Он взвалил мотор на плечо и заторопился к реке. Дорожка шла под уклон, и шагать было по ней, наверное, легко, как будто кто-то тебя все время подталкивает в спину. Катер был притянут цепью к столбу. Андрей установил мотор, разомкнул цепь, и Тим с Ленькой помогли ему столкнуть катер на воду.
— Ты скоро вернешься? — спросил Тим. Андрей не ответил, то ли не разобрав вопроса, то ли сделав вид, что не понял. Достал из-под сиденья тонкий длинный шнур и, обмотав его несколько раз вокруг пускача, резко, изо всех сил крутнул. Мотор затрещал прерывисто, будто откашливаясь, и загудел мощно и ровно. Вокруг катера веселой трепетной рябью разошлась вода. Андрей выпрямился и, помахав ребятам рукой, крикнул:
— Вы обязательно сходите к большому осокорю. Потом расскажете мне обо всем. Договорились? Это вам боевое задание.
Тим кивнул головой. И только сейчас обратил внимание на то, что Андрей полностью одет в свою охотоведческую форму — сапоги, фуражку с кокардой, гимнастерка перетянута широким офицерским ремнем, и кобура с пистолетом сбоку… Он подумал, что дело и вправду какое-то, наверное, серьезное, иначе зачем бы Андрей так поспешно уезжал.
Катер круто развернулся и стремительно помчался по реке. И вскоре совсем скрылся из вида.
Гул мотора стих. Ребята постояли еще немного, с грустью глядя туда, где Подлипка круто поворачивала и за тем поворотом таинственно и сумрачно темнел лес. Низкие облака ползли над ним. Чуть ощутимый ветер пробежал по реке. Погода менялась. И терять время попусту никак было нельзя. Первым, словно стряхнув с себя оцепенение, подал голос Тим.
— Ну вот, — сказал он, — а что нам делать?
— Пойдем к большому осокорю, — ответил Ленька. — Интересно, куда Андрей поехал?
Тим нахмурился, нетерпеливо переступил с ноги на ногу и сказал по-деловому серьезно и чуточку загадочно:
— Браконьеров вылавливать — куда же еще. Ну, идти, так пойдем.
И они двинулись вдоль реки по знакомой, хорошо проторенной тропинке, повторяющей все изгибы и повороты реки.
В густых тальниковых зарослях порхали птицы. Низко, почти касаясь крыльями земли, носились ласточки. Обочь тропинки росли веселые лопухи, конский щавель, а чуть подальше, на взгорках, зеленел молодой пахучий иван-чай. И тальниками пахло, речными камышами и самой рекой.
— А ты, когда вырастешь, кем будешь? — вдруг спросил Тим. Ленька пожал плечами.
— Не знаю. Я еще не решил. Подумать надо.
— А я уже давно все обдумал, — сказал Тим. — Охотоведом стану.
Как Андрей. Вместе будем работать. Одному знаешь как нелегко!
— Так он же не один. Дядя Семен Калугин, подлиповский егерь, помогает ему.
— Ну и что, что помогает? Все равно трудно.
— Нет, я уеду куда-нибудь, — немного помолчав, заявил Ленька. — Я куда-нибудь в город подамся.
— Зачем в город?
— Я машины люблю, прямо души в них не чаю. А в городе полно всяких машин. Может, со временем на машиниста выучусь.
— Тоже интересно, — рассудительно согласился Тим, — машинист полсвета может объехать.
За разговором они и не заметили, как дошли до крутого поворота, а там и до знакомого осокоря три шага шагнуть. Теперь им не нужно было осторожничать и незаметно подходить к дереву, наоборот — больше шума, чтобы вспугнуть ястребиху, если она, конечно, сидит в дуплянке. Они прибавили ходу. Громко разговаривали, выкрикивали чтото дикое, бессмысленное. Но из дуплянки никто не вылетел. И тихо было вокруг, ни шелеста, ни всплеска. Подувший было ветер сник.
Они постояли около дерева, растерянные немного и опечаленные.
Нет, ничего, видать, из их затеи не выйдет. Осиротела дуплянка.
— Несчастливое это дерево, — сказал Ленька. Уж лучше бы он молчал. Горло у Тима сжалось, и в носу защипало — такая досада, такое отчаяние овладели им, что на какой-то миг ему стало не по себе, даже в глазах потемнело. В ярости он схватил подвернувшуюся под руку палку и трахнул ею по толстому корявому стволу осокоря с такой силой, что сухая палка хрустнула и сломалась на несколько частей. И в тот же миг что-то прошумело над головой.
— Смотри, смотри, вот она! — закричал радостно Тим. — Ястребиха.
А ты говорил: несчастливое дерево! Эх ты, знаток! Думать надо. Да ее теперь ни за что отсюда не выгонишь… Вон, смотри! Думать надо, — повторил он и засмеялся.
Стремительная, красивая птица плавно кружила над ними и тонко, угрожающе попискивала. Иногда она повисала на одном месте, распластав крылья, и тогда Тим видел остро поблескивающий ястребиный глаз.
— Ну, все! — облегченно вздохнул Тим. — Теперь порядок. Пошли.
Не будем ей мешать.
А на обратном пути вдруг он забеспокоился, сомнение закралось ему в голову.
— Лень, а если из гоголиных яиц выведутся ястребята?
— Как же так? — удивился Ленька. — Так не должно быть, яйца же гоголиные.
— Так ведь ястребиха на них сидит!
— Ну и что? — возразил Ленька. — У нас вон в прошлом году курица сидела на утином яйце, а вывелся все равно утенок…
Андрей вернулся вечером. Солнце, раскалившись докрасна, скатилось к лесу, и все вокруг заполыхало, красные отблески легли на крыши домов, на деревья и даже на воду.
Тим услышал гул мотора и побежал к реке. И еще издали увидел Андрея и каких-то людей рядом с ним. Сбавив шаг, он старался разглядеть, кто там еще приехал вместе с Андреем. И первым, кого он узнал, был егерь Семен Калугин. Правая рука у него почему-то была перебинтована и висела перед грудью на подвязке. «Ранили…» — подумал Тим, тревожно вглядываясь в лица остальных стоявших чуть в сторонке двух мужчин. И одного из них он тоже узнал — Половинкин!.. Четвертый, невысокого роста, узкоплечий, с маленькими бегающими глазками, был незнаком. И он, как-то странно моргая, посмотрел на подошедшего Тима, так странно и непонятно, что Тим в тот же миг отвел от него взгляд.
— Как дела? — спросил Андрей, устало улыбнувшись. — Ходили к большому осокорю?
— Ходили, — сказал Тим и покосился на Половинкина. — Все в порядке: осталась ястребиха.
— Вот и отлично!
— Ну, пошли, что ли, — поторопил их Половинкин. — Чего рассуждать?
— А ты не спеши, — оборвал его дядя Семен. — Поспешишь — народ насмешишь. Возьми-ка вон лучше мотор неси.
— Это уж, извините, не моя забота. Не имеете права…
— Я тебе дам право, я тебе покажу и лево, и право… — двинулся на него дядя Семен. — Ты у меня не так запоешь, погоди, ты у меня другим голосом заговоришь.
— Да ладно, — сдался Половинкин. — Чего расшумелся? Мне нетрудно и донести…
Но Андрей, к удовольствию Тима, когда Половиякин хотел было взять мотор, отстранил его и сказал:
