В том, что Слава не обидится на это, я не сомневался. Но и не предполагал, что отнесется с такой скукой.
– Я это читал…
И я заметил в его глазах злое ленивое торжество. Ну – как же! Это просто в десятый или сотый раз выигранная шахматная партия! Выигранная классически, но – слишком просто, чтобы раззадорить игрока. Известный критик и не заметил, как попал в силки. Вот он, легендарная фигура шестидесятых со своей женой. Вот бинокль в форме посла Англии и вдовы крупнейшего правозащитника ХХ века. И кто это виден в этот бинокль? – наш пострел!
Разговор не клеился. Слава встал и, как бы спохватившись, сказал:
– Что это мы сидим? Надо же ходить!
И он пошел «ходить», то есть «засвечиваться», то есть фланировать среди московских бонз… И я вдруг понял, что выпивка выпивкой, разговорчики разговорчиками, а Слава Курицын – на работе. На тяжелой, ответственной, но очень скучной работе.
Иногда мне кажется, что настоящий Слава все-таки уехал тогда в Израиль с той некрасивой девочкой. Он пал смертью храбрых на Голанских высотах. Или не пал, а напротив: выбился в богатого тель-авивского банкира, нарожал детишек, строго блюдет свой шаббат, не ест из гойской посуды и позволяет себе единственную связь с прошлым: по вечерам азартно болеет перед экраном за российский футбол. А этот Слава – несчастная тень того мальчика, что по дороге в Израиль как бы ненароком обронил в «Шереметьево-2» свое Имя, словно пустую пачку из-под сигарет. И вот это Имя томится, ищет своего оправдания, которого нет. И вся его так называемая творческая деятельность, вся эта ироническая, эгоцентрическая и опасная игра всё больше отзывается бесконечным воем:
– Я-а! Сла-ава!.. Сла-ава!.. Куурицын!
И не понять: о себе ли он в мире заявляет или кого-то жалобно зовет?
Я иду, шагаю по Москве… Здравствуй, столица! Здравствуй, родная! Ты неплохая, в сущности, тетка! Ты возвратила все свои долги и даже сверх того. Жаль только, сдачи дать мне тебе нечем. У меня машина, квартира, прекрасная жена, мой сын учится в школе, ходит в зоопарк и не трясется в восторге от «лестницы-чудесницы» в метро, как я когда-то. У меня замечательные московские друзья: Игорь Меламед, Саша Яковлев, Олег Павлов, Алексей Варламов… Половина из них такие же москвичи, как и я. Зато с ними можно выпить, поболтать, смотаться на дачу, которая у меня, кстати, тоже имеется.
Я работаю на заказ. Но это не тот заказ, что когда-то предлагали мне в «Литгазете». В неизвестное время слышится звонок:
– Павел Валерьевич? Не соблаговолите ли ознакомиться с книжечкой и написать о ней?
– Отчего – нет? Подумаем!
И я сажусь за свой боевой “Рentium”, и пальцы мои танцуют по клавиатуре. Недавно мне сказали, что меня похвалил сам… Если бы услышал такое в провинции, так, наверное, помер бы от счастья! А сейчас – только обрадовался…
Недавно я зашел в храм Святой Троицы в Годунове, что рядом с моим домом в Мневниках. Раньше, слушая Высоцкого («По дороге в Мневники / Голду Меир я словил / В радиоприемнике»), я считал, что Мневники – это где-то на куличках, как Свиблово и Медведково. А это – четыре перегона метро от станции «Пушкинская», где находится Литинститут. Мневники – очень древнее место, его любили Иван Грозный и Борис Годунов. Деревня Мневники получила свое название от мня (мень, меньдюк), то бишь налима. Берега Москвы-реки здесь песчаные, и когда-то в ней ловили мня и доставляли на царский двор. Храм Святой Троицы построил еще Годунов в шестнадцатом веке. Он стоит на высоком откосе, с которого открывается дивный вид на Москву-реку и отвратительный на обезображенные современной стройкой Фили. Напротив фасада церкви советские негодяи построили стойбище для машин; здесь отдыхает и мой «жигуленок». И ничего не поделаешь – не сгонять же две тысячи ни в чем не повинных частников с насиженных и пробензиненных автомест!
Было Прощеное Воскресенье. В храме заканчивалась служба. Пожилой благообразный священник с причтом пошли «в люди». Они смешались с толпой прихожан и наравне со всеми молили о прощении:
– Простите, православные!
– Бог простит!
– Простите…
– Бог простит!
Вдруг случился конфуз. Стоял невзрачный мужичок – не пьяный, но «выпимший». И вот он не вынес напряженного благолепия момента и сорвался в истошный вопль:
– Простите, православн-ы-ыя! Простите скота, мерзавца! Простите, если можете! Гад я! Какой я гад!
