Тихонов поднялся до четвертого этажа, остановился, вынул из кармана записочку: «Пятый этаж, квартира 12». Все, надо идти. Он повернул на последний марш и увидел, что дверь в квартиру отворена. Стас вошел в прихожую. Здесь стояли тихие, заплаканные люди. Значит, опоздал. И впервые Тихонову стало легче оттого, что кто-то его опередил. Полный мужчина негромко говорил по телефону, иногда голос его срывался на визг:
— Это же не люди, а бюрократы, я вам говорю! Это же что-то невозможное! Я же сказал, чтобы автобус послали в морг!
Он с маху брякнул трубку на рычаг и повернулся к Тихонову.
— Здравствуйте. Арон Скорый, заведующий редакцией. Иначе говоря, заместитель главного редактора по хозяйственной части. Ах, какое горе! Кто бы мог подумать! Вы, если не ошибаюсь, Константин Михайлович?
— Нет. Я, наоборот, Станислав Павлович. Но это не имеет значения.
— Видит бог, что да, не имеет. Перед горем все равны. Да, да, да.
«Вот привязался Скорый-Почтовый-Пассажирский, — с досадой подумал Стас. — А кто же это Константин Михайлович? Она вроде незамужняя…»
— Простите, — он отодвинул расстроенного толстяка и вошел в комнату.
Седая женщина, повязанная черной косынкой, сидела в углу на диване. Взгляд совершенно остекленел. Она не плакала, а только тихонечко раскачивалась и повторяла беспрерывно:
— Донюшка моя, донюшка, за что же ты меня так? Таточка моя нежная, за что же ты? Что мне жить без тебя? Донюшка моя, донюшка…
Около нее, обняв за плечи, сидела девушка с опухшими, красными глазами и говорила:
— Ну, мамочка, дорогая, перестань! Побереги себя, мамочка…
…Тихонов час подряд расспрашивал в соседней комнате сестру Аксеновой Галю обо всем, что могло иметь отношение к убийству Тани. Ничего, ничего, ровным счетом ничего девушка не могла сообщить полезного. Уже перед самым уходом вспомнил:
— А кто такой Константин Михайлович?
— Это Ставицкий — Танин приятель. Одно время они даже пожениться хотели. Но он скрыл от нее, что был женат. А она врунов ненавидит. Вот и пошло у них вкривь и вкось. Но все-таки они видятся иногда… — Девушка не замечала, что говорит о Тане, будто она должна скоро прийти.
Тихонов приехал во Владыкино задолго до пяти и решил еще раз пройти по тропинке. На том месте, где упала Таня, снег был уже плотно утоптан, по тропинке деловито шагали люди. Стас дошел до гостиницы «Байкал», бессознательно считая шаги. Потом повернул обратно. Здесь она упала. Лапина говорит, что вот тут убийца еще шел впереди. Сколько же шагов сделала Таня со смертельной раной в сердце? Тропинка заворачивала за дом 16 и кончалась на автобусной остановке. Евстигнеева помнит, а может быть, ей кажется, что она помнит, будто сразу после того, как они нашли Таню, раздался гул уходящего автобуса.
Шофер Гавриленко не помнил.
— Бес его знает! У меня длинных мужиков в черных пальто и кепках, почитай, сотня за день проедет…
Тихонов на него и не очень-то рассчитывал. Машина Гавриленко ушла в 20.26. А Евстигнеева говорит, что они вышли из дому минут двадцать девятого. За шесть минут они дойти почти до самой остановки не могли. Убийцу могли, вероятнее всего, увезти Демидов или Лампси.
Увез Демидов. Толстый, с маленькими серыми глазками и красным носом в голубоватых прожилках, он говорил спокойно, ковыряя каблуком кирзового сапога снег около кабины:
— Этот, что вы спрашиваете, вошел аккурат здесь, и еще какая-то старуха тоже. Старуха пятак в заднюю кассу бросила, а он стоит, в карманах мелочь копает, билеты брать не торопится. Я микрофон включил и говорю: «Граждане, приобретайте абонементные книжечки стоимостью пятьдесят копеек на десять поездок. Они экономят ваше время». Тут он подошел к окошечку, засмеялся и говорит: «Батя, давайте сэкономим мое время», — и купил книжечку. Опустил билетик в кассу, вернулся ко мне и говорит: «А гетеродин, батя, в радиоле твоей менять надо. А то смотри, хрипом своим распугаешь всех пассажиров». Это он кстати заметил: динамик мой — ни к чертям. Вот и все. Потому и запомнил. А так бы — нет. Много же людей — молодых и длинных, а про пальто черное и говорить не стану. Вообще-то, парень вроде приличный…
Рассудительный дядя, молодец. Тихонов спросил:
— А где сошел этот парень?
— Ну-у, этого я, конечно не заметил. Народу на следующей остановке много село, да и ни к чему мне смотреть за ним. А вообще-то, ежели не секрет, на кой он вам ляд сдался?
— Дело в том, что, по всей видимости, этот «приличный» парень, перед тем как сел в ваш автобус, убил человека…
— Ну-у! Этот парень?! Да-а-ают, бандюги… И ограбил?
— Не думаю. Скажите, Иван Михалыч, узнали бы вы его?
— А то как же! Я ведь с ним разговаривал, в лицо запомнил…
— Ладно. Если вспомните еще что-нибудь или новости какие появятся, позвоните мне по телефону 99–84. Всего…
— Всего. Если будет чего, уж, конечно, позвоню…
Среда
Газетно-издательское объединение находилось в огромном сером доме с галереями, длинными балконами, круглыми окнами. Дом был похож на старый пассажирский корабль, во время наводнения случайно попавший на городскую улицу и застрявший здесь навсегда. Тихонов шагал по коридору и разглядывал таблички с фамилиями на бесчисленных дверях. Рядом с туалетом почему-то висела черная стеклянная таблица: «Ходи тихо. Работают». У входа в комнату № 414 было написано: «Беляков С. Н., Степичев Ю. М., Аксенова Т. С, Пушкина А. Н.». Тихонов коротко постучал.
— Войдите.
Навстречу Стасу стремительно поднялся парень лет тридцати. Был он очень мал ростом, очень прям, очень озабочен.
— Я Тихонов, из МУРа.
— Здравствуйте, товарищ Тихонов. Беляков. Присаживайтесь вот сюда, за Танин стол. Я сейчас закончу свои дела — и к вашим услугам.
Танин стол был завален какими-то газетами, исписанными листами, гранками, вырезками из журналов, на шестидневке были расчеркнуты и загнуты листы. Под стеклом на столе — большой цветной портрет Фолкнера и фото: космонавт гасит купол парашюта на бесконечном, залитом солнцем поле. И надпись на фотографии: «Доброму и умному товарищу, прекрасному человеку, Танюше Аксеновой».
Беляков поднял голову от бумаг:
— Ну, что у вас нового по делу?
— Ноль. На вас надеюсь — думаю, поможете. Вы не знаете, у Тани были враги?
— Не думаю. Недоброжелатели какие-нибудь, как у всякого человека, наверное, были. Но такие, чтобы убить, — вряд ли.
— А что она в понедельник днем делала?
— Сейчас подумаю. Дай бог памяти. Так, с утра она писала отчет о командировке…
