Клодия заставила себя подождать, пока не уверилась, что сержантша действительно ушла, а не наблюдает за ней в глазок. Убедившись, что за ней не подглядывают, Клодия подползла к углу, где прятала заветный стебель, и схватила его губами. Все так же на коленях она пересекла комнату и нагнулась над водой.
Она сделала первый глоток и почувствовала, как вода тонкой струйкой просочилась в горло. Клодия закрыла глаза от удовольствия, как будто пила какой-то чудесный магический напиток. Она чувствовала, как по жилам разливается новая сила.
Она выпила большую часть содержимого котелка, продлевая удовольствие, пока не стало почти абсолютно темно, но так и не смогла заставить себя съесть липкую кукурузную массу, перемешанную с грязью.
Зажав ручку котелка между зубов, она оттащила остатки воды в дальний угол, где могла растянуть удовольствие на много часов. Она стала устраиваться на ночь, испытывая едва не ли веселье и удивительную легкость в голове, как будто выпила шампанского, а не мутной речной воды.
— Я еще могу кое-что вынести, — прошептала она сама себе. — Им не удастся меня сломать. Я не позволю.
Но ее настроение скоро омрачилось. Почти сразу, как наступила полная темнота в камере, она поняла, что совершила ужасную ошибку, оставив несъеденную пищу на полу.
Прошлой ночью приходила только одна крыса, да и та убежала, стоило только Клодии закричать. На сей раз аромат еды привлек целую стаю. Ее воспаленному воображению казалось, что вся камера кишит ужасными тварями. Вонь, исходящая от них, забивала ей нос — тошнотворный крысиный запах, похожий на запах вареных рогов и копыт. Она вжалась в свой угол, дрожа от холода и ужаса, а мерзкие твари бегали рядом с ее ногами, то и дело задевая ступни, вскрикивая и пища, борясь за крохи кукурузной каши.
Наконец Клодия не выдержала и поддалась панике. Крича, на грани истерики, она начала бешено отбиваться; одна из крыс молниеносно развернулась и вонзила острые, как бритва, зубы в обнаженную ногу Клодии. Девушка снова закричала и задрыгала ногой, пытаясь стряхнуть крысу, но острые зубы только глубже впивались в ее плоть. Но наконец ей удалось отшвырнуть крысу куда-то в темноту.
Крыса, отлетев, ударилась о котелок, в котором еще оставалась драгоценная для Клодии вода. Она услышала металлический лязг о стену камеры и плеск выливающейся на землю воды. Она подползла к перевернутому котелку и в отчаянии зарыдала.
После долгих часов ужаса и страха, когда крысы в конце концов расправились с остатками пирога и растворились в темных трещинах крыши, Клодия наконец расслабилась, вымотанная физически и эмоционально.
— Пожалуйста, Господи, пускай это прекратится. Я больше не могу.
Она повалилась на бок и растянулась в грязи, дрожа и всхлипывая, и наконец погрузилась в мрачную пустоту забвения.
Она проснулась, почувствовав, как что-то копошится в ее волосах и издает странные однообразные звуки прямо над ухом. Клодии, все еще сонной, потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что происходит. Она перевернулась на другой бок, и одна щека оказалась прижатой к полу. Какое-то мгновение она полежала, ощущая, как кто-то дергает ее за волосы и хрустит над ухом. И вдруг ужас вернулся с новой силой.
Крыса жевала ее волосы, обкусывая их острыми изогнутыми передними зубами, чтобы собрать мягкий материал для своего гнезда. На сей раз ужас был так велик, что буквально парализовал Клодию. Она просто оцепенела. Ее всю трясло, желудок сводило в судорогах, а пальцы на руках скрючились от отвращения.
Внезапно она перестала бояться. Страх сменила злость. Одним стремительным движением она вскочила и погналась за отвратительным животным.
Она кружила по камере, следуя за крысой только по звукам. Она больше не пинала животное, но неотступно следовала за ним по пятам. Дважды крыса пыталась взобраться на стену, чтобы спастись, но каждый раз Клодия всем своим телом скидывала ее обратно на пол.
Такой бешеной злости Клодия никогда раньше еще не испытывала. Она накалила все ее чувства, обострила слух до такой степени, что могла визуализировать каждый шаг жертвы; каждое движение Клодии приобрело такую быстроту и точность, что каждый раз, когда ее удар достигал цели и мохнатый грызун взвизгивал от боли, злость охватывала ее с новой силой.
Она загнала крысу в угол напротив двери, наступила на нее и почувствовала, как маленькие кости ломаются под каблуком. Однако она все давила и давила, всхлипывая от усилий, пока не почувствовала, как тело крысы под ее ногой обмякло и стало неподвижным.
Когда же она наконец вернулась в свой угол и уселась там, дрожь все еще не отпускала ее, зато ужас и страх отступили.
«Я еще никого не убивала до этого», — подумала она, удивляясь себе и этой таинственной стороне своей натуры, о существовании которой она даже не подозревала.
Она ждала, когда же ею овладеют чувство вины и отвращения. Но вместо этого она чувствовала себя такой сильной, будто прошла тяжкое испытание, научившее ее справляться со всеми трудностями, какие бы ни встретились на пути.
— Я не собираюсь сдаваться, больше никогда! — прошептала она. — Если понадобится, буду бороться и убивать. Но я выживу.
Утром, когда охранница пришла за оставленным накануне котелком, Клодия встретила ее решительно, встав перед ней так, что ее лицо оказалось всего в каком-то дюйме от лица негритянки.
— Унесите это, — твердо сказала она, указывая на трупик крысы, лежащий у ее ног. Женщина заколебалась, и Клодия повторила: — Унесите ее, сейчас же!
Охранница взяла дохлую крысу за кончик хвоста и уже у самого выхода оглянулась, и в ее темных глазах промелькнуло какое-то подобие уважения.
Неся пустой котелок и мертвую крысу, она покинула камеру. Вернувшись несколько минут спустя, она принесла наполненный водой котелок и чашку с едой. Клодия подавила жажду и с новообретенным чувством самоуважения указала на ведро с нечистотами.
— Это надо вычистить, — сказала она, но женщина что-то возразила на португальском.
— Хорошо, я сама, — сказала Клодия без колебаний, в упор глядя на свою мучительницу до тех пор, пока та не отвела взгляд. Только тогда она повернулась к ней спиной и подставила руки в наручниках.
— Расстегни, — приказала она, и охранница послушно достала из кармана ключ.
Клодия чуть не заплакала, когда ее руки освободились от стальных оков. Кровь хлынула в затекшие руки, и она прижала их к груди, осторожно растирая. Покусывая губы от боли, девушка с ужасом разглядывала израненные зубцами наручников запястья.
Охранница подтолкнула ее в спину, отдав какое-то распоряжение на португальском. Клодия взялась за ручку ведра и, отстранив женщину, поднялась по ступенькам. Солнечный свет и теплый свежий воздух показались ей сущим благословением.
