Видели самолет и колхозники, работавшие на полях и на виноградниках. Самолет пронесся низко над их головами. Потом они говорили: “Мы думали, что летчик опрыскивает с воздуха сады, это теперь делается часто…”
Но на аэродроме сразу поняли — дело неладно.
Дежурный диспетчер разрешил Гранту развернуться налево. Разворот не произошло. Самолет сильно снизился, затем вновь поднялся. У диспетчера сразу же сложилось впечатление, что есть какая-то неисправность.
— Борт триста сорок восьмого! — закричал диспетчер в микрофон. — Вы меня слышите? Что у вас происходит?
Секунду или две он тщетно ждал ответа.
— Триста сорок восьмой, что вы делаете?!
И еще раз он попытался позвать, хотя уже понимал, что ответа не будет:
— Откликнитесь! Что происходит? Что случилось?
По аэродрому бежали летчики. Лица были испуганные. Уж они-то с первого взгляда сообразили, что в небе случилась беда.
Диспетчер немедленно сообщил на границу о непонятном поведении самолета. И уже через минуту пограничники были полностью готовы к действиям, которые окажутся необходимыми.
Гарник вцепился в штурвал. Он отключился от борьбы, которая шла в кабине. С пилотом справятся и без него. Его дело — самолет. Он только крикнул:
— Не убивайте! Летчик нам еще пригодится!
И стал смотреть на приборы.
Все было так просто, когда рядом с ним сидел Борис Махмудов. Теперь же самолет его почему-то не слушался.
“Спокойно! — приказывал он себе. — Нужно только лишь спокойствие. Ты уже не раз делал это — держал руль и гнал машину вперед Ничего другою и сейчас or тебя по требуется. Держи покрепче штурвал, гони вперед машину!”
Самолет отказывался повиноваться. Почему-то он круто забирал вверх и сразу же терял скорость, проваливался вниз, как будто воздух уже не мог держать его. И тогда земля страшно надвигалась. Гарник вскрикивал, закрывал глаза, сжимал зубы. Что нужно сделать с машиной? Что он упустил из виду? Он судорожно дергал рычаги, давил педали. Ведь все это было так легко и понятно! Почему же теперь ничего не получается?
Мотор уже не ревел, а выл, будто вплотную приближался к какому-то неведомому пределу. От этого рева становилось особенно тягостно. Гарника охватывал ужас: “Не могу, не умею…” А машина поддевала носом плотный воздух и упорно лезла вверх, еще и еще вверх… И не удерживалась на высоте, а, как бы совершенно обессилев, падала брюхом вниз…
Грант лежал на спине, обессиленный, придавленный плечами, руками, локтями схвативших его бандитов. Ему было видно, что штурвал находится в руках щуплого маленького человечка — того самого, который, по-видимому, был у них вожаком и подал двум другим сигнал к нападению…
Они уже ни о чем не просили Гранта и ничего ему не предлагали, просто держали его, ослабевшего от потери крови, и не подпускали к штурвалу. А он сквозь сжатые зубы все еще твердил, захлебываясь: “Нет, нет!”
И вдруг, приподняв голову, он понял, что бандит, заменивший сто за штурвалом, набирает высоту и ведет “Як” прямо к государственной границе.
До этой секунды Гранту казалось, что после его отказа бандиты попали в безвыходное положение. Подержав еще несколько минут самолет в воздухе — это не так уж трудно, — а потом опять примутся его уговаривать. Но сейчас он все понял: “Умеют управлять, угонят машину!”
При мысли о том, что буквально через несколько минут и он сам и его самолет уже будут по ту сторону государственной границы, на чужой территории, и он невольно станет предателем и изменником, а друзья его, которые, быть может, никогда ничего не узнают о том, как все это произошло, назовут его предателем, гадом, и Эмма ничего не узнает, и домашние ничего не поймут, — при мысли обо всем этом ему стало невыносимо, и он застонал.
Но тут же одернул себя: не раскисать!
И сам удивился топу, как ясно и даже спокойно стала работать голова. “Должен быть выход, — сказал он свое. — Что я могу сделать?”
“Ничего не можешь. Ты один против троих”.
“Нет, нужно что-то придумать…”
Ох, как унизительно было чувствовать свое бессилие, подчиняться чужим рукам, враждебной и злой чужой воле!..
Не будет так, как они хотят! Не будет!
Нужно перекрыть кран бензопитания, вот что!
Он собрал все свои силы — а их осталось уже мало — и вытянулся, чуть повернувшись набок. Если он сможет только дотянуться до крана, то устроит катастрофу. Самолет рухнет. Погибнут эти гады! Но и он тоже — он вместе с ними погибнет.
А потом комиссия, наверно, определит, что самолет потерпел аварию вследствие халатности летчика…
Но что ж тут поделаешь, раз такая ему выпала судьба. Во всяком случае, он боролся до конца… До самого конца, хотя никто и никогда об этом не узнает…
Перелет допустить нельзя!
Грант забился на коленях у бандитов. Вырвал руку. Он отвоевывал каждый сантиметр, платя за это острой болью. И вот он, кран, уже близко…
Теперь еще одно усилие — и конец
“Все-таки, как мало я пожил на свете…”
Жорж Юзбашев первый заметил, что Гарнику не удается выровнять самолет.
Он вскочил, ударившись головой о крышу, и перебросил летчика на ту половину кабинки, где сидел с ножом в руке Лаврентии Бабурян.
Голос у Жоржа срывался, слова получались искаженными:
— Гарник… Эй, ты… Что случилось?
Жорж перегибался вперед, но видел только подстриженный затылок приятеля и его посиневшие от натуги пальцы, вцепившиеся в руль.
Не оборачиваясь, Гарник выдавил:
— Не пойму, что с машиной… Не получается у меня!
— Не умеешь, тварь! Только хвастался!
Бабурян вдруг начал плакать. Делал он это странно — тянул бесконечно одну ноту: у-у-у… у-у-у-
— Замолчи!
Гарник повернул к сообщникам бледное лицо:
— Больше не могу… Не понимаю причину…
— Погибнем из-за тебя!
Подняв голову, Грант увидел, что маленький бандит торопливо давят на педали, лихорадочно перебирает рычаги. Вот он набирает высоту и тут же, испугавшись, отклоняет ручку от себя и переводит машину на снижение. Торопится, торопится, ищет! Самолет страшно накреняется. Бандиты мечутся на своих местах и кричат, кричат. Это паника. Слов уже не разобрать.
Но ведь все дело только в том, что сидящий за штурвалом не обращает внимания на включенный рычажок триммера. Надо убрать триммер — и самолет снова подчинится воле человека.
Неужели они этого не видят?
Нет, не видят! Они не понимают машину.
Высота сейчас всего сорок метров…
— Мы разобьемся! — кричит Грант, заглушая шум мотора и вопли бандитов. — Пустите меня к штурвалу!
