Корвин-Коссаковского мутило от подобных "распречудных" глупостей...Сколько бездельников, любителей поразвлечься и прекраснодушных мечтателей вступало в ряды народных заступников! Однако куда чаще мелькали тщеславцы, корыстолюбивые завистники и откровенные негодяи. Могли ли претендовать на серьезную карьеру недоучившийся гимназист Ишутин, недоучка Нечаев, заурядный литератор Чернов? Их не устраивала роль учителей приходского училища, безвестность и пустота, в которой они метались, энергия копилась и не растрачивалась, напряжение искало выхода. Из чиновников XIV класса в чиновники VI они могли выбраться лишь к старости, и они превосходно понимали, что только революция в силах взнести их на вершины власти, дать всё и сразу. Именно эта простая мысль разжигала нетерпение. Надо было искать недовольных, плодить недовольных, сплачивать, главенствовать и наступать, круша на своем пути все, истребляя аристократов, духовенство, царствующий Дом. Лидеры "Народной воли" торопились умертвить Александра II, ведь конституция из рук царя пугала их, - они тогда оставались ни с чем...
Карьеристы становились во главе мечтателей, и заражали подлостью фантазеров. Кружок Ишутина с характерным названием "Ад" всерьез обсуждал организацию побега Чернышевского, одному из мерзавцев - Страндену - было поручено раздобыть яды и наркотические средства для нейтрализации стражи, планировалось убийство купца Серебрякова и ограбление почты в целях пополнения кассы кружка, а юный кружковец Федосеев предложил отравить своего отца... Ишутиным планировалось создание разряда так называемых бессмертных, целью которых было наказание оступившихся членов кружка, что-то вроде службы внутренней безопасности. Член "Ада" должен был в случае необходимости жертвовать жизнью не задумавшись - жизнью тормозящих дело и мешающих своим влиянием. В случае убийства кого-либо член "Ада" должен иметь при себе прокламации, объясняющие причину убийства и шарик гремучей ртути, который после должен стиснуть зубами, а от давления гремучая ртуть производит взрыв и обезображивает так, что нельзя будет узнать лицо убийцы... Корвин-Коссаковский думал, что причины, создающие бунтарские характеры, это зависть ко всему и вся, комплекс неполноценности, авантюризм, желание любым способом обогатиться или проявить себя, жажда власти. Но первая же встреча с Нечаевым изменила его мнение. Как слышал Арсений, Нечаеву не всегда удавалось остроумно парировать нападки оппонентов, и тогда он терялся, становился беспомощным и одновременно страшным. Казалось, что еще немного, и он вцепится в чье-нибудь горло, начнет визжать и царапаться...
И вот Арсений увидел его. Арестованный молодой человек показался некрасивым: сухощавый, широкоплечий, с коротко остриженными волосами, почти круглым лицом. Но небольшие темные глаза смотрели с таким выражением холодного изучения, с такой неумолимой властностью, что Корвин-Коссаковский почувствовал, что бледнеет, не может опустить век, животный страх охватил его железными клещами. Никогда, ни раньше, ни после в своей жизни он не испытывал ничего подобного. Так Арсений впервые увидел дьявола в человеке.
Сам Нечаев видел себя Бонапартом революционного подполья. От его писаний исходило нечто дремучее и кровавое. Он придумал дьявольскую систему вербовки, действовавшую на неокрепшие молодые души почти без единой осечки: "Дело, к коему мы намерены вас привлечь, предпринято исключительно на пользу народа. Неужели вы откажетесь помочь нашему несчастному крестьянству только потому, что не желаете подвергнуть себя ничтожному риску? Как мы будем действовать, какова численность наших рядов, каждому объяснять нельзя - это опасно. Не всем быть генералами, не все должны знать подробности. Разве у вас есть повод сомневаться в намерениях Герцена, Бакунина, Огарева, наших руководителей? Вождям надобно доверять. Вся Россия в наших руках. Когда час пробьёт, только члены сообщества избегнут наказания. Кто с нами, тот навечно будет запечатлен в памяти благодарных потомков". Подобные демагогические монологи действовали неотразимо, обман и доверчивость сделали своё дело. Молодые люди не сомневались, что вливаются в могучую организацию, руководимую выдающимися личностями. И если их зовут, то следует не раздумывая бежать на этот зов.
Иван Иванов, считавшийся сначала лучшим деятелем в обществе, впоследствии стал часто спорить с Нечаевым и обнаружил наконец желание или создать независимое общество под своим руководством. Нечаев прямо предложил лишить его жизни. В назначенный день его сообщник отправился за Ивановым и привез его в Москву, где ожидал еще один подельник - Прыжов, и под предлогом найти спрятанную типографию они отправились в парк Академии, к Гроту. В Гроте было совершенно темно... Там Иванов был убит Нечаевым, окровавленный, обезображенный труп поволокли к пруду.
Нечаев надеялся, что убийство сплотит его соратников, но совместно пролитая кровь вовсе не соединила убийц. Прыжов в своей конуре забился под ворох одеял, его лихорадило. Успенский не мог заставить себя выйти из дома, ему постоянно чудились шероховатые забрызганные кровью стены грота и гортанный хрип, вырывающийся из горла Иванова. Кузнецов после убийства заболел тяжелым психическим расстройством. Сам Нечаев сбежал за границу, и там резкая реакция русских эмигрантов обескуражили вождя "Народной расправы". Нечаева откровенно сторонились, словно зачумлённого, всё планы рушились, но более всего мучила его изоляция. Он искренне не понимал, почему от него все отворачиваются, ибо давно утратил различение добра и зла. Почва стремительно ускользала из-под ног... Ему непреодолимо захотелось остановить непрекращающееся бегство, порвать с постоянными ссорами, интригами, склоками, он видел суд, большой, громкий, публичный процесс, все в золоте и бархате, холеная публика, французские духи, эполеты, аксельбанты, ордена, и он, исхудалый, осунувшийся, обличает, а "Правительственный вестник" печатает каждое его слово, и весь мир, затаив дыхание, внемлет... Потом бунт, и его освобождение... Многое проносилось в его необузданном воображении, в голове, перепутавшей ложь с правдой. Он отдался в руки жандармов. Дьявол, живший в нём, безжалостно привёл свою жертву в каземат.
А для Арсения Корвин-Коссаковского слова "революция" и "дьявол" стали синонимами.
Рассвет понедельника казался неотличимым от ночи из-за лилово-серых туч, сковавших небо над Невой, затяжной дождь отстукивал по подоконникам заунывную мелодию, усыпляющую и тоскливую. Бабье лето кончилось. Арсений Вениаминович, собираясь на службу, был мрачен. Сегодня он собирался навести справки по смертям на Большой Дворянской за 1875 и 76 годы и получить два приглашения к графине Нирод.
