После первого акта человек двадцать лакеев в княжеских ливреях разносили в передние ложи мороженое. Я счёл уместным отказаться, и тогда некий молодой человек, прекрасный как Амур, подошёл ко мне и непринуждённым, но учтивым тоном спросил, почему я не взял мороженое.
— Не имея чести никого знать, я никому не хотел давать повод говорить, что он угощал меня.
— Сударь, такой человек, как вы, не нуждается в рекомендациях.
— Это слишком большая честь для меня.
— Вы остановились в гостинице “Сент-Омер”, сударь?
— Да. Естественно, ради того, чтобы посетить Воклюз, куда рассчитываю поехать завтра, если смогу найти хорошего чичероне.
— С удовольствием окажу вам эту услугу. Меня зовут Дольчи. Я сын капитана гвардии вице-легата.
— Мне весьма приятно ваше любезное предложение, и я с удовольствием принимаю его.
— Я буду у вас в семь часов.
Меня привела в восхищение благородная непринуждённость сего Адониса, которого, если бы не звук мужского голоса, можно было бы принять за прелестную деву. Зато самозванная Астроди, чьи артистические таланты вполне соответствовали её непривлекательности, вызывала один лишь смех, так как во время всего представления ни на минуту не отводила от меня своих белёсых глаз. Даже когда пела, и то с улыбкой посматривала она в мою сторону и делала какие-то многозначительные жесты, по которым все присутствующие должны были обратить на меня внимание и составить совершенно превратное представление о моих вкусах. Зато мне понравился голос и глаза другой актрисы, оказавшейся горбуньей. Несмотря на сей порок, она была очень высока, и, если бы не её уродство, имела бы рост не менее шести футов. Кроме очень красивых глаз и вполне сносного голоса, она, как мне показалось, была, подобно всем горбуньям, отнюдь не лишена ума. Я увидел её вместе с дурнушкой Астроди у подъезда, когда выходил из театра. Одна ждала, чтобы поблагодарить меня, другая предлагала билеты на свой бенефис.
Как только Астроди излила на меня свои благодарности, горбунья, смеясь во весь рот, растягивавшийся до самых ушей и открывавший не менее двух дюжин ослепительных зубов, сказала, что надеется на моё согласие почтить своим присутствием её бенефис.
— Если только мне не придётся уехать раньше, — отвечал я.
При этих словах наглая Астроди в присутствии нескольких дам, ожидавших своих карет, со смехом сказала, что ни под каким видом не позволит мне уехать, и посоветовала своей подруге:
— Дай ему шестнадцать билетов.
Постеснявшись отказаться, я выложил два луидора, после чего Астроди сказала, несколько понизив голос:
— Завтра, когда кончится спектакль, мы поедем к вам ужинать, но при условии, что больше никого не будет. Нам хочется напиться.
Несмотря на некоторую досаду, я подумал, что такая компания должна быть довольно комической, и решил остаться, надеясь позабавиться.
Я сидел один у себя в комнате, когда возвратились Стюард и его жена. На сей раз не было слышно ни слёз, ни упрёков. Однако же утром, к своему величайшему удивлению, я увидел перед собой самого кавалера, который заявил мне, как будто мы были старыми знакомцами, что, узнав о моей сегодняшней прогулке в Воклюз, да ещё в четырёхместной карете, он решился просить позволения, ежели я буду один, сопровождать меня вместе со своей женой, которой очень хочется посмотреть фонтан. Я согласился.
Дюк не преминул заметить, что всё идёт, как он предсказывал. Действительно, парочка, без сомнения, задумала возместить мои расходы новыми авансами. Сие не было для меня неприятно, тем более я ещё не сделал ни одного вига для того, что уже предлагалось с такой предупредительностью.
Явился Дольчи, прекрасный, словно ангел. Соседи мои были вполне готовы, и, как только экипаж нагрузили всем необходимым для доброго пикника, мы отправились.
Я надеялся, что лицо красавицы просветлится и печаль уступит место если не веселью, то, по крайней мере, непринуждённости. Однако я ошибся — на все мои разговоры, как шутливые, так и серьёзные, она отвечала или междометиями, или же с самым крайним лаконизмом. Бедный Дольчи был безмерно поражён. Ему казалось, будто он причина печального настроения этой женщины и поэтому именно из-за него омрачилась наша увеселительная прогулка. Пришлось успокаивать его тем, что, когда он столь любезно предложил мне своё общество, я ещё не знал о предстоящей мне чести сопровождать эту прекрасную даму, а при случившейся утром оказии был лишь рад возможности доставить ему столь прелестную спутницу. Дама не произносила ни слова и смотрела вокруг так, будто перед её глазами было пустое место.
Успокоившийся после моего объяснения Дольчи опять стал обращаться к ней, стараясь затронуть какие-нибудь струны её души. Но напрасно. Тогда он ударился в пространный диалог с мужем, стремясь, однако, обратить на себя внимание дамы, но её прекрасные губки даже не дрогнули.
Красота нашей спутницы была совершенно безупречна: глаза сверкающей голубизны и идеального разреза, округлые плечи, полные и нежные руки, талия нимфы и светло-каштановые волосы несравненной прелести. Моё разгорячённое воображение обнажало то, чего я не мог видеть, и всё казалось восхитительным. Однако же, по некоторым размышлениям, я рассудил, что эта женщина с её печалью может возбудить лишь влюблённость, но отнюдь не длительное чувство, поскольку, доставляя наслаждение, она никогда не принесла бы счастия.
Я решил не видеть её более. Возможно, она даже лишилась рассудка или впала в отчаяние, оказавшись во власти человека, которого навряд ли любила. Мне было жаль её, и всё же казалось непростительным, чтобы порядочная женщина, к тому же не лишённая некоторого воспитания, согласившись поехать с нами, совершенно не посчиталась с тем, что своим унынием уничтожает всю прелесть нашей прогулки.
В отношении кавалера Стюарда, независимо от того, был ли он её мужем или любовником, не приходилось ломать себе голову. Кроме своей молодости, он ничем не выделялся — ни красотой, ни безобразием, ни каким-либо иным качеством. Его тон был фальшив, манеры грубы, а беседа обнаруживала одновременно и невежество, и глупость. И каким только образом, не имея за душой ни гроша и разъезжая по Европе с красавицей, выставляющей напоказ свою неприступную добродетель, мог он вообще существовать, если не за счёт простаков? Впрочем, несмотря на своё невежество, возможно, он заметил, что сих последних везде предостаточно, хотя опыт и должен был показать ему ненадёжность такового средства.
По прибытии в Воклюз я полностью поручил себя Дольчи, который бывал здесь уже сотни раз и имел в моих глазах то неоспоримое преимущество, что обожал возлюбленного Лауры. Мы оставили экипаж в Апте и направились по дороге к источнику, куда в этот день стекалось множество любопытствующих. Сам источник выходит из грота у основания скалы, возвышающейся не менее чем на сотню футов, из коих сам грот занимает почти половину. Вода изливается столь обильно, что уже здесь заслуживает названия реки. Это и есть Сорг, впадающий за Авиньоном в Рону. Невозможно представить воду более чистую и прозрачную, поскольку камни на её ложе не дают ни малейшего замутнения.
