Павел уехал на фронт. А через некоторое время Нина написала о смерти Георгия Иосифовича Ростовского. Он умер на лавочке в сквере недалеко от Покровского бульвара, куда вышел подышать свежим воздухом.
Для основы вновь формируемого полка Павел выбрал батальон Борового из бригады Самвеляна. Командование утвердило штатное расписание. Боровой назначался командиром, Клевцов — его заместителем по инженерной части. Месяц ушел на обучение экипажей работе на тральщиках. А потом полк вступил в бой. Его перебрасывали с одного фронта на другой скрытно, как самое секретное оружие. Лишь немногие командиры знали об этой «пожарной команде», которая всегда прибывала туда, где намечался прорыв.
Полк тральщиков форсировал Днепр, таранил укрепления на Правобережной Украине и в Яссах, штурмовал Карпаты. Он же освобождал Словакию, где за полгода до этого погиб товарищ Павла по операции «Фауст» Йошка Слухай. Противоминные тральщики гнали немцев из Польши, участвовали в Висло-Одерской операции, прорывались через Зееловские высоты… И вот теперь втягивались в последнее сражение.
Они прорвались через минные поля к Потсдаму, помогли бедствующей бригаде выполнить задачу.
В дни битвы за Берлин, когда приходилось драться за каждый дом, а немцы были вооружены таким опасным для танков оружием, как «фаустпатрон», Павел предложил ввести простое, но эффективное средство защиты: навесить поверх брони листы железа вроде экранов. Такая экранировка снижала пробойную силу «фауста» и провоцировала его действие.
«Почему, возникает вопрос, мы применили экранировку сравнительно поздно? — напишет в своих воспоминаниях маршал И. С. Конев. — Видимо, потому, что до этого практически не сталкивались с таким широким применением «фаустпатронов» против танков в уличных боях. В полевых условиях мы с ними не очень считались. Особенно обильно «фаустпатронами» были снабжены батальоны фольксштурма, в которых преобладали пожилые люди и подростки. «Фаустпатрон» — одно из тех средств, которое может породить у необученных, физически не подготовленных к войне людей чувство психологической уверенности в том, что, лишь вчера став солдатами, они сегодня могут реально что-то сделать на поле боя, даже убить наступающего противника. И надо сказать, «фаустники», как правило, дрались до конца; на последнем этапе войны они проявляли значительно большую стойкость, чем видавшие виды, но надломленные поражениями и многолетней усталостью немецкие солдаты».
Пал Берлин. На Эльбе встретились с союзниками. Бои стали затухать. Вдруг 4 мая 1945 года Боровой получил приказ: срочно направить Клевцова в распоряжение штаба 1-го Белорусского фронта.
По дороге в Берлин Павла не покидала тревога. Вызов к большому начальству обычно ничего хорошего не сулил. Однако отлегло, когда его провели в кабинет и он увидел… Волкова.
— Алексей Владимирович! — воскликнул он, но, заметив генеральские погоны, осекся.
— Ладно, ладно… — остановил его Волков, подошел ближе, долго, как бы изучая, рассматривал и вдруг рывком прижал к себе. — Здравствуй, вояка! Рад, что выжил…
Алексей Владимирович вернулся к столу, спросил:
— Слышишь, какая тишина?
— Слышу… — озадаченно ответил Павел, не поняв смысла вопроса.
Помедлив, Волков снова спросил:
— Карлсхорст помнишь?
— П-помню…
— Так вот, даю тебе, Клевцов, еще одно поручение…
Ноги сами принесли Маркуса Хохмайстера к проходной училища. Он надеялся застать здесь кого-нибудь из знакомых. Но его остановил советский солдат в новой гимнастерке, с медалью на груди. У него были сплюснутый азиатский нос и узкие черные глаза. На вид — лет двадцать, не больше.
— Стой! — спокойно произнес он.
Хохмайстер замер, непроизвольно вытянув руки по швам.
Солдат бросил взгляд на измученное, обросшее лицо, грязный, потрепанный мундир, показал на скамью:
— Зетцен зи!
— Я понимаю, — не очень уверенно проговорил Хохмайстер по-русски, сел на лавку, с любопытством поглядел на паренька-азиата, занявшего место фенрихов, дежуривших здесь когда-то.
Солдат вызвал начальника караула, который был не старше его, но носил пушистые усики.
— Товарищ сержант, докладывает рядовой Джумбулаев. Задержан человек! — бойко доложил азиат.
Сержант без любопытства взглянул на Хохмайстера:
— Документы! Зольдатенбух!
— У меня нет документов, — ответил Маркус. — Когда-то я служил в этом училище.
— Проверим. — Сержант снял трубку, крутнул ручку. — Товарищ подполковник, беспокоит сержант Лыкарь. В проходной задержан неизвестный. Утверждает, раньше здесь служил. Фамилия? — Русский повернулся к Маркусу.
— Майор Хохмайстер.
В трубке прозвучал какой-то приказ. Знакомым до каждой зазубринки плацем сержант повел Хохмайстера в штаб. Во дворе разгружали машины с дорогой мебелью и коврами, привезенными, как понял он из реплик солдат, из самой рейхсканцелярии.
По коридорам и кабинетам ходили русские солдаты с миноискателями. Прощупывали стены, подоконники, пол, осматривали электрическую проводку… «Саперы», — догадался Хохмайстер, оглядываясь, словно впервые попал сюда.
В глубине коридора он увидел невысокого крепыша с овальным лицом, седоватым ежиком волос. Что-то знакомое мелькнуло в его облике, неторопливых жестах, тихом, спокойном голосе. Офицер объяснял какую-то задачу очкастому человеку в рыжей американской форме. Заметив подходивших сержанта и Хохмайстера, русский прервал разговор и с интересом поглядел на Маркуса, узнавая и не узнавая его. Американец сунул в рот сигарету, замер от любопытства.
— Вот и встретились, — медленно, с каким-то скрытым значением проговорил коренастый подполковник по-немецки.
Теперь Маркус узнал его. Это был тот русский, который перед войной посещал инженерное училище.
Однако Хохмайстер не догадывался, что с Павлом Клевцовым встречался в жаркий день августа 1942 года на Воронежском фронте и мог столкнуться в конце апреля сорок третьего на вокзале в Розенхейме. Не знал он и того, что этот человек сыграл немалую роль в участи его «фаустпатрона».
Переборов волнение, Хохмайстер спросил:
— Вижу, вы хотите убедиться, не заложены ли здесь заряды?
— Вы не ошиблись. — Павел все еще не отрываясь глядел в светло-серые глаза немца.
— Мне знаком здесь каждый метр, — выдержав взгляд, дрогнувшим голосом проговорил Маркус. — Если не возражаете, готов помочь…
— Не возражаю.
Не ведал Маркус Хохмайстер и о том, что другой русский знакомый, Алексей Владимирович Волков, ставший большим начальником в контрразведке фронта, еще раз привлек Клевцова к своей работе. Он поручил навести порядок в уцелевших зданиях, казармах и столовой Карлсхорста. Здесь через несколько дней предполагалось подписывать Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. В истерзанную Европу шел мир.
