Несмотря на телефонный звонок, мистеру Фробишеру все равно пришлось бы зайти к директору и доложить об отсутствии одного из своих подопечных. Но, выглянув из окна кабинета, он заметил мелькавшего среди деревьев Гарри, украдкой пробиравшегося к зданию. С последним боем часов мальчик осторожно открыл входную дверь и оказался лицом к лицу со своим классным наставником.
– Вам стоит поторопиться, Клифтон, – посоветовал мистер Фробишер, – или вы пропустите завтрак.
– Да, сэр, – выпалил Гарри и бегом припустил по коридору.
Он едва успел к столовой до того, как закрылись двери, и проскользнул на привычное место между Баррингтоном и Дикинсом.
– А я уж подумал, что сегодня утром один буду вылизывать тарелку, – заметил Джайлз.
Гарри расхохотался.
В тот день он ни разу не столкнулся с Фишером и с удивлением обнаружил, что на вечернем дежурстве по спальне того сменил другой староста. В первый раз за всю эту неделю мальчик выспался.
«Роллс-ройс» въехал в ворота особняка и преодолел длинную подъездную дорожку, по сторонам от которой, словно часовые, выстроились высокие дубы. Гарри насчитал шесть садовников еще до того, как разглядел сам дом.
За время их учебы в школе Святого Беды Гарри составил некоторое представление о том, как живет Джайлз, но к такому зрелищу оказался не подготовлен. Когда он впервые увидел особняк, его рот как открылся, так и остался разинутым.
– Начало восемнадцатого века, я бы предположил, – заметил Дикинс.
– Неплохо, – одобрил Джайлз. – Тысяча семьсот двадцать второй, архитектор Ванбру. Но, бьюсь об заклад, вы не угадаете, кто проектировал сад. Дам вам подсказку: он был разбит позже, чем построили дом.
– Я слышал лишь об одном ландшафтном архитекторе, – сообщил Гарри, по-прежнему глазея на особняк. – Умелом Брауне [19] .
– Именно потому мы его и выбрали, – кивнул Джайлз, – просто ради того, чтобы мои друзья через двести лет знали имя этого человека.
Гарри и Дикинс рассмеялись, и тут машина остановилась перед трехэтажным зданием, построенным из золотистого котсуолдского камня [20] . Джайлз выскочил наружу прежде, чем шофер успел открыть перед ним дверцу. Он взбежал по лестнице, а двое его друзей куда менее уверенно последовали за ним.
Входная дверь открылась задолго до того, как Джайлз добрался до верхней ступеньки, и высокий человек в длинном черном пиджаке, брюках в тонкую полоску и черном галстуке чуть поклонился, когда молодой господин промчался мимо него.
– С днем рождения, мастер Джайлз! – поздравил он.
– Спасибо, Дженкинс. Идемте, парни! – воскликнул Джайлз, скрываясь в доме.
Дворецкий придержал дверь открытой, пропуская в дом Гарри и Дикинса.
Когда Гарри вошел в вестибюль, его заворожил портрет пожилого мужчины, который, казалось, смотрел прямо на не го. Джайлз унаследовал у изображенного на портрете клювообразный нос, яркие синие глаза и квадратную челюсть. Гарри огляделся, рассматривая прочие картины, украшавшие стены. Раньше ему попадались только репродукции в книгах: «Мона Лиза», «Смеющийся кавалер» и «Ночной дозор». Он добрался до пейзажа кисти художника по имени Констебль, когда в зал вошла женщина, наряд которой Гарри мог бы описать только как бальное платье.
– С днем рождения, милый, – произнесла она.
– Спасибо, матушка, – отозвался Джайлз, когда она склонилась к нему, чтобы поцеловать; Гарри впервые в жизни увидел друга смущенным. – Это двое моих друзей, Гарри и Дикинс.
Гарри пожал руку даме, ненамного превосходившей его ростом, и та отблагодарила его такой сердечной улыбкой, что скованность мигом прошла.
– Почему бы нам всем не перейти в гостиную, – предложила она, – и не выпить чаю?
Она проводила мальчиков из вестибюля в просторную комнату, окна которой выходили на лужайку.
Когда Гарри вошел, ему не захотелось садиться – он предпочел бы разглядывать картины, висевшие на всех стенах. Но миссис Баррингтон уже подвела его к дивану. Он утонул в плюшевых подушках и невольно уставился в эркерное окно на аккуратно подстриженную лужайку, вполне подходящую для крикета. Дальше виднелось озеро, в котором плавали довольные дикие утки, явно не озабоченные прокормом. Дикинс устроился на диване рядышком с Гарри.
Никто не произнес ни слова, когда еще один мужчина, на этот раз в коротком черном пиджаке, вошел в комнату, а за ним проследовала девушка в опрятном синем форменном платье, похожем на то, что мама Гарри носила в отеле. Горничная внесла большой серебряный поднос и поставила его на овальный столик перед миссис Баррингтон.
