Из пятидесяти восьми дивизий, находившихся под командованием Рундштедта, не только 716-я дивизия, в которой служил Баумерт, а еще тридцать четыре дивизии были лишены способности передвигаться, а к обороне они были готовы лишь теоретически, по отчетам и приказам. В случае крупного наступления противника их заранее можно было считать уничтоженными. Полки и дивизии были неукомплектованы, численность пехотных дивизий не превышала девяти тысяч человек, танковым дивизиям не хватало боевых машин, вместо тысячи восьмисот танков их всего насчитывалось тысяча пятьдесят.
До октября 1943 года из Франции на Восточный фронт были отправлены тридцать одна пехотная и шестнадцать танковых и мотомеханизированных дивизий, а до апреля 1944 года тот же путь с запада на восток проделали еще двадцать три дивизии. Активизация боевых действий Советской Армии настоятельно требовала таких мер. Это давало возможность союзникам добиться победы более легким путем. Красноречивые призывы Геббельса к тотальной войне, с которыми он выступил в берлинском дворце спорта, не могли удовлетворить насущных нужд фронта в вооружении и технике.
«Интересно, что было бы, — Думал Баумерт, — если бы здесь у нас вдруг неожиданно появился старый хитрый лис пустыни Роммель с пронзительным взглядом, в фуражке с автомобильными очками и маршальским жезлом в руках? Интересно, удалось бы ему зажечь солдат и возродить в них веру в возможную победу?» Между опорными пунктами обороны имелись участки ничейной земли шириной до пяти километров, на которых не было ни солдат, ни инженерных заграждений, ни минных полей. Роммель ничего не мог здесь изменить, так как дивизиям были выделены для обороны чрезвычайно растянутые участки местности, а легкие артиллерийские батареи должны были прикрывать своим огнем участки шириной от двенадцати до двадцати километров.
Гитлеровское командование имело здесь очень небольшие резервы в живой силе и технике, в то время как англо-американские войска уже сосредоточились в английских портах и получали конкретные боевые приказы (до этого они не один раз отрепетировали проведение будущей операции — даже с боевой стрельбой). Однако гитлеровский генералитет недооценивал не только общую политическую ситуацию, но и состояние боеготовности американских и английских солдат, их вооружение и военную подготовку.
И хотя Баумерт на основе собственных размышлений мог прийти к кое-каким выводам, он, естественно, не был в состоянии разгадать политическую игру верхов. Да и откуда ему было знать, например, что большая часть крупных нацистских руководителей уже тогда ясно понимала, что война ими бесповоротно проиграна, однако они хотели продлить ее как можно дольше, не обращая внимания на огромные жертвы. Рано или поздно, думали они, руководство устанет или же будет заменено новым, и тогда можно будет сколотить новую коалицию, направив ее против Советского Союза.
«Что будет, если противник высадится как раз на нашем участке побережья? — с беспокойством подумал Баумерт. Ответить на этот вопрос он, разумеется, не мог и широко зевнул. — Кто, когда и где именно отважится высадиться на побережье?»
— Эй, Вольф, ты меня прямо загонял!
Голос у Блетермана был очень противный. Баумерт встал и, отряхнув песок с брюк, слегка раскачиваясь, направился к машине. Пфайлер, стоя под маскировочной сеткой, давал какие-то указания командиру батареи — пожилому капитану по фамилии Мюллер. Капитан казался несколько испуганным и то и дело щелкал каблуками, внимательно слушая указания. Возразил он всего лишь один-единственный раз, сказав, что здесь не такие благоприятные условия, как в Уистреаме. Когда же майор строго спросил его, что он хочет этим сказать, капитан сразу же сник и тихо пробормотал что-то о неподготовленности солдат и о желаемой замене.
Для командира батареи капитана Мюллера день 28 мая 1944 года показался особенно несчастливым. Приложив руку к козырьку фуражки, он застыл по команде «Смирно», провожая майора. Так он стоял до тех пор, пока машина майора, подняв целое облако песка, не скрылась из глаз, подпрыгивая на ухабах.
Небольшой городок Уистреам расположился в устье Канского канала. Отсюда вдоль побережья вплоть до самого Курсёля тянется великолепный пляж с белоснежным песком. До войны население Уистреама насчитывало четыре тысячи человек. Во время летнего сезона оно подскакивало до двадцати тысяч за счет отдыхающих, приезжавших сюда купаться и загорать. Сейчас же в городке осталось не более четырехсот жителей, остальные уехали или эвакуировались, боясь, что это место может оказаться адом и бежать тогда будет уже поздно.
Оборонительный рубеж проходил прямо между жилыми домами: тут находились огневые позиции полевой и зенитной артиллерии и минометов, пулеметные гнезда, соединенные траншеями и ходами сообщения. Батареи крупного калибра размещались вокруг Гавра в готовности вести огонь в западном направлении. Время от времени сюда подходил из устья Сены миноносец, но обычно довольно быстро исчезал. Иногда появлялись рыбацкие лодки с установленными на них пулеметами, которые германское военно-морское командование реквизировало у населения для своих нужд. На них обычно перевозили смену артиллерийских наблюдателей, что несколько скрашивало однообразие повседневной жизни. Большинство элегантных вилл было заколочено и постепенно ветшало. В некоторых из них размещались штабы, караульные помещения, телефонные и радиостанции. Предпочтение отдавалось небольшим, но хорошо обставленным отелям.
Повсюду можно было видеть строительные отряды и группы из организации Тодта, которые облицовывали бетоном убежища и КП, оборудовали огневые позиции артиллерии, строили огневые точки. Инженерные подразделения устанавливали заграждения из колючей проволоки, минировали участки пляжа и дюны. Как грибы после дождя, вырастали таблички со скрещенными костями и черепом, над которым предостерегающе чернели два слова: «Внимание! Мины!»
Бернрайтер остановил машину у великолепного дома, окна которого выходили прямо на пляж. В этом доме размещался личный состав передового артиллерийского командно-наблюдательного пункта. Пфайлер обладал вкусом русского помещика старых времен и немецкого городского коменданта одновременно. Его КНП располагался в нескольких километрах юго-восточнее огневой позиции — на всякий случай на безопасном удалении от побережья, на котором мог высадиться десант противника.
Для себя лично майор облюбовал одну очень удобную виллу, в которой был готов жить до конца войны, сколько бы она ни продлилась. Чем больше вещей, принесенных из других вилл, собиралось в его комнатах, тем ретивее и жестче становились его патриотические чувства и соответствующие претензии к подчиненным.