полной программе. Я тебе это точно говорю. Уж поверь.
Она обернулась, отслеживая мою реакцию. Но реакции не было. Я просто не знала, как на это реагировать.
— Ну, ты чего, Зойка? — забеспокоилась женщина, глядя на меня исподлобья. — Всё наладится. Хотя ребят, конечно, бросать одних не надо было. Там один Уткин чего только стоит.
— Чего? — машинально протянула я, чтобы поддержать разговор.
— Дык, ты же не знаешь, а он прям перед самым вашим выходом написал служебку, что ему необходимо шесть литров спирта "с целью стерилизации и длительного сохранения анатомических препаратов лисы и куницы", — процитировала наизусть содержание записки толстая женщина и хохотнула, — Представляешь?! А Бармалей потом смеялся, что Уткин решил всю лису целиком в трехлитровой банке замариновать. И куницу. Но спирт всё равно выдал. Правда не шесть, а четыре литра. Но это тоже ого-го! Теперь понимаешь?
Я неуверенно кивнула.
— А сейчас, когда ты ушла, и у них есть четыре литра спирта, сама понимаешь, чем всё закончится…
— А почему не формалин? — удивилась я. — Никаких проблем бы не было.
— Извечная мужская солидарность, мать её за ногу, — неодобрительно буркнула женщина и осуждающе покачала головой.
Она чуть прикрутила фитиль на лампе и продолжила (очевидно ей хотелось выговориться, а других слушателей не было):
— Я тебе больше того скажу, Зоя. Пока тебя не было — нам из основной базы нынче забросили 30 ящиков медицинского спирта. А в каждом ящике по 20 бутылок. Сама теперь подумай.
Я изобразила удивление от такой новости.
— А Колька вчера нашим проболтался. И теперь об этих ящиках знают все, — неодобрительно сверкая глазами продолжила воодушевленная моей реакцией женщина. — Бармалей все ящики к себе уволок, но долго он их прятать не сможет: рано или поздно уедет куда-нибудь, так наши потихоньку растащат. Будет, как в прошлый раз.
Что было в прошлый раз выяснить не удалось, потому что за тонкой стенкой камералки раздались шаги. Женщина выглянула в приоткрытую дверь и закричала:
— Митька! Где ты весь день шляешься?! Ты почему в бочку воды не наносил?
— Еще днем наносил! — раздался в ответ низкий мужской голос.
— Да я не про ту, я про синюю! — возмутилась женщина, — мне же постирать после бани надо будет…
— Так ты всё равно утром стирать будешь, — возразил голос, — утром и наношу.
— Нет, ну ты посмотри на него! Ещё один умник, блядь, нашелся! — на весь лагерь завопила женщина, всплеснув руками, — он уже за меня всё порешал! А подумать, что бельё замачивать с вечера надо, — своих мозгов не хватает?
— Ну, Аннушка, ну, не ругайся ты, — примирительно забубнил голос, — я сейчас мигом всё наношу.
— Э-э-э нет! — не повелась женщина (я теперь знала, что её зовут Аннушка). — Ты давай-ка, дружочек, бегом дрова иди готовь. Сейчас наши вернутся, пока ужинать будут, надо баню растопить. А потом уж и воды в ту бочку наносишь.
— А ужинать я что, не буду? — возмутился голос.
— Дык раньше думать надо было, — непреклонно отрезала Аннушка (и я поняла, что она тут главный авторитет, не считая какого-то Бармалея). — Ты, Митенька, если сейчас пререкаться и дальше продолжишь, дык еще и без завтрака останешься. Или сомневаешься?
— Да бегу я, бегу… — забубнил голос, удаляясь.
— Вот с ними всегда так, — криво усмехнувшись, вздохнула Аннушка, — почему-то все мужики считают, что они жизнь лучше нас, баб, знают. А оно же, если присмотреться, так ровно наоборот всё получается!
Я не ответила ничего на этот всплеск ярого феминизма. Меня начало невыносимо клонить в сон, кроме того опять жутко разболелась голова. Но Аннушке были нужны не собеседники, а слушатели.
— Вот посмотреть хотя бы на того же Уткина. Аж целый кандидат геолого-минералогических наук, а не какое-то хухры-мухры! Недавно, говорят, книгу серьёзную написал. Важный человек, в общем. Но это всё только кажется. Чуть ковырнешь — ерунда сплошная, а не мужик!
Она грозно взглянула на меня, но я не возражала, мне было всё уже безразлично — я просто сидела и мужественно боролась с подступающим сном.
— Вот прошлый раз были мы на южном Урале, бериллы всякие искали. Пять месяцев почти просидели там, в экспедиции, представляешь? — продолжила обличать Уткина Аннушка, — Так этот дурень вдруг пластинчатоусыми жуками увлекся. Наловит всякой хрени и давай на них любоваться. И таки допрыгался. Однажды поймал каракурта, у нас его еще черной вдовой называют. В бутылку от лимонада "Колокольчик". Припёр к нам в лагерь и подбил Захарова, чтобы сфотографировать. А Захаров — еще больший дурень. Потому что аж целый доктор физико-математических наук. Но ума соответственно еще меньше, чем у Уткина. У них же здравый смысл из мозгов вытесняют формулы, понимаешь? В общем, Захаров предложил Уткину выпустить каракурта из бутылки на траву, чтобы сфотографировать, значит, "в естественных условиях". Потому что, когда Уткин этого каракурта ловил, в бутылку, мол, земля попала, некрасиво же так. Не эстетично, мать его! Так вот этот дурень Уткин взял и выпустил. Пока второй дурень, Захаров, фотоаппарат настраивал, каракурт сбежал куда-то под один из наших домиков. В общем, пришлось нам потом лагерь в другое место срочно переносить…
Я хрюкнула.
— Ну это еще что! — не унималась Аннушка, — а до этого были мы Казахской ССР, там вообще почти полгода в экспедиции просидели. Так Уткин поехал еще с двумя такими же дурнями на болото, гадюк ловить. Помогать казахским зоологам, значит. И для стерилизации они, как обычно, захватили трехлитровую банку медицинского спирта. Вернулись глубоко ночью, сильно уставшие после "стерилизации" трехлитровой банки, побросали мешки с наловленными тварями прямо посреди лагеря, а сами по палаткам спать пошли. А мешки-то дырявыми оказались, и за ночь змеи и гадюки по всему лагерю благополучно расползлись. В общем, тоже потом пришлось оттуда срочно сниматься. А Аллочку, лаборантку нашу, еще и змея за руку укусила. Хорошо, что спасти успели. Так вот Уткин…
Договорить Аннушка не успела, в лагере раздались многочисленные голоса — это вернулись остальные члены экспедиции.
Аннушка охнула и заторопилась на кухню, хлопотать с ужином. Я-то уже поела и теперь не знала — выходить к людям или сидеть и дальше в камералке*, сославшись на мой "вшивый" карантин. В общем, зависла я капитально, обдумывая,