Макс умолк и задумался. Он сидел в кресле босой, в пижаме, приготовившись ко сну, и смотрел в одну точку. Казалось, он видит нечто такое, чего не видно ей, Анне.
В эти посленовогодние дни в городе чувствовалось особое оживление. Всюду говорили о войне с Китаем как о деле уже решенном. Многие из гражданского населения подражая военным, были одеты в пиджаки и куртки военного покроя с прикрепленными к лацканам знаками фашистских и националистических организаций. По нескольку раз в день по радио транслировали националистический гимн «Кими га ё!».
Улицы вечернего Токио заливал ослепительный свет реклам. Всюду шла бойкая торговля. Рабочие, служащие, чиновники тратили свои премиальные, которые им выдали в конце года. Бесчисленные японские лавочки соревновались друг с другом в способах зазывания покупателей: били в барабаны, дудели, трещали трещотками, запускали граммофоны с записями американского джаза. Улицы были затоплены огромными толпами народа.
Анну тоже иногда влекло в эту пеструю мешанину людей торгового Токио. Она заходила в лавочки, универмаги, по-женски любопытная ко всякой всячине. Однажды пришла домой усталая и возбужденная, с маленьким смешным щенком на руках.
— Правда, хороший? — спросила она Макса, отпустив щенка на пол. — Эрдельтерьер…
Щенок испуганно дрожал и тоненько поскуливал. Он был светло-коричневый, с уморительной длинной мордой и маленькими светлыми глазками.
— Славный, славный, — ласково проговорил Макс и стал гладить щенка по волнистой шерстке. — Что это за фантазия пришла тебе в голову, Анни?
— Это не фантазия, Макс, — серьезно ответила Анна. — Просто мне с собакой будет удобней наблюдать на улице за домом, когда ты работаешь. С ней я могу гулять где угодно и выбрасывать ненужные тебе детали, когда ты чинишь аппаратуру.
— Ты умница, Анни, — сердечно проговорил Макс, — всегда только обо мне…
Поздно вечером зашел Рихард, чтобы отдать Максу срочное донесение. Это означало, что Макс будет всю ночь вести передачу в Центр.
У Рихарда был довольно утомленный вид, он устало опустился в глубокое кресло, не сразу найдя место своим длинным ногам.
Анна принесла кофе, и все трое уютно устроились за маленьким столиком.
— Видела, видела я вашу пассию, — шутливо сказала Анна Рихарду, намекая на фрау Терезу.
— А!.. — махнул рукой Зорге. — Она мне до смерти надоела. Вы представить себе не можете, Анни, как я страдаю от одиночества. Теперь бы в Москву, к моей Катюше… Она получила комнату в новом доме. Я пытаюсь представить себе все это, но это не так-то легко…
По тону Рихарда больше, чем по его словам, Анна поняла, что он очень устал.
— Мне кажется, жизнь течет страшно медленно, — прихлебывая кофе, говорил Рихард. — Все-таки здесь очень трудно, да еще в одиночестве. Ведь когда все перевиваешь вдвоем, как вы с Максом, все получается иначе.
— Как ты думаешь, Рихард, когда нам разрешат уехать отсюда? — спросил Макс.
— Не знаю, — честно ответил Зорге. — Дело в том, что никто не может нас здесь заменить, а международная обстановка настолько сложна, что наше присутствие здесь просто необходимо.
Он на минуту задумался. А когда заговорил снова, в его голосе уже не чувствовалось никакой расслабленности, в нем была холодная деловая решимость:
— Нам во чтобы то ни стало нужно узнать планы фашистской Германии о выступлении против Советского Союза.
Нет, Рихард был не прав, когда сказал, что жизнь течет страшно медленно. Просто он тосковал по своей Кате. Для Анны события развивались с катастрофической быстротой. Информация нарастала. Антикоминтерновский пакт. Парламентские выборы, на которых фашисты потерпели поражение. Путч молодых офицеров, пытавшихся произвести государственный переворот. Мятежники убили министра финансов и ряд других влиятельных деятелей. Мятеж был подавлен, и к власти пришло новое, близкое к фашистам, правительство Хироты. Макс беспрестанно радировал в Центр. Анна охраняла его. Время от времени она выходила на улицу как будто бы гулять с собакой и осматривала все подозрительные места, где могли укрыться полицейские. Щенок подрос и превратился в солидного, добродушного пса. Его назвали Джеком. «Ну, Джек, пошли погуляем», — ласково говорила Анна, и пес начинал радостно лаять и визжать от восторга.
Иногда Максу приходилось работать целыми ночами. От нагрузки свет в комнате начинал мигать, и Анна завешивала окна плотными шторами. В комнате становилось так душно, что Макс вынужден был снимать с себя всю одежду и в таком виде работать. Анна предусмотрительно запасала в большом количестве холодное пиво.
Опасность пеленгации заставляла Макса вести передачи из разных квартир: из квартиры Бранко, Рихарда. Иногда он садился в машину и ехал далеко за город, чтобы оттуда вести передачу.
Эдит еще не уехала в Австралию, — в Мельбурне, где жила ее сестра, был период депрессии, и надежда на какую-нибудь работу там лопнула. С Бранко они жили как чужие, Макса Эдит встречала каждый раз с молчаливой ненавистью, и он чувствовал себя в ее присутствии каким-то преступником.
Однажды глухой ночью, когда Макс работал у Бранко, Анна проснулась от страшного грохота и звона разбитых стекол. Ей показалось, что дом рушится. «Землетрясение!» — с ужасом подумала она и кинулась к окнам. На улице творилось что-то невообразимое: ураганный ветер валил деревья, гремел сорванными с домов крышами. А потом начался ливень, и в квартире случилось настоящее наводнение — вода лила с потолка, мутными потоками стекала по стенам. Анна в панике бегала по квартире, спасая вещи, за ней с лаем носился испуганный Джек. Потом погас свет, и квартира погрузилась в густую темноту. Было холодно и жутко. Нашлись какие-то старые огарки свечей, и при их трепетном свете Анна собрала вещи в чемоданы. Утром, когда пролетел тайфун, выяснилось, что с дома снесло часть крыши.
Наконец пришел Макс. Он рассказал о такой же катастрофе в доме Бранко. С Эдит случилась истерика — насилу успокоили, а потом начали вставлять стекла и наводить в доме порядок. Связь с Центром так и не состоялась.
Осмотрев квартиру, Макс решил, что придется искать другую.
— Нет худа без добра, — сказал он, — наконец-то мы избавимся от соседства с гвардейским полком!
Уставшая, измученная Анна улыбнулась ему сонной улыбкой.
Они наняли квартиру в другом районе, неподалеку от парка Уэно. Квартира мало чем отличалась от старой, а близость парка очень устраивала Анну.
На новой квартире к ним пожаловал полицейский, низенький плосконосый тип с узкими подозрительными глазами. Звали его Аояма. Он сразу же справился, есть ли у них прислуга? Узнав, что нет, вежливо, но настойчиво предложил взять ее и сам «любезно» потом прислал крепкую, молодую девицу, как видно, из крестьян. Анна объяснила ей, что свободной комнаты для нее у них нет, поэтому вечером она должна уходить домой.
