Поэтому Аарон и старейшины отправились к Моисею, и тот обратился к ним со словом.
Вы улавливаете разницу со следующей фразой: осмелевшие благодаря присутствию своих вождей, стоявших между ними и Моисеем, "все дети Израиля приблизились к нему и он сообщил им приказы, которые отдал ему Яхве на горе Синай."
Следовательно, первым было передано Слово. Вторым — Приказы. Несомненно, эти два совершенно различных послания символизируются двумя таблицами.
Резюмируем сказанное выше. Итак Моисей поднялся на вершину горы Синай, достигнув таким образом высочайшего для человека состояния; там он видел и слышал Бога, то есть ничто во Вселенной не осталось для него скрытым или непонятным.
Тот, кто был озарен подобным светом, не может предпринять ничего иного, как начать просвещать других. Поэтому Моисей хочет передать своему народу то, что он узнал и показать ему путь, по которому он прошел. Он призывает свой народ, но тот отказывается приблизиться. К нему подходят только те, кто тоже пытался найти свет. И вот именно к ним Моисей обращается со словом. А тем, кто не захотел приблизиться, он отдает приказы. Затем…
"Когда Моисей закончил свое обращение к ним, он набросил покрывало на свое лицо"
Все кончено. Отныне для тех, кто не захотел приблизиться, свет навсегда будет закрыт. Потому что тот, кто не пытается достичь его, не способен его принять.
Моисей закрыл свет, исходивший от его лица. Он позволял увидеть его только "когда выходил из шатра", где он беседовал с Яхве, и только для того, чтобы все знали: этот свет существует. Потом он снова набрасывал покрывало на свое лицо. Тот, кто хотел стать просвещенным, должен был подойти к нему и приподнять покрывало…
Таким образом, отныне в Израиле были люди двух категорий: те, кто получил Слово и стал передавать его от поколения к поколению, и те, кто получил только приказания. Но лицо Моисея оставалось сияющим под покрывалом и доступным для тех, кто хотел приблизиться к нему и приподнять покрывало.
Следовательно, это эзотерическое приобщение к мудрости, символизируемое сияющим под покрывалом лицом, говорит, что мудрость не должна была оставаться скрытой и недоступной; напротив, она с радостью передавалась всем, кто хотел этого.
История еврейского народа и его религии показывает, что так продолжалось недолго. И это вызвало необходимость появления в еврейском обществе другого носителя света, который сказал:
"Разве лампа существует для того, чтобы прятать ее под кроватью, держать под спудом? Разве она не создана для того, чтобы повесить ее как светильник?" (Марк, 4-21)
"Ничто не бывает столь скрытым, как то, что не должно быть показано; нет ничего тайного, что не должно стать явным." (Лука, 12-2)
"Горе вам, законники, потому что вы похитили ключ к знанию! Вы сами не вошли, и тем, кто хотел войти, вы помешали." (Лука, 11–52)
Те, кто "похитил ключ к знанию", потеряли его. Потому что тот, кто не передает Истину дальше, утрачивает ее. Тяжесть эгоизма заставляет его свергнуться с Синая.
Но свет, который принес Иисус, тоже был сокрыт. У еврейских законников нашлись достойные христианские последователи. Лампа была вновь спрятана, ей оказалось недостаточно кислорода, и если она не полностью погасла, как можно было опасаться, она должна коптить, дымить, и жалкий язычок огня колеблется в агонии.
Подобно лицу Моисея, лицо Иисуса оказалось закрыто покрывалом. Те, кто вещает от его имени, ничему не могут научить нас, ничего не могут объяснить нам, ничего не могут сказать нам кроме того, что нужно верить и не следует пытаться понять.
Теперь это просто невозможно. Человечество переросло возраст, когда пытаются разглядеть в тумане лик Деда Мороза. Оно достигло школьного возраста, и учители каждый день показывают ему невероятные вещи, которым оно верит, потому что они были показаны и доказаны. Оно начинает отдавать себе отчет в огромности своего невежества, у него появляются мысли, что нельзя быть уверенным в том, что представляется очевидным, что реальность может находиться за пределами нашего восприятия. Оно готово двигаться к этой реальности, и уже не может принять объяснения, которые нам предлагает Церковь.
Рассказываемая ею история, в которую она хочет заставить нас поверить, история, лишенная своего первоначального смысла, оторванная от света, некогда освещавшего ее глубины, предстает сегодня перед нами как старая пыльная сказка, которая не в состоянии ответить на наши вопросы, не может удовлетворить наш разум, не способна успокоить наши страхи.
