Он знал: стоит ему потерять сознание хотя бы на минуту, и эти двое уйдут, растворятся в заболоченных лесах. Возможно, их ждут в приграничной полосе, чтобы перебросить дальше в глубь нашей территории. И это знают только они — узколицый и высокий в брезентовом плаще.
Нужно держаться до последнего. А где она, эта грань последнего? Мрак забытья может прийти в любую секунду.
Покора окунул лицо в болотную жижу, до боли закусил губу, прогоняя вновь охвативший его озноб.
Проклятый туман. В нем, как в вате, глохнет все: и звуки, и свет, и сознание. Роман закрепил автомат между сучьями полусгнившего дерева, достал ракетницу, сунул ее за пазуху. Ему хотелось перевязать раненую руку, но в десяти шагах стояли двое с цепкими, внимательными глазами волков. Им нельзя показывать, что ты ранен серьезно, что потерял много крови. Пусть они считают его рану царапиной.
Покора не надеялся, что его выстрелы услышат соседние посты — в этом проклятом моросящем тумане звуки глохли сразу, едва родившись, — но изредка стрелял в воздух, подняв автомат над головой.
Каждый выстрел стряхивал с него жесткую дрему забытья и отбирал у нарушителей надежду.
Стало совсем темно, но и туман, освободившись от влаги, поредел, сник, припал к воде. Небо смутно вызвездилось, и тогда Роман осторожно достал из-за пазухи ракетницу. Он встал и поднял ее над головой во всю длину руки. Глухо хлопнул выстрел, и все вокруг озарилось багровым высоким светом. Ракета прочертила красную дугу и растворилась в темном небе.
Ефрейтор одной рукой зарядил ракетницу, и снова над топью глухо хлопнуло, и розоватый отблеск метнулся по черной воде, выхватив на мгновение застывших с поднятыми руками нарушителей, кочки, похожие в полутьме на большие пни, и дальний, открывшийся теперь лесок — цель его пути.
Роман тяжело лег в болотную жижу, навалившись грудью на полузатонувшее дерево, чувствуя, как бухает от пережитого напряжения сердце и вязкий, слепящий туман заволакивает сознание.
«Сейчас они сделают последнюю попытку уйти», — мелькнула, мысль.
Неимоверная слабость навалилась на пограничника, и вдруг он скорее почувствовал, чем увидел: неясный, расплывчатый полусвет коснулся воды, легкий блик пробежал по ее черной маслянистой поверхности и погас.
Покора догадался: полусвет этот рожден ответной ракетой.
И, прежде чем потерять сознание, Роман последним усилием нажал на спусковой крючок, короткой очередью предупреждая нарушителей, что он жив и видит, как, подхлестнутые ответным сигналом, двинулись они к нему, низко согнувшись, почти распластавшись над топью.
Пули хлестнули воду перед узколицым Гуго. Он словно споткнулся о невидимую преграду и рухнул лицом вниз, так и не успев сообразить, какая бешеная сила ударила его в переносицу, отбирая последнюю надежду на прорыв.
Прошумели осенние дожди. Покрылись инеем травы и мох на скалах. Ефрейтор Роман Покора возвращался из госпиталя на родную заставу старой грейдерной дорогой, привычно приглядываясь к следам на обочине, вслушиваясь в строгую, таинственную тишину облетевшего леса.
Будет на заставе обед в его честь, крепкие объятия товарищей.
Все это еще предстоит ему пережить и перечувствовать, но настоящая встреча — это сейчас на пограничной тропе, которая ведет его к невысокому столбу с Гербом Советского Союза.
След обнаружили ночью. Две красные ракеты подняли заставу. Капитан Ермаков с тревожной группой прибыл на место нарушения.
Старший наряда сержант Петр Узоров, обнаруживший след, включил фонарик, прикрывая полой плаща яркий бьющий свет луча, и Ермаков увидел на мокром после дождя песке едва заметное углубление.
Это был не след ноги человека. Скорее всего, он походил на крохотную лунку, но Ермакову, служившему на границе десятый год, отметина на песке поведала многое.
Пользуясь грозовой ночью, нарушитель пересек пограничную реку, выполз на берег, лежа в кустах, дождался, пока пройдет пограничный наряд, собрал фиброгласовый шест, почти такой же, каким пользуются спортсмены, и перемахнул контрольно-следовую полосу в надежде, что затянувшийся ливень размоет лунку, оставленную шестом.
Нарушитель если шел быстро, то успел добраться до шоссе.
И еще понял Ермаков, что проводник с собакой здесь не помогут. Секущие струи дождя давно уже смыли всякий след: сразу за контрольно-следовой полосой начиналось небольшое каменистое плато с нагромождением скал, переходящее в пустыню.
Дорога, уходящая в глубину страны, — вот первая цель нарушителя. Рядом — порт, через который товары направляются по бетонке на железнодорожную станцию. До нее несколько десятков километров. Движение на шоссе не прекращается и ночью.
Значит, первое, что предпримет начальник отряда полковник Артюшин, — перекроет бетонку.
Так думал капитан Ермаков, сидя в канцелярии заставы и ожидая приезда Артюшина.
Он сделал все возможное, что следовало сделать в таком случае: заблокировал зону нарушения, выслал конный, отряд на шоссе, попытался определить направление, в котором скрылся нарушитель.
Но собака Найда не взяла след.
Ермаков думал о нарушителе. Кто он? Во что обут? Как выглядит? Наверное, это — сильный, тренированный человек. Долго же он ждал грозовой ночи. Дожди в этом краю в это время года редки.
За окном прошумел «газик», и в канцелярию вошел седой крупный мужчина — полковник Артюшин. Поздоровался и сразу подошел к карте. С минуту разглядывал ее, словно видел впервые. Обернулся. И Ермаков увидел: обычно спокойный, полковник на этот раз выглядел взволнованным.
— Садитесь, капитан, — негромко обронил он, — будем рассуждать.
Ермаков кратко доложил обстановку и только потом сел. Артюшин кивнул.
— Хорошо, что выслали конный наряд и заблокировали зону нарушения, перекрыли бетонку и все проселки. Только, я думаю, и нарушитель осведомлен обо всем этом. Вернее, предположил такое, будучи еще на той стороне.
Полковник помолчал, хрустнул суставами сцепленных пальцев. Внезапно спросил:
— Вам никогда не приходила мысль, что песок похож на воду?
— Нет. Как-то не думал об этом, — признался Ермаков.
— И я никогда не думал. А сегодня вот пришло в голову. И знаете почему? Бюро погоды предсказывает не сегодня-завтра песчаную бурю. Как вы думаете, мог сей факт учесть нарушитель? Гроза уничтожила след на плато. Буря заметет следы в песках.
— Но... пески тянутся на сотни километров. Они безводны. Это же верная гибель... И потом пески хорошо просматриваются с вертолета. Нарушитель, конечно, знает об этом.
— Да, знает, — согласился полковник, — а мы не знаем, какие маскировочные средства он применит в песках. Мы не знаем, сколько у него воды и насколько вынослив этот человек. И не такая уж безводная пустыня — колодцы есть, капитан. Мало их — это другое дело.
