— Мистер Кросби еще спохватится! — снова усмехнулась Анна. — В Шанхае японцы уже нападают на англичан — мол, вон из Китая, избивают их, бросают в тюрьмы.
— Это интересно! Рихарду расскажи поподробней.
В первый же клубный день Анна действительно увидела Зорге в кругу японских журналистов.
Фрау Этер буквально набросилась на нее с кучей всяких поручений по организации очередного бала.
— Кому же, как не вам, дорогая, принимать деятельное участие? У всех дети…
И Анна принимала: выколачивала иены из расчетливых немок то на покупку подарков для японских солдат, то на цветы, бегала по магазинам, закупала всякую всячину для лотерейного киоска. Фрау Этер была неистощима в своих выдумках. Один за другим следовали балы, вечера дружбы с выступлениями самых известных гейш Токио, которые развлекали публику пением и танцами.
В клубе царил культ Японии. Многие немки приходили в изящных кимоно, некоторые пытались вместо туфель носить гэта — деревянные скамеечки, но вскоре бросили эту затею — портится походка. Зато вошел в моду макияж «под японку» — черным карандашом удлиняли разрез глаз, красили волосы в черный цвет, мода есть мода, дай только повод.
Большой зал клуба убирали в японском стиле, чайные и закусочные буфета изобиловали японскими закусками: ломтиками сырой рыбы в сахаре, рисовыми колобками, скияки — жареным мясом.
В общем-то балы как две капли воды походили друг на друга: танцы, ларьки, крюшоны, лотереи, шумные сборища немецких и японских офицеров. Но за всем этим крылась определенная политика: воспитывать немецкую колонию в Токио в духе дружбы к Японии как к будущему союзнику Германии в войне против СССР.
Но однажды Анна вернулась из клуба в полном недоумении.
— Что случилось? — обратилась она к Максу. — В клубе ни одного японца, и фрау Этер хвалит советские колхозы! Прямо светопреставление какое-то…
— О, тут такие дела… — многозначительно проговорил Макс. — Советский Союз заключил с Германией договор о ненападении. Японцам это не понравилось. Они считают Гитлера предателем, мол, в самый трудный момент для Японии Германия вонзила ей нож в спину.
— Но ведь это здорово! — радостно воскликнула Анна.
— Что «здорово»?
— Войны с Германией не будет?!
— Как сказать… — неопределенно ответил Макс. Прошелся по комнате, остановился перед портретом Гитлера и снова задумчиво повторил: — Как сказать…
Зашел Зорге.
Весь вечер они с Максом говорили о том, что срок их пребывания в Токио кончается и хоть сейчас можно складывать чемоданы. Но обстановка такова, что уезжать никак нельзя — заменить их некому. Следовательно, они должны остаться в Японии еще на неопределенное время.
— Как вы, Анни? Не возражаете? — Рихард посмотрел на нее очень серьезно. Она, не задумываясь, ответила:
— Как Макс, так и я.
Зорге молча поцеловал ей руку.
В ту же ночь Макс передал в Центр:
«Пока не беспокойтесь о нас здесь. Хоть нам здешние края крайне надоели, хотя мы устали и измождены, мы все же остаемся все теми же упорными и решительными парнями, как и раньше, полные твердой решимости выполнить те задачи, которые на нас возложены великим делом».
В связи с событиями в МНР на реке Халхин-Гол Анна снова собиралась в Шанхай. Нужно было везти документы и фотопленки. Пленки она, как обычно, зашила в тонкую тряпку и спрятала на себе под платье. Предстояло выполнить ряд поручений товарищей: Бранко попросил ее купить в Шанхае фотоаппарат «Лейку» — его фотоаппарат пришел в негодность, а в Японию, в числе других импортных товаров, перестали ввозить фотоаппаратуру. Кроме того, в Шанхае нужно было приобрести части к передатчику.
Пароходы в Шанхай стали ходить нерегулярно, и Анну решили отправить на самолете.
Фирма «Клаузен — Сиока» выполняла кое-какие заказы для военного ведомства, и билет на самолет Макс достал без особого труда через это ведомство.
Было раннее утро, когда Макс и Анна прибыли на аэродром. При расставании они внимательно посмотрели друг на друга. Глаза Макса были затуманены тревогой.
— Смотри там, будь умницей…. — тихо проговорил он.
— Не беспокойся, — бодро ответила Анна. — Не впервой… все сделаю как надо.
— Подальше прячь детали к передатчику.
Она кивнула с молчаливой улыбкой.
Пассажирами были почти одни военные — японские генералы, офицеры. Место Анне досталось у самого иллюминатора. Забросив на сетку свое пальто и ручной саквояж, она решила спокойно вздремнуть в дороге. Но ее внимание остановил толстый, коренастый генерал, который навис над ней, усаживаясь на соседнее место.
Увидя молодую даму, генерал учтиво поклонился, с шипением втягивая в себя воздух.
«Какое знакомое лицо… — подумала Анна. — Где я его видела? Эти кустистые брови, раскосые глаза…» Она заволновалась, ей почему-то обязательно нужно было вспомнить, при каких обстоятельствах произошла когда-то встреча с этим человеком. С ним была связана какая-то опасность. И не могла заставить себя быть спокойной и безразличной, пока наконец не вспомнила… Дайрен. Русское кладбище, где покоится прах героев Порт-Артура. Возглас Макса: «Смотри, это генерал Доихара! — глава японской разведки. Запомни его!» Сердце сразу провалилось куда-то вниз: конечно же это Доихара!
Самолет поднялся в воздух. Стюардесса, очень милая японская девушка, начала разносить завтрак. Генерал любезно, все с тем же шипением, помог Анне поставить на откидной столик поднос с завтраком.
Кусок не лез ей в горло, хотя всеми силами старалась держаться как можно непринужденнее. Про себя думала: «Судьба смеется надо мной, подсовывая такие сюрпризы».
Когда завтрак кончился и подносы были убраны, генерал достал из портфеля журнал с красочными обложками и протянул Анне:
— Дозоо (пожалуйста).
— О, данке шён, данке шён, — дрожащим голосом пролепетала Анна.
Это был иллюстрированный журнал с видами Японии. Анна листала его, закрыв им лицо, чтобы генерал не заметил ее волнения. Мысль, что рядом с ней сидит глава японской разведки, парализовала ее, повергала в ужас. А минутами ей становилось смешно. Надо же, какое стечение обстоятельств! Нарочно не придумаешь. Рихард с Максом не поверят.
Решив, что она немка, Доихара удвоил к ней свое внимание. Когда самолет приземлился на шанхайском аэродроме, он предупредительно достал с сетки ее саквояжик и пальто, любезно помог одеться. На прощанье раскланялся, сказал по-немецки:
— Спасибо за приятное общество.
Анна постаралась ответить ему самой очаровательной улыбкой.
