— А теперь, — сказал я, — вам предстоит услышать очень важную новость. Очень!..
Они посерьезнели, подтянулись, последние редкие голоса умолкли. Я оглядел всех очень серьезными глазами, в зале подтянулись еще больше, затихли.
— Мы живем в страшное и прекрасное время, — сказал я возвышенно. — Либо победим, либо все погибнем в схватке с Маркусом. Ситуация в связи с надвигающейся всемирной катастрофой чрезвычайная! А в чрезвычайных, когда некогда рассуждать и согласовывать, от нашей скорости, а порой и жестокости будет зависеть существование всего человечества! Потому нужны и самые чрезвычайные меры.
Все молчали, еще не понимая, к чему я веду, только Зигмунд проронил холодно и четко:
— Можно бы и чуть раньше, но… хорошо и так.
Сэр Тири спросил осторожно:
— Чрезвычайные меры… это что?
Я отрезал:
— Во-первых, отсекается любая возможность смены власти при помощи избрания другого короля! Отныне и навеки должность короля… во всяком случае, в нашем королевстве, становится не выборной, а наследственной. Любая попытка даже предложить на трон другого человека — государственная измена и будет караться по всей строгости… или давайте прямо, по всей жестокости закона!
Лица посерьезнели еще больше, каждый ощутил, что происходит в самом деле нечто чрезвычайное.
— Кстати, — сказал я, — если король бездетный или сыновья его погибли, преемник назначается им самим лично, а не Советом Лордов!
Зигмунд подумал, кивнул.
— Да, это важно. Преемственность власти любой ценой. В данном особом случае решение короля абсолютно легитимно, так как затрагивает интересы всего Содружества Демократических Королевств.
Я окинул взглядом встревоженные лица, поднял руку в успокаивающем жесте.
— История учит, что те королевства, где первыми преодолели феодальную раздробленность и наделили своего короля чрезвычайными полномочиями, развивались быстрее, успешнее, народ богател, король исправно получал налоги, строил дороги, развивал промышленность, укреплял связи с другими королевствами, открывал водные пути в далекие страны…
Они промолчали, никто из них историю не учил, а я закончил, возвысив голос:
— Потому вы вот сейчас наделяете меня этими чрезвычайными, а я, покоряясь вашей воле, принимаю на себя тяжкие обязанности короля с абсолютной властью!
Взгляды начали подниматься, я проследил за ними, это на балкон вышла Аскланделла, прекрасная и величественная в красном платье и с башней иссиня-черных волос.
— Я король, — произнес я, стараясь, чтобы голос звучал веско и гранитно весомо. — Король, создавший государство Улагорнию, в которое мы все скоро вернемся. И потому, осознавая всю тяжесть, резко рухнувшую мне на плечи, и во избежание даже намека на создание различных союзов насчет раздела власти… объявляю себя монархом.
Большинство не сводят с меня взглядов, внутренне готовы, другие начали переглядываться, но шушукаться не смеют.
Я продолжал злым и напористым голосом:
— Вся полнота власти принадлежит отныне только мне, а затем моим потомкам. Любые попытки избрать или даже выдвинуть другую кандидатуру на трон будут считаться государственной изменой и караться четвертованием на городской площади. Начинается эпоха абсолютизма!
На лицах моих лордов восторг и полное одобрение, зато некоторые лорды из сакрантцев заметно помрачнели.
Принц Сандорин сказал с готовностью:
— Ваше Величество, позвольте подготовить манифест?
Я кивнул.
— Да… но пусть зачитают на площади вкратце и только в столице. Народу наши заморочки все равно, а лорды по всему королевству и так узнают. Это, собственно, и так адресуется только им.
Граф Гогенбергский спросил осторожно:
— Ваше Величество, а как насчет… Верховного Королевского Совета?
— Все в прежнем виде, — пояснил я. — Я монарх, но не собираюсь устанавливать совсем уж абсолютную монархию. Хотя конституционная или парламентская тоже не по моему ндраву.
— Ваше Величество?
— Характер не позволяет, — признал я. — Да и вообще, парламентская — это путь к мятежу. Нам только кромвелей не хватает в такое переломительное время переломов.
— Значит?..
— Большой Совет, — сказал я, — как и Малый, а также Тайный, остаются. Как я могу без дружеского совета?.. Но решения принимаю я и только я. Единолично. И пусть даже не мечтают некоторые мечтатели. Мечты должны быть реальными от и до. Если все будут стремиться за горизонты… любое королевство рухнет. Бунтарей, если понадобится, будем выращивать сами и в строго ограниченном количестве. Я скажу по сколько на королевство.
Сандорин спросил почтительно:
— В зависимости от размеров?
— От количества населения, — отрубил я. — И других факторов, которые я обозначу или назначу позже. А мы отныне — вперед в демократическое общество просвещенного абсолютизма, а также равенства, братства, счастья… ну, всего, чего мягко добивается церковь! Однако, как говорят все мудрецы, нельзя перепрыгнуть от феодальной раздробленности к развитой демократии! Ни в один прыжок, ни в два. Нужно обязательно пройти долгий и счастливый период абсолютной монархии и неограниченного самодержавия. Обязательно.
Епископ Геллерий поклонился.
— Ваше Величество, зная вас…
Я ответил твердо:
— Это не мой каприз! Меня ведет исторический процесс. Я лишь смиреннейше следую его велению.
Я услышал, как принц Сандорин сказал Максу тихо:
— Как думаешь, если он велит рекам течь в обратную сторону…
Тот подумал очень серьезно, шепнул:
— Не должны бы, однако ты же знаешь нашего короля?
