— В деревнях, — как ни в чем не бывало отвечал араб, — даже в самых нищих, остаются несметные богатства: слоновая кость, каучук. Мне известно одно селение в нескольких лье отсюда, где, по моим оценкам, добра тысяч на сто марок. А жителей там едва за тысячу перевалит. Дикари забрались в такую глушь, что никто и не подозревает об их существовании. Кроме того, надо ли объяснять тебе, что эти варвары — людоеды? Они не понимают, чем владеют. Ценности валяются по углам, их закапывают в землю, передают по наследству. И разве такое уж преступление — пустить это богатство в дело?
Глаза лейтенанта сверкнули.
Сто тысяч марок!
Отто фон Штерманн был человеком весьма известным. В армии ходили легенды о его жестокости и порочности. Подчиненные ненавидели его за свирепый нрав и грубое обращение. Но лейтенанта все это мало трогало. Он тратил жизнь на дебоши, проматывая состояние, доставшееся по наследству от родных.
В один прекрасный день он оказался замешанным в грязном скандале, где речь шла не только о жульничестве, но и о прочих мерзостях, да таких, что начальство должно было бы непременно строго наказать негодяя. Но кто не знает, как силен в германской армии дух солидарности! Фон Штерманн предстал перед трибуналом, но был оправдан. Между тем кое-какие меры все-таки приняли. Капитана Отто понизили в звании и отправили лейтенантом в Африку.
Он не забыл обиды.
Изнывая от скуки и все более и более озлобляясь в этой Богом забытой стране, Отто вот уже три года ждал своего часа, мечтая лишь об одном: отыграться, взять реванш. Ради этого он был готов на все.
И вот подвернулся удобный случай: ему сказали, что можно заполучить кругленькую сумму!
В дурную голову ударило. Игрок по натуре, он ощутил почти забытые жар и нетерпение.
Но как медлителен этот мусульманин!
Наконец Отто вытянул из работорговца правду.
Бен Тайуб решил прочесать и обобрать до нитки весь район у истоков Икелы и Массепиа, куда не проникали ни Крампель, ни Фуро[25], ни Мэтр. У здешних племен нет связей с европейцами. Так что руки развязаны. Можно безнаказанно грабить, убивать, опустошать деревни, уводить людей в рабство. Но прежде всего нужна свобода действий и пути транспортировки живого товара, а бельгийцы слишком хорошо стерегут границы, так что все дороги на восток закрыты, поэтому нужен сообщник на плохо охраняемой немецкой территории.
Вот эту-то роль бен Тайуб и уготовил лейтенанту. Подосланные шпионы успели хорошенько прощупать Отто и доложили, что этот человек способен на любое преступление (в чем они нисколько не ошиблись).
Лейтенанту причиталась половина прибыли от продажи слоновой кости, ценной древесины и каучука, которые будут найдены в разоренных деревнях.
Бен Тайуб возьмет себе вторую половину и рабов.
Отто обязан был охранять захваченных рабов, особенно на немецких землях. Окруженные с французской и бельгийской стороны, несчастные могли попытаться бежать на территорию Камеруна.
Отто жадно ловил каждое слово.
Он отвечал за приграничные посты и был, по существу, полновластным хозяином всего района. Ему ничего не стоило объявить, что туземцы ведут себя чересчур агрессивно, и потребовать принятия чрезвычайных мер.
А почему бы и нет? Его судьба ведь никого не волнует. Офицера разжаловали, сослали в Камерун, где о нем все, включая местные власти, благополучно забыли. Что ж, так и пропадать в этой дыре?
Итак, позорный пакт был заключен.
К делу приступили не мешкая, той же ночью.
Первой жертвой должна была стать деревня племени томба.
Отто фон Штерманн собрал своих людей. Согласно приказу в отряд зачислили и двух эльзасцев — Ганса Риммера и Петера Ланца, и те беспрекословно подчинились.
Чудовищные деяния. — Сюрприз. — Бойня. — Ад кромешный. — На арене появляются Тотор и Меринос. — Досадная осечка. — Побег. — Лейтенант Отто закалывает младенца. — Погиб ли Ганс?
Преступление свершилось.
Самое подлое, самое грязное, самое бесчеловечное из всех, какие только знала эта земля.
Напрасно представители цивилизованных народов преследуют торговцев живым товаром, напрасно философы и мыслители изобличают неслыханное насилие.
Черная раса по-прежнему приносится в жертву алчности и низости.
Жадная и свирепая шайка мусульман насилует Африку, которую мы стараемся защитить и приобщить к культуре.
Пиратам-убийцам все нипочем. И, к нашему стыду, находятся еще европейцы, готовые вступить с ними в кровавый сговор.
Атака удалась. Арабы и негры-майенба, бродяги-наемники, которых арабы привлекают для самых грязных дел, с трех сторон окружили деревню племени томба.
А в это время с четвертой стороны, со стороны немецкой границы, шли люди лейтенанта Отто, получившие от своего командира приказ уничтожить любого, кто попытается скрыться.
Возможно, пагуины отказались бы участвовать в смертоносном походе, если бы знали правду. Но немец уверял, будто на них напали людоеды и нужно защищаться. Добрая порция тростниковой водки довершила дело.
Вокруг спящей деревни расставили фашины[26] и по команде одновременно запалили. В деревянном частоколе пробили бреши и с дикими криками бросились к хижинам. Загремели выстрелы. Багряные сполохи озарили ночную мглу, точно всепожирающие языки адского пламени.
В деревне началась паника. Мужчины, женщины, дети кинулись вон из домов и тотчас же все поняли.
Перед ними были арабы, а значит — плен, ошейник, железная цепь на ноге, кнут, боль, пытки, изнуряющая дорога, смерть, а для оставшихся в живых — невольничий рынок.
Ужас! Защищаться? Конечно!
Но как?
Воины спали и едва успели вскочить и схватить оружие. Белые одеяния с одной стороны, чернокожие майенба с другой. Бьют, вяжут по рукам и ногам.
Бандиты отличались завидной ловкостью и сноровкой, какие достигаются лишь опытом. А опыт у палачей был богатый!
Возле хижины вождя, вокруг самого Амабы и его сына собрались самые сильные, самые отважные воины. Завязался бой.
Звенели копья, свистели стрелы.
Нападавшие отступили. И не потому, что испугались. Но зачем же утруждать себя понапрасну? Очень уж неравными были силы. Грянул залп. И, когда дым рассеялся, всюду валялись человеческие обрубки, оторванные руки и ноги, размозженные черепа. Пока мужчины сражались, женщин, словно скотину, сгоняли ударами прикладов. Они спотыкались и падали. Их поднимали пинками и снова били. Некоторые держали на руках детей. Их отнимали — за малышей на рынке много не выручишь — и отшвыривали куда попало. Крошечные тельца катились по земле, изуродованные и окровавленные. И над всем этим адом стоял стон и плач. Рыдания и вопли ужаса мешались с дьявольским кличем победителей.
