— У меня два друга. Все, что я имел в жизни хорошего, я имел или от того, или от другого. Если вы оба того мнения, что нам лучше уехать, в таком случае… — он замолчал на минуту и взглянул на нас полными слез глазами, — в таком случае с моей стороны было бы крайне неблагородно не подчиниться вам, — продолжал он. — Делайте со мной что хотите, но только не думайте… — он снова запнулся, — делайте со мной что хотите, но не думайте, чтобы я не любил вас. Видит Бог, что я и люблю, и уважаю вас.
Сказав это, он выпустил наши руки, повернулся, подошел к окну и начал смотреть в пространство. Леди Генри подбежала к нему, назвала его по имени и, бросившись к нему на шею, заплакала.
Я вышел из комнаты, затворил потихоньку за собой дверь и в глубине души поблагодарил Бога за то, что мне удалось устроить счастье лорда и его жены.
Согласно желанию милорда, к завтраку мы все собрались в зале. К тому времени мастер Баллантрэ снял уже свои сапоги с заплатками и оделся, как того требовало приличие. Секундра Дасс снял также с себя свои кисейные тряпки и был теперь в черном сюртуке и брюках, производя в этом костюме крайне комическое впечатление.
В то время, как лорд с семейством вошел в зал, мастер Баллантрэ со своим другом стоял у окна и смотрел в сад. Они оба повернулись, когда дверь отворилась, и «черный человек», как его прозвала прислуга в доме лорда, поклонился чуть ли не до земли, в то время как мастер Баллантрэ, как член семьи, побежал вперед, чтобы приветствовать миледи и ее детей. Но леди Генри остановила его, попросила не подходить близко к ней, издали очень холодно кивнула ему головой и притянула к себе поближе своих детей. Милорд прошел несколько вперед, а жена его последовала за ним, так что все они, лорд Генри, миледи Генри и мастер Баллантрэ, стояли неподалеку друг от друга.
Время на всех троих наложило свою печать, ни для кого из них оно не прошло бесследно, и мне было крайне досадно видеть, что как раз на злого и порочного человека оно наложило самую меньшую печать; он все-таки и теперь, несмотря на то, что он постарел, казался красивее всех.
Миледи имела вид уже довольно пожилой женщины; она очень располнела и походила на матрону, у которой огромное количество детей и полон дом прислуги. У лорда Генри тряслись уже колени, он держался не совсем прямо и ходил какими-то неровными, порывистыми шагами; лицо его было в морщинах и как будто несколько вытянулось, а на губах время от времени появлялась не то горькая, не то печальная улыбка. Мастер Баллантрэ, наоборот, держался совершенно прямо, быть может, это и стоило ему усилий, этого я не знаю, но в его фигуре никаких признаков старости не было заметно. На лбу, между бровями, у него действительно была глубокая морщина, но она придавала его лицу только еще больше энергии. Он по своей наружности совершенно походил на сатану, каким его описывает Мильтон в «Потерянном Рае». Я не мог не восторгаться его красивой наружностью и удивлялся только тому, что я не чувствовал теперь ни малейшего страха в его присутствии.
Но, несмотря на всю свою красоту, мастер Баллантрэ не производил уже теперь того обаятельного впечатления и не мог разыгрывать той роли любимца, как прежде. Теперь уж никто из его родственников не питал к нему ни малейшего чувства привязанности. Он, на правах чужого, приехавшего из дальних стран путешественника, мог сидеть за столом брата и болтать, но не смел позволять себе выкидывать те фокусы и играть ту комедию, которую он играл прежде. Да и перед кем ему играть ее? Отца больше не было в живых, а леди Генри интересовалась теперь уж не им, а своим мужем.
Глядя на этого фальшивого человека, не имевшего теперь больше той силы, которой он раньше обладал, мне пришло в голову, что я совершенно напрасно так сильно испугался при его появлении. Он остался, без сомнения, таким же ехидным и фальшивым человеком, как прежде, но теперь он уже не имел той силы, которой он обладал при жизни отца, и поэтому он напоминал мне собой змею, у которой вынули жало.
В то время, как мы завтракали, меня занимали две мысли: во-первых, меня занимала, а вместе с тем и радовала мысль, что мастер Баллантрэ, несмотря на все свое ехидство, по-видимому, не в силах был строить козни лорду Генри, а во-вторых, что лорд Генри, пожалуй, был прав, и ему вовсе не следовало бежать от врага, не могущего причинить ему существенный вред. Но в ту же минуту я вспомнил о том, до какой степени сильно билось сердце лорда Генри, когда он увидел брата, и я решил, что для здоровья моего бедного патрона гораздо лучше, если он не будет подвергаться лишним неприятностям.
Когда мы кончили завтрак, мастер Баллантрэ последовал за мной в мою комнату и, не дождавшись с моей стороны приглашения, взял стул и, усевшись на нем, спросил, что ему делать и как мы намерены теперь поступить?
— Как, каким образом мы намерены поступить, мистер Балли? — спросил я в свою очередь. — Дом этот, разумеется, на некоторое время будет служить вам пристанищем.
— На некоторое время? — спросил он. — Я не понимаю, что вы хотите этим сказать?
— Мне кажется, что тут и объяснять нечего, — ответил я. — До тех пор, пока вы не совершите какого-нибудь неблаговидного поступка, могущего бросить пятно на репутацию лорда Деррисдира, до тех пор вы можете проживать здесь, а как только вы скомпрометируете нас, мы вас тотчас вышвырнем вон.
— Вы дерзкий, негодный человек! — сказал мастер Баллантрэ, сердито сморщив лоб.
— Я учился в хорошей школе и был усердным учеником, — ответил я. — Во всяком случае, вы должны знать и понимать, что со смертью лорда, вашего отца, положение ваше в этом доме сделалось совсем иное. У вас уже нет теперь той силы, мастер Балли, которую вы имели прежде. Я вас теперь больше не боюсь. Напротив, да простит мне Бог, но я нахожу даже некоторое удовольствие в вашем обществе.
Он засмеялся громким смехом, но смех этот, как я ясно заметил, был неестественным.
— Я приехал сюда с пустыми карманами, — сказал он спустя минуту.
— У нас нет денег, которые мы могли бы швырять направо и налево, — ответил я. — Я советовал бы вам не рассчитывать на то, что вы что-нибудь получите.
— Мы насчет этого еще поговорим, — сказал он.
— В самом деле? — спросил я. — Я решительно не понимаю, о чем тут еще говорить.
— О, вы только прикидываетесь, будто вы не понимаете, — сказал мастер Баллантрэ. — Не забудьте, что у меня есть возможность устроить вам всем скандал, и я отлично знаю, что вы побоитесь его, и этим я воспользуюсь.
— Виноват, мистер Балли, но я положительно не могу себе даже представить, какой скандал может грозить нам с вашей стороны, — сказал я.
