Ольховский кивнул на Чернявского.
— Радиоприбор у старшего лейтенанта.
— Радиомаяк, — сказал Чернявский. — Я знаю, у тебя в комендатуре тоже есть несколько. Предлагаю следующее: пусть радисты настроят пять радиомаяков на эту же волну. И тогда транспортные самолеты сбросят парашюты и в нашу часть города. Надо только с умом выбрать место для радиомаяка, чтобы парашют не упал в горящий дом.
Баженов попросил Бичкина организовать радиоприманку а Чернявского послал в помощь Сысоеву допрашивать пленных. Когда они прощались с Ольховским, в комнату вбежал Богун. По его лицу текла кровь, губа была разбита.
— Товарищ комендант, грабят цистерны со спиртом на путях возле вокзала.» Надо автоматчиков. Сам пробовал прекратить — чуть не убили.
— Кто грабит?
— И гражданские, и военные. Чисто базар!
Так Богун определял отсутствие всякой дисциплины, анархию.
Баженов мгновенно представил себе, что это значит — перепившиеся военные. Попробуй урезонь вооруженного пьяного! Нет, недаром гитлеровцы оставили полные цистерны…
Через несколько минут «виллис» и грузовая машина с автоматчиками мчались к вокзалу.
На путях, заставленных разбитыми и целыми составами и вагонами, точнее — на пути, где стоял товарный состав из обычных платформ и крытых вагонов, находились две цистерны, обе по краям этого состава. Вокруг одной и другой колыхались уже большие толпы. Бросались в глаза гражданские, в их числе женщины. Но было немало и военных.
К Баженову и Богуну подбежали два автоматчика, один с окровавленным бинтом на голове.
— Что? Стрелять? Стрелять? — спрашивал он.
Второй, более спокойный, доложил:
— Как приказал старшина, стережем другие вагоны.
У первой цистерны, к которой они подбежали, творилось нечто невообразимое. Люди, как пчелы на сахар, лезли на цистерну с котелками, ведрами, их отталкивали верхние, стаскивали за ноги нижние…
Покрывая шум, раздавался один и тот же громкий голос:
— Эх, навались! Пропускай военных в первую очередь! Давай скорее!
Баженов дал вверх очередь из автомата. Только самые задние из толпы обратили внимание.
— Давай! — скомандовал Баженов, и дальше все действовали согласно намеченному плану. Шесть автоматчиков помогли Богуну взобраться наверх. Он поджег от цигарки конец бикфордова шнура и поднял над головой толовую шашку.
— Бомба, — закричал он, — сейчас взорвется! — и бросил толовую шашку в горловину цистерны.
— Спасайся! Отходи! — кричали автоматчики.
— Дурак!
— Добро губит! — раздавались голоса отбегавших.
В цистерне шумно бухнуло, выплеснул фонтан, швы разошлись, и спирт полился ручьями.
Бабы пытались черпать его из луж, бойцы, их отгоняли. Основная масса устремилась ко второй цистерне. Баженов, Богун и автоматчики тоже побежали туда.
Солдат, с ведром на веревке, черпал спирт из горловины цистерны и озорно зазывал:
— Не жалко! Навались! Кому самого крепкого? Давай, подставляй!
И подставляли. Увидев направленные на него автоматы и услышав приказ Баженова, солдат обратился к толпе за помощью.
Автоматчики стащили «черпалу». Тот сразу смолк. Просил отпустить. Вот это быстрое протрезвление и знакомые демагогические призывы к толпе насторожили Баженова. Черпалу захватили с собой. Богун повез его в подразделение, которое значилось в его книжке, и там сказали: не наш.
В приемной комендатуры Баженова ожидал военврач Равич. Баженов ввел гостя в кабинет, предложил накормить и угостить спиртом. Спирту, сказал он, хватит на несколько госпиталей— цистерна!
— За дворец для госпиталя спасибо. Пришел просить еще трофейных медикаментов, а лучше всего — отдайте мне ключ, там ведь есть и кокаин и прочее. У меня все будет в полной сохранности.
Равич шумно понюхал воздух и спросил:
— Откуда это пахнет?
— Отбивали у мародеров цистерну спирта для вас.
— А здесь у вас есть этот спирт?
— Есть. Отобрали несколько четвертей. — Баженов распорядился принести четверть.
Равич нагнулся к бутыли, понюхал содержимое, посмотрел на просвет и спросил:
— Пили?
— Пили, черти!
— А вы?
— Разве тут есть время выпить, даже если захочешь! Запах приятный.
— Чем пахнет?
Баженов понюхал.
— Яблоками. Не самогоном. Именно яблоками пахнет,
— Благодарите бога. Это яд! Метиловый спирт. Тридцать — пятьдесят граммов — слепота. Семьдесят — сто — смерть. Медленная, от удушья. Спасти почти нельзя.
— Значит, все выпившие…
— Да! Постарайтесь выявить — кто, может успеем кого-нибудь спасти.
— Значит, гитлеровцы нарочно оставили метиловый спирт?!
— Вы удивляетесь? Гитлеровцы отлично учитывают жадность к водке определенной категории солдат и даже офицеров.
— Метиловая мина замедленного действия!
— И безотказная. Вам определенно везет, товарищ комендант. Пусть мне дадут ключ от склада с медикаментами. Если мне не хватит моего дворца, займу ваш дом. Кто пил — гоните ко мне!
И вот перед Баженовым стояла новая задача. Нужно было срочно действовать.
— Когда ж у тебя закончатся срочные дела, — подкусывал Сысоев, — и мы наконец сядем обедать? Не знаю, как лейтенант Ольховский, но и Платон Валерианович и я проголодались.
— Срочные дела не кончатся никогда, пообедаем сейчас. Богун, дай команду, зови майоров, Чернявского.
Все уже рассаживались за стол, когда вошел майор Свешников и подал Баженову несколько листков курительной бумаги для махорки.
— Добрый дядя, — сказал Свешников, — раздавал нашим новобранцам из местных жителей махорку и эту вот бумагу для закрутки. Полюбуйтесь, что на ней написано.
Баженов вслух прочитал:
«Братья украинцы! Наши главные силы движутся на город. Не верьте коммунистам! Не давайте обманывать себя. Не идите в ряды Красной Армии, разгромленной нами, которая из последних сил…» А заканчивалось так: «кого захватим с оружием в руках, расстреляем на месте…»
— Что сейчас делается в батальоне?
— Это произошло в роте призванных из местного населения. «Угощавшего» задержал командир. «Угощавший» — некто Пасюк — выхватил из кармана пистолет и пальнул в командира. Бросился бежать, отстреливался, крикнул «Помогай, Федя!» И второй за ним. Обоих задержали. Оба ранены, легко.
— Поехали! И вы тоже, майор Бичкин.
Когда роту выстроили, перед ее фронтом, у стены, поставили обоих власовцев со связанными руками.
Баженов выступил перед бойцами. Затем говорил майор Свешников.
Бичкин командовал. Дезертиров и провокаторов, врагов своего народа, иуд, предателей, как их назвал Баженов в своей обвинительной речи, расстреляли перед строем.
