролуса Второго, — иными словами Карла Второго, — нам ужасно досаждали пираты. Только в тысяча шестьсот девяностом году Королевский серебряный флот…» — впрочем, тогда перевозилось и золото…
— Продолжайте.
— «…Был захвачен и разграблен невежественным пиратом Эдвардом Окхемом, что обошлось короне в девяносто миллионов реалов. Он стал для нас настоящим проклятием, бедствием, посланным самим дьяволом. Наконец, после долгих сомнений, наш Тайный совет позволил нам получить в свое распоряжение меч святого Михаила, наше величайшее, тайное и ужасное сокровище. In nomine patre,[79] пусть Господь дарует нашим душам прощение за это деяние».
Сент-Джон отложил папку и нахмурился.
— Что это может означать: «наше величайшее, тайное и ужасное сокровище»?
— Не знаю. Возможно, они полагали, что меч обладает магическими свойствами. И что он напугает Окхема. Что-то вроде испанского Экскалибура.
— Сомнительно. Не забывайте, наступил век Просвещения, а Испания была одной из самых цивилизованных стран Европы. Не мог тайный совет императора верить в средневековые суеверия, не говоря уже о том, чтобы решать на их основании государственные проблемы.
— Если только меч действительно не носил в себе печати проклятия, — шутливо пробормотал Хэтч, для большего эффекта широко раскрыв глаза.
Однако Сент-Джон даже не улыбнулся.
— Вы уже показывали эти документы капитану Нейдельману?
— Нет. Честно говоря, я подумываю о том, чтобы послать их по электронной почте старому другу, живущему в Кадисе. Маркизе Гермионе Конча де Гогенцоллерн.
— Маркизе? — уточнил Сент-Джон. Хэтч улыбнулся.
— Вы бы никогда не догадались, глядя на нее. Но она любит рассказывать о своей длинной и славной родословной. Я познакомился с ней, когда работал с «Врачами без границ». Она весьма эксцентрична, ей уже почти восемьдесят, однако она превосходный исследователь, читает на всех европейских языках и знает многие древние диалекты.
— Наверное, вы правы, лучше попросить помощи, если есть у кого, — сказал Сент-Джон. — Капитан настолько погружен в проблемы Водяной Бездны, что у него просто не будет времени в этом разбираться. Вы знаете, вчера, после отъезда страхового агента, он пришел ко мне и попросил сравнить длину и ширину Бездны с данными шпилей различных соборов. Затем он хотел нарисовать опоры, которые используются в соборах, чтобы воссоздать нагрузки исходного шпиля. По существу, сделать Бездну безопасной.
— Так я и понял. Непростая задачка.
— Ну, с технической точки зрения это не так уж сложно, — заметил Сент-Джон. — Самым трудным оказалось провести соответствующие исследования. — Он указал на разложенные на столе книги. — Я потратил остаток дня и всю ночь только для того, чтобы сделать наброски.