И так это он искренне закричал, что кто-то даже засмеялся, и на лице священника я вдруг заметил выражение простого человеческого понимания. Вроде того: «Да ладно тебе, Вася! Будет шуметь-то! Шел бы ты домой спать!»
Я посмотрел на мужичка и вздрогнул! Небритый, низкорослый, коротконогий… «Челнок» или командированный? Из-под синей болоньевой куртки виден неопределенного цвета клетчатый пиджак. Воротник желтой рубашки нелепо торчит одним углом, из-под него выгибается горделивой дугой широченный цветной галстук. Кроссовочки “Аdidas”. И белый круглый значок на лацкане: «ХОЧЕШЬ ПОХУДЕТЬ? СПРОСИ МЕНЯ КАК!»
Да что это со мной?
Но вдруг… я понял!
Это не мужичонка плачет. Это плачет, исходя последней дурной кровью и непрощеными обидами, моя глупая провинциальная душа.
«Так говорил Заратустра».
То есть (фр.)
Человек, который сам себя сделал (англ.).
Д.С.Мережковский. I. Грядущий Хам. II. Чехов и Горький. СПб.: Изд-во М.В.Пирожкова, 1906. Отдельные главы печатались в 1905 году в «Полярной звезде» под названием «Мещанство и интеллигенция» (№ 1) и «Грядущий Хам» (№ 3).
Иванов-Разумник. Заветное. СПб., 1922.
См. также рецензию анонимного критика в журнале «Современность», 1906, № 2.
Н.Я.Стародум. Журнальное и литературное обозрение. – «Русский вестник», 1906, № 3. Кроме названных отзывов см.: «Исторический вестник», № 5; «Весы», № 3–4; «Новое время», № 10776; «Одесские новости», № 6881. Все статьи за 1906 год.
«Русская литература ХХ в. (1890–1910)». Т. I. Кн. 3. М., 1914.
З.Гиппиус-Мережковская. Дмитрий Мережковский. Париж, 1951.
К.Н.Леонтьев. Над могилой Пазухина. – В сб. «Антихрист». Антология. М., 1995.
Освальд Шпенглер. Закат Европы. Т. 1. М., 1993.
Освальд Шпенглер и Закат Европы. Н.А.Бердяев, Я.М.Букшпан, Ф.А.Степун, С.Л.Франк. М., 1922.
О Ное и Хаме существует обширная литература. Назовем лишь некоторые, наиболее доступные источники: Бытие. 9: 20; Тора (Пятикнижие Моисеево). Иерусалим, 1993; Агада, М., 1989; Еврейская энциклопедия. Т. 11, 15. М., 1991; Библейская энциклопедия. Т. 2. М., 1994; The Encyclopedia of Judaism. Jerusalem, 1989; Мифы народов мира. Т. 2. М., 1982; Д.Щедровицкий. Введение в Ветхий завет. Т. 1. Книга Бытия. М., 1994; Книга книг в классическом истолковании. Бытие. Вып. 1. Берешит – Ноах (от Сотворения мира до рождения Авраама). Ростов-н/Д, 1992.
Joan Comay. The World’s Greatest Story. The Epic of The Jewish People in Biblical Times. London, 1978.
Иван Ильин. Творчество Мережковского. – В его кн.: Русские писатели, литература и художество. Washington, 1973.
Владимир Набоков. Федор Достоевский. – В его кн.: Лекции по русской литературе. М., 1996.
Г.Адамович. Еще о «здесь» и «там». – В кн.: Георгий Адамович о советской литературе. М., 1997.
Вл. Рябушинский. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Москва; Иерусалим, 1994.
Иван Солоневич. Народная монархия. М., 1991.
Фридрих Ницше. «Так говорил Заратустра».
Здесь и далее в цитатах курсив мой. – П.Б.
Борис Рыжий. В кварталах дальних и печательных… Избранная лирика. Роттердамский дневник. – М.: Искусство-XXI век, 2012.
«Ага! – закричат москвичи. – Вот ты и проговорился! Что ни мафия, то сплошная провинция! А где пресловутый московский блат?» Спокойно! Разумеется, коренной москвич лучше московского провинциала в такой же степени, в какой добрый и богатый граф лучше хитрого и бедного журналюги. И лучше, и талантливей, и великодушней. Да и зачем москвичам мафия, если в том же учреждении (газете, журнале, НИИ, МГУ, МГИМО) и так работает родной дядя жены брата отца, который опекал своего внучатого племянника еще сызмальства, водил его на карусели в Сокольники? И если в пятнадцать лет в племяннике проснулись недюжинные литературные способности, а в восемнадцать он отнес дяде на суд свой первый рассказ или статью, а дядя с чистым сердцем пристроил это в своем органе – что же в том плохого? Здесь возможен и гармонический конфликт между поколениями: дядя – консерватор, а племянник – авангардист. Всё это не мешает им мирно существовать на одной территории, которая называется – Москва. И только столичным провинциалам приходится не выбирать ниши, а заполнять еще незанятые. Или создавать свои.