И все же именно в этом направлении должен вестись наш поиск. Именно за этими древними ликами, за этими изъеденными молью бородами, за этими выцветшими декорациями, за нагромождениями буфетов с вареньем находится сундук, в котором была спрятана лампа, когда-то излучавшая свет истины, и которая, может быть, все еще не погасла.
Моисей хотел принести две "таблицы" своему народу, но люди не захотели подойти к нему, и Моисей спрятал под покрывалом свое сияющее лицо.
Иисус хотел принести "благую весть" своему народу, но народ убил его. И те, кто находился вместе с Иисусом, поместили его в могилу.
Покрывало, сундук, могила… Суть всегда одна и та же. Свет истины скрывается теми, кто обязан его распространять. Но есть опасность, что спрятанный свет погаснет: могила Иисуса оказалась пустой. Мария Магдалина причитает: "Кто-то похитил Господина из могилы, и мы не знаем, куда его поместили."
Мы тоже не знаем этого.
Подобно тому, как Моисей обратился со Словом только к старейшинам, которые поднимались вместе с ним по склонам Синая, Иисус тоже предстал после того, как его поместили в могилу, только своим ученикам.
У старейшин и учеников была одна и та же обязанность: сохранить свет, передать его всем, кто хочет приобщиться к нему. Но последователи учеников Иисуса создали Церковь, чтобы поместить туда свет и сберечь его. Они спрятали его в подвале, где не должно быть сквозняков. И любопытных…
И последователи этих последователей, безмерно возвеличив Церковь, возведя гораздо более толстые стены, умножив пристройки, создав тайные укрытия, забыли о горящей в подвале лампе. Поэтому мы и знаем из двух посланий, полученных Моисеем, только то, в котором содержатся приказы или законы. Требования, которые следует выполнять под угрозой наказания.
Моисей в роли проверяющего условия контракта…
Строки, выгравированные на второй таблице, продолжают до наших дней связывать между собой всех людей Запада.
Даже в тех случаях, когда они относятся друг к другу как к омерзительным врагам, когда они с остервенением режут друг друга, ими управляет один и тот же Закон, который сохранился на протяжении тысячелетий и подчинил себе половину мира.
Но Закон — это не Знание.
Заповеди — это не наставления.
Чтобы уроки были эффективны, преподаватель может и должен добиться порядка в своем классе. Но если он тратит все время на то, чтобы дисциплина в классе соблюдалась должным образом вместо того, чтобы передавать ученикам свои знания, он перестает быть учителем и превращается в надсмотрщика.
Что касается Великого Вечного Покоя, который он обещает примерным ученикам за их хорошее поведение и уважительное отношение к главному надзирателю, то кто может принять его всерьез?
Какой интерес будет представлять для кого угодно, в том числе и для него самого, вечная жизнь какого-то Баржавеля или какого-то Дюпона? Вечный Дюпон, нержавеющий, неразрушимый Баржавель — вы способны представить это? Это может соблазнить вас? Вам понравится находиться в компании с ними? Да еще на протяжении вечности?
Это несерьезно.
Может быть, это и имело бы смысл, скажем, для розы…
Но мы знаем, сколько времени они могут продержаться.
Вот хороший пример "словесной привычки", на которую должна обрушиться молния поиска и разума: каким был в самом начале точный смысл выражения "вечная жизнь" до того, как оно было переведено сначала на иврит, затем на греческий, потом на латынь, потом на французский? Несомненно, он сильно отличался от того. который распространился для использования выражения бедными потерянными людьми, которые уже не знают, что такое жизнь и позволяют запугать себя идеей смерти.
Другой пример, с которым мы уже познакомились раньше, это знаменитая сентенция Екклезиаста: "Суета сует и всяческая суета".
Это всего лишь горький вздох, выражение разочарования, грустное замечание о незначительности интереса, который представляют, если подумать, все блага и удовольствия нашего мира.
Это выражение, рассмотренное с этимологической точки зрения и проанализированное с максимальной точностью, представляется нам как утверждение, что мир в том виде, в котором он доступен нашим чувствам, наш мир есть ничто иное, как пустота. Современные ученые констатируют с ужасом, что человек, написавший три тысячи лет тому назад, если не больше, эти строки, знал об этом.
