— Но ведь сиу заключили мир с Соединенными Штатами, — возразил Андре. — Вы зарыли в землю топор войны. Ситтинг-Булл снова поселился на резервной земле. Ваш главный вождь лично объявил о прекращении военных действий. Берегитесь. Вы очень рискуете. Ваш поступок не останется без наказания. Опять польется кровь, опять запылают селения. Опять повсюду промчится смерть и разрушение. И виноваты будете вы.
Слепой Бобр медленно встал и произнес твердым монотонным голосом:
— Совет обсудил дело и объявляет решение. Белый сниматель скальпов принадлежит Кровавому Черепу. Завтра он будет казнен. Это справедливо. Что касается двух охотников из Франции, они умрут вслед за ним. Если они вернутся в землю белых, то расскажут про смерть снимателя скальпов, и тогда придут солдаты Великого Отца и отомстят нам. Если же будут уничтожены, мы спокойно вернемся домой, и никто ничего не узнает. Ату!
— Ну что, генерал? — вскричал американец. — Не прав ли я был, когда говорил, что от этих негодяев нельзя ожидать ничего путного? By God! Я много их истребил и нахожу, что все-таки мало. Надо было больше. Знайте, что наша участь была решена заранее. Весь этот суд — комедия, обряд, не более. Представьте, как эти плуты хохотали над вами в душе, пока вы тут перед ними распинались!..
Андре, ошеломленный неожиданным оборотом дела, опомнился, вновь обрел присущее ему хладнокровие.
— Я сделал то, что считал своим долгом. Моя совесть чиста. Впрочем, у нас впереди целые сутки, а за сутки такие люди, как мы, могут многое задумать и выполнить.
Заседание завершилось. Пленников отвели обратно в хижину, связав их на этот раз по рукам и ногам. Кроме того, к ним приставили хорошо вооруженного индейца. Этот сторож устроился так, чтобы поднять тревогу при малейшей попытке пленников совершить побег. Фрике насмешила эта чрезмерная предосторожность. Он расхохотался.
— Что ты смеешься, шальной мальчишка! — спросил Андре, не понимая причины подобной веселости. — Мне кажется, в нашем положении мало забавного. К тому же оно осложняется тем, что мы связаны.
— Пфф!.. Простые бечевки.
— Однако.
— Берусь за две минуты сбросить их с себя, кинуться на сторожа и придушить его как мышонка, так что он и не пикнет. В две секунды развязываю вас и — вперед!.. Если у вас есть план, говорите!..
— Ты уж очень легко относишься к нашим узлам. Не прогадай.
— Пустяки. Перед тем как с вами познакомиться, я работал у господина Робер-Удена.
— Да, помню. И что из этого следует?
— Я был у него «медиумом», проделывал разные фокусы при помощи шкафа братьев Девенпорт. Никто лучше меня не умеет развязывать веревки и узлы.
— Значит, можем бороться до конца. Если и умрем, то защищаясь до последней минуты — и то хорошо. Запасемся же терпением и подождем ночи.
— Кстати, этот наш старик совсем нас бросил. Я начинаю соглашаться с вами, дорогой полковник, что индейцы, в сущности, не многого стоят.
Прошло еще два часа. Фрике раз десять успел пожаловаться, что не приходит Мать Троих Силачей и не приносит еду. Несмотря на близость смерти, у них разыгрался аппетит. Вдруг поднялась дверная занавеска, в хижину вошел индеец.
— Это вы, папаша? — вскричал парижанин, узнав Того-кто-видел-Великого-Отца. — А я уж думал, вы нам изменили. Это хорошо, что не забываете друзей.
Старик, не говоря ни слова, ножом перерезал узлы молодого человека, потом сделал то же для Андре. Молча подал знак, чтобы они шли за ним, сказав несколько слов шепотом угрюмому сторожу.
Изумленные Андре и Фрике повиновались. Они с наслаждением потянулись и оставили свою вонючую тюрьму. Стоящий неподалеку отряд воинов молча пропустил их. Старик привел пленников на просторную площадку, где были в сборе все вожди и воины с раскрашенными лицами и в полном вооружении.
«Что они хотят с нами делать? — спросил себя парижанин. — Убить немедленно или отпустить на все четыре стороны?»
Индейцы смотрели на белых не враждебно, скорее с любопытством. Старый вождь наконец заговорил, обращаясь к Фрике:
— Мой сын Железная Рука очень молод, но он великий воин. Тот-кто-видел-Великого-Отца взял его под свое покровительство, и, если Железная Рука захочет, ему не причинят никакого зла.
— Приятно слышать, папаша. Что же для этого надо сделать?
Старик продолжал, не ответив на вопрос:
— Его друг Белый Охотник, может быть, тоже великий вождь, но он не продемонстрировал краснокожим людям ни своей силы, ни ловкости, ни меткости.
— Да говорят же вам, дедушка, что я господину Андре в подметки не гожусь. Вы можете поверить мне на слово.
— Краснокожие люди хотят сами в этом убедиться, прежде чем окончательно решить его участь.
— Значит, хотите устроить ему экзамен? У вас губа не дура, господа. Что ж. Вы останетесь довольны, за это я ручаюсь.
— Пожалуй, и я не против этого «экзамена», — сказал Андре своему другу. — Может быть, благодаря ему у нас появится средство к спасению. Слушайте, вождь, я согласен. Дайте мне винтовку.
Последние слова были сказаны по-английски. Вождь очень обрадовался и перевел их присутствующим. Потянулась дюжина рук, предлагая винтовки.
Андре схватил первую попавшуюся. На счастье, она оказалась в полном порядке. Осмотрев ее, опробовал, примерился к ней и, зарядив, стал искать цель.
В это время высоко над головой реял коршун, упиваясь солнечными лучами. Охотник поглядел на него, подумал, потом быстро прицелился и выстрелил.
На глазах изумленных индейцев птица, подстреленная на лету, сложила крылья и стала падать, кувыркаясь, вниз, точно бумажный змей с оборвавшейся веревкой.
Индейцы завыли от восторга. Андре решил показать, что этот удачный выстрел — не случайность, и стал искать глазами другую цель.
В пятидесяти метрах от него, испугавшись выстрела, билась прелестная молодая лошадка, привязанная за лассо к колу. Андре прицелился в ремень лассо и выстрелил. Пуля перерезала ремень, как ножом. Лошадь, почувствовав свободу, хотела было убежать в прерию, но, когда пробегала мимо Андре, он схватил ее за лассо и разом остановил. Лошадь взвилась на дыбы, стала брыкаться. Не обращая на это ни малейшего внимания, Андре подошел, взял ее за гриву и так, без седла и узды, вскочил ей на спину.
Пуля перерезала ремень, как ножом.
Индейские лошади не любят белых людей. Что только не выделывал мустанг под неожиданным седоком, чтобы его сбросить, но неустрашимый француз сидел неподвижно и невозмутимо. Лошадь понемногу успокаивалась.
Вдруг остановилась, вся дрожа, что-то жалобно проговорила, согнула колени, опустилась на задние ноги и легла пластом на землю.
