Затерянный мир - Юрий Валерьевич Литвин

Спиннинг, конечно, дурак, но головой замотал энергично, сразу в ситуацию врубился, на завтра встречу назначил, типа постарается достать. Рожок и утопал.

Всю ночь Спиннинг вшей по квартире ловил, и по пробиркам сортировал, по только ему известным критериям. Еще и этикетки лепил самодельные. И только под утро спать улегся, а Рожок уже в двери трезвонит, рожа довольная, улыбается, давай, мол, мое лекарство.

– Достали? – интересуется.

– Вы меня, достали,– зевает невыспавшийся доктор,– деньги давайте!

Рожок деньги дал, а Спиннинг дверью – хлоп! И кричит:

– Позже зайдите!

Полдня Петр Иванович от нетерпения с ума сходил, пора за лекарством идти, не пора, простил его доктор за ранний визит, или нет? Часа в два дня решился визит повторить. А Спиннинг сидел телефонный справочник города Новосибирск читал на 350 тысяч фамилий. Хобби у него такое было. Тут Рожок звонит. Повздыхал доктор, повздыхал, но деваться некуда, дал больному лекарства свои самодельные. Объяснил даже, что и как:

– Надо рот пошире при приеме открывать, но не совсем широко, а так чтобы захлопнуть успеть, чтоб вошь наружу не выпрыгнула, понятно?

– Понятно,– Рожок блеет, и пробирки прячет с опаской.

– Ну, вот,– продолжает Спиннинг,– обязательно после еды, чтоб вырвало как следует! А можно и перед сном, когда зевается, сразу хлоп, принял и пошел на унитаз.

И скалится своему юмору медицинскому:

– Вошь, глядите, отборная, резвиться еще, молодая! Ишь…

Рожок поблагодарил кое-как и домой убежал.

Дома бутербродов себе наделал, капусты квашеной достал из холодильника. Сел лопать, чтоб желудок набить, а то ж с утра на нервах, голодный. Нажрался, аж пузо распухло, а руки сами к лекарству тянутся. Настроился и принял, сначала одну пробирку, потом другую, еще чтоб воши не упрыгали, стал в пробирки воду лить из под крана, нахлебался вволю, придурок. Пил пока лезло, а потом чует бурлит что-то внутри…И как побежит на унитаз!

Проблевался, аж страшно! Но вроде полегче стало в желудке. Поплелся к зеркалу, цвет определять. Глянул: «Ничего мужик!», только бледный. Ну и ладно. Давай Якорю в двери стучать, хвастаться, а тот через двери спрашивает:

– А ты не заразный?

– Не,– Рожок отвечает гордо,– смело выходи, я уже на излечении, и притом, если что, то и тебя вылечу мигом, у меня лекарство заграничное имеется, очень хорошее.

Якорь на лекарство не соблазнился, перед тнем как дверь открыть полотенце себе на лицо повязал, а потом еще для надежности и майку, лямки на затылке завязал, и типа марлевая повязка получилась, только жиром от уточки закапанная. Выходит, наконец, Рожок его даже не узнал, сначала, а потом, когда Ахинора из комнаты Вову позвала, то узнал.

Ахинора спросила громко:

– Вова, КУДА?

А Якорь и отвечает:

– К соседу на миг… – и дверь за собой прикрывает, а у Рожка спрашивает:

– Ну шо?

Ведет его Рожок на кухню, подводит к окну и спрашивает:

– Ну посмотри на меня?

– Чаво? – Якорь сквозь респиратор свой удивляется.

– Посмотри на меня, говорю, как я тебе?

Якорь хмыкает невнятно и бурчит:

– Ну, ты Петька, конечно, не Маша Распутина, но какому-нибудь Моисееву сгодишься на черный день!

– Дурак! – обижается Петр Иванович,– я не про то! Ты скажи, лицо у меня желтое или нет?

– Желтое! – отвечает Вова уверенно,– и немного в синеву, а что?