– Индийский или китайский? – спросила та, глядя на Гарри.
Мальчик не понял, о чем шла речь.
– Спасибо, матушка, мы все будем индийский, – вмешался Джайлз.
Гарри казалось, Джайлз научил его всему, что нужно знать об этикете, соблюдаемом в приличном обществе, но миссис Баррингтон внезапно повысила планку.
Лакей разлил чай по чашкам, и горничная поставила их перед мальчиками вместе с десертными тарелками. Гарри уставился на гору бутербродов, не решаясь к ним притронуться. Джайлз взял один и переложил к себе на тарелочку. Его мать нахмурилась.
– Сколько раз тебе повторять, Джайлз: прежде чем заниматься собой, дождись, когда твои гости первыми решат, чего им хочется.
Гарри хотелось объяснить миссис Баррингтон, что Джайлз всегда подает пример, чтобы он знал, как надо делать и, главное, как не надо. Дикинс выбрал бутерброд и положил себе на тарелочку. Гарри тоже. Джайлз терпеливо дождался, пока Дикинс не возьмет свой бутерброд и от него не откусит.
– Надеюсь, вам нравится копченый лосось, – заметила миссис Баррингтон.
– Отменно, – вмешался Джайлз прежде, чем его друзья успели признаться, что они никогда не пробовали копченого лосося. – В школе нам дают только бутерброды с рыбным паштетом, – добавил он.
– Расскажите-ка мне, как у вас дела в школе, – предложила миссис Баррингтон.
– Есть куда совершенствоваться – так, по-моему, Фроб отзывается о моих успехах, – откликнулся Джайлз и взял еще один бутерброд. – А вот Дикинс первый по всем предметам.
– Кроме английского, – уточнил тот, впервые вступив в беседу, – там меня на пару процентов превзошел Гарри.
– А ты сам в чем-нибудь превзошел кого-нибудь, Джайлз? – спросила его мать.
– Он второй по математике, миссис Баррингтон, – вступился за друга Гарри – У него врожденный талант к счету.
– Совсем как у его дедушки, – заметила миссис Баррингтон.
– Ваш портрет, что над камином, вышел очень удачно, миссис Баррингтон, – сменил тему Дикинс.
– Это не я, Дикинс, а моя дражайшая матушка, – с улыбкой поправила она, но, увидев, как понурился мальчик, поспешно добавила: – Но какой очаровательный комплимент. В свое время она слыла красавицей.
– А кто написал этот портрет? – поинтересовался Гарри, выручая Дикинса.
– Ласло, – ответила миссис Баррингтон. – А почему вы спросили?
– Мне стало интересно, не принадлежит ли портрет джентльмена в вестибюле той же кисти.
– Как вы наблюдательны, Гарри, – подтвердила дама. – На картине, которую вы видели там, изображен мой отец, и она действительно тоже написана Ласло.
– А чем занимается ваш отец? – спросил Гарри.
– Гарри постоянно задает вопросы, – пояснил Джайлз. – К этому просто нужно привыкнуть.
Миссис Баррингтон улыбнулась.
– Он импортирует вина – в частности, хересы из Испании.
– Совсем как «Харвис» [21] , – вставил Дикинс с набитым огуречным бутербродом ртом.
– Совсем как «Харвис», – повторила миссис Баррингтон.
Джайлз ухмыльнулся.
– Возьмите еще бутерброд, Гарри, – сказала миссис Баррингтон, заметив, что взгляд мальчика прикован к блюду.
– Спасибо, – отозвался тот, не в силах выбрать между копченым лососем, огурцом и яйцом с помидором.
Остановился он на лососе, задумавшись, каков тот на вкус.
– А вы что же, Дикинс?
– Спасибо, миссис Баррингтон, – поблагодарил тот и взял еще один бутерброд с огурцом.
– Я не могу так и звать вас Дикинсом, – спохватилась мать Джайлза. – Звучит, будто я обращаюсь к слуге. Скажите, пожалуйста, каким именем вас крестили.
Дикинс снова понурился.
– Я предпочитаю, чтобы меня называли Дикинсом, – пробормотал он.
– Его зовут Эл, – подсказал Джайлз.
– Какое милое имя, – заметила миссис Баррингтон, – хотя, полагаю, ваша мать зовет вас Аланом.
– Нет, – возразил Дикинс, так и не подняв головы.
Остальные два мальчика удивились этому открытию, но промолчали.
– Меня зовут Элджернон [22] , – наконец выпалил он.
Джайлз расхохотался.
Миссис Баррингтон не обратила внимания на грубое поведение сына.
– Должно быть, ваша мать – большая поклонница Оскара Уайльда, – заметила она.
– Так и есть, – подтвердил Дикинс. – Но все-таки жаль, что она не назвала меня Джеком – или хотя бы Эрнестом.
– Не стоит так из-за этого переживать, – утешила его миссис Баррингтон. – В конце концов, Джайлз сам страдает от подобного унижения.