– Тьфу,– плюется Рожок, и объясняет,– я лекарство пью от желтухи, ты мне скажи, помогает или нет?

– Ааа,– тянет Якорь,– понятно,– и ужодит быстренько.

Рожок тоже пугается и к зеркалу бежит, и у зеркала еще одну пробирку внутрь принимает, а минут через десять еще один, и еще… к вечеру так вшей наглотался, что с желудком оказия вышла. Всю ночь сердешный просидел в спущенных штанах. А по Триполью уже слух пошел нехороший, мол, желтуха, эпидемия. Народ в респираторы нарядился, раскупил все что в магазине двадцать лет лежало на всякий случай. И ходили друг от друга шарахались. Даже сериал дебильный про «Марию» смотрели, противогазов не снимая, протирая стекла запотевшие от напряжения. К Рожку паломничество началось: « Расскажи, да расскажи, где лекарство берешь!»

А тот молчит. Не отвечает, сидит себе в туалете, и молчит. Хотели его за молчание в унитаз головой макнуть, да двери крепкие оказались. Дед Шенделяпин так и сказал, между прочим, пару раз костылем по дверям стукнув:

– Не достать мерзавца!

Разошелся народ, тогда и Рожок выполз, проспал всю ночь, как младенец, а наутро снова к Спиннингу пополз на всякий случай.

– Дайте мне еще лекарства!

А доктору в облом было опять блох собирать, отвечает:

– Извините, батенька, у вас и без лекарства, следы выздоровления и так на все лицо.,– и зеркальце подносит.

Глядит Петр Иванович и вправду, следы какие-то на лице, пятно всякие, бородавки, родинки, прочая хрень. В принципе все как обычно. Но он обрадовался:

– Спасибо доктор! – деньги какие-то сунул тому в халат и на улицу убежал. И по дороге всем хвастаться стал, как его Спиннинг вшами от желтухи вылечил, а доктор деньги спрятал в шкатулку резную и сел дальше телефоны читать. А народ-то к нему повалил. Доктор испугался, открывать не хотел, а когда узнал за чем к нему народ толпой привалил, так вообще двери комодом подпер, а и правда, где ему вшей на такую ораву ловить?

Вышибли двери, не помог комод. Повалила толпа к доктору в квартиру, все лекарства, какие ни есть вымели под чистую. Даже от кашля, короче, все что нашли, все забрали. А Маргулис, скотина, на всякий пожарный, еще и справочник Новосибирска забрал, еще им доктора по лысине стукнул для профилактики.

Дальше что? Да как обычно, напились лекарств под водочку и сели результатов ждать. И дождались поближе к ночи. Поймали около станции разносчиков инфекции, желтолицых. Они китайцами оказались, бизнесменами. Из Города в Березники товар возили, или наоборот. Не важно. Но желтые были, как я не знаю что.

Вонилин с Одноглазым их отбуцкали на всякий случай, а потом отпустили, а че с ними еще делать?

Вот с тех пор китайцы в Триполье ни ногой, и вьетнамцы с корейцами тоже. Такая история…

САЛО

Когда карлик вернулся домой, его встревожила царящая внутри тишина.

«Странно, странно»,– подумал Вильгельм Карлович Буцефал, пятидесятилетний мужчина метрового роста, в самом расцвете сил, как говаривал небезызвестный Карлссон, и пихнул двери плечом, по уже давно сложившейся традиции. В комнате его ожидала страшная картина. На полу валялся со свернутой на бок головой, его дедушка Сян – кавказский долгожитель, в семейных трусах и валенках на голое тело. Причем по непонятной причине трусы были спущены до уровня валенок, и наверное это больше всего напугало карлика.

Нельзя сказать, что отношения в семье были идеальными, скорее наоборот, с того самого дня, как проживавший в доме Буцефала немолодой армянин почему-то признал в домовладельце собственного давно утраченного внука. После этого