Несомненно, он обладал огромным талантом, способностью подчинять окружающих своей воле и, в отличие от Генриха, знал, чего именно добивается. В истории Англии он оставил заметный след, как сияющий росчерк метеора в ночном небе.
В 1258 году за несколько месяцев Монфор изменил всю систему правления страной: теперь три раза в год именем короля созывалось особое собрание баронов и рыцарей – парламент, – на котором обсуждались общее состояние и нужды государства; королевские шерифы графств избирались из местных жителей сроком на год. Монфор считал, что подобные обширные преобразования системы государственного управления больше всего соответствуют независимому складу ума жителей острова Британия.
В октябре 1258 года об этом было объявлено на латыни, по-французски и по-английски в каждом графстве, а король и так называемое содружество общин – все бароны, рыцари и свободные люди – должны были принести клятву верности новому правительству.
Питер Шокли принес эту клятву вслед за мужчинами семейства Годфруа.
– Новое правительство наведет порядок в стране, – ухмыльнулся сын Жоселена, Гуго.
– Вы видели Монфора? – спросил Шокли.
– Да, – негромко ответил старший Годфруа. – Редкий наглец, но свое дело знает.
Вскоре после этого Урбан IV, новый папа римский, объявил о расторжении договора с Генрихом в отношении Сицилии и заключил союз с Карлом Анжуйским. Впрочем, в Англии это не удивило никого, кроме разве что короля, который только теперь сообразил, что задаром отдал власть в руки Симона де Монфора и парламента.
– Что ж, королю придется смириться и жить по новым законам, – объявил Годфруа.
Увы, в этом он ошибся. События последующих четырех лет развивались характерно для феодального общества.
Поначалу казалось, что Эдуард, старший сын Генриха, восстанет против отца и с помощью Симона де Монфора захватит власть, однако отец с сыном вскоре помирились. Генрих упросил папу римского освободить его от данной клятвы и объявить ненавистные провизии недействительными, изгнал Монфора и, как прежде, окружил себя иностранными аристократами в ущерб английской знати. Разумеется, недовольные бароны призвали Монфора и вместе с ним подняли восстание, вошедшее в историю под названием Баронской войны. Ситуация менялась ежемесячно – политические победы одерживали то сторонники короля, то мятежные бароны, но до кровопролития пока не доходило.
Впрочем, все эти важные события не оказали большого влияния на Сарум. Бассеты и Лонгспе, уилтширские аристократические семейства, придерживались умеренных взглядов или выступали на стороне короля. В 1261 году шерифа, склонявшегося к поддержке Монфора, поспешно сменил ставленник короля Ральф Рассел, в под чинении которого был отряд воинов, разместившийся в старом замке на холме. В новом городе с тревогой следили за развитием событий.
– Воевать с королем никто не хочет, но дальше так жить нельзя. Надо все решить раз и навсегда, – сказал однажды Годфруа, выражая общее мнение.
Однако ни одна из враждующих сторон не желала идти на уступки.
Наконец в 1263 году решено было прибегнуть к арбитражу французского короля Людовика IX Святого.
С виду это был прекрасный выбор: благочестивый и миролюбивый король-крестоносец, образец справедливого и благородного феодального монарха, заключил с Англией мирный договор и вдобавок считался номинальным сюзереном Генриха III, которому все еще принадлежала одна французская провинция – Гасконь.
Итак, к Рождеству 1263 года Людовик Святой приготовился рассудить короля Англии и его мятежных баронов.
В последний день января 1264 года из-за междоусобной розни в Англии жизнь Питера Шокли в корне переменилась, а между отцом и сыном Годфруа едва не вспыхнула вражда.
Все началось на сукновальной мельнице. В тот год выдалось раннее половодье, и бурная река едва не вышла из берегов. Гуго де Годфруа и Питер оживленно обсуждали будущие продажи шерсти, как вдруг к ним подъехал Жоселен.
Рыцарь постарел, но все еще горделиво сидел в седле, словно перед выездом на ристалище. Благородное узкое лицо покрылось глубокими морщинами, волосы серебрились сединой. Жоселен с гор достью поглядел на сына.
Тридцатилетний Гуго лицом, ростом и осанкой пошел в отца. Он женился на дочери девонширского рыцаря, которая родила Гуго сына, но вскорости умерла от лихорадки. Жоселен надеялся, что сын женится во второй раз. С восемнадцати лет Гуго храбро сражался на турнирах и заслужил похвалу наследного принца Эдуарда, великого любителя рыцарских поединков. Зрители на трибунах ликующими выкриками встречали появление герба Годфруа – белый лебедь на червленом поле. Прошлым летом недавно овдовевший Жоселен передал ведение дел сыну, а сам целыми днями предавался излюбленным занятиям: чтению и верховой езде. Утром он целый час провел в лабиринте на холме и теперь пребывал в прекрасном расположении духа.
Внешность мужчин соответствовала их положению в обществе – Годфруа явно принадлежали к рыцарскому сословию и даже разговаривали между собой по-французски, а вот широколицый и коренастый Питер Шокли, их друг и совладелец прибыльного предприятия, был типичным торговцем.
– И когда вы уже женитесь?! – шутливо воскликнул Жоселен – с этим вопросом он всякий раз обращался к сыну и Питеру.
Внезапно на прибрежной тропке показался старый возок, резво подпрыгивающий на кочках. Согбенный и одряхлевший Эдвард Шокли угрюмо погонял лошадь; ветер сорвал с головы старика капюшон и ореолом взметнул седые волосы.
– Король Франции объявил, что правда на стороне Генриха! – дребезжащим старческим голосом выкрикнул Эдвард. – Монфору конец пришел!
Король Генрих и английские бароны приехали в Амьен и попросили Людовика Святого рассудить их по справедливости. Людовик не колеблясь признал справедливым решение папы римского заклеймить Оксфордские провизии как подрывающие королевскую власть и феодальное право. Французский король напомнил баронам, что феодальный монарх волен править своими владениями по своему усмотрению, равно как и выбирать себе друзей и советников независимо от того, угодны они его вассалам или нет. Английские мятежники потерпели поражение.
Услышав дурные вести, мужчины обеспокоенно переглянулись: мирным путем дело разрешить не удалось, значит…
– Баронам следует смириться, – наконец произнес Жоселен.
Отец и сын Шокли обратили на рыцаря удивленные взгляды.
– Почему?! – негодующе воскликнул Гуго. – Отец, вы же сами говорили, что Генрих – дурной правитель.
Жоселен сокрушенно покачал головой:
– Увы, вассалам недостойно спорить с решением короля Людовика и папы.
– А как же Монфор? – напомнил ему сын.
– Он слишком далеко зашел в своем рвении, – вздохнул рыцарь.
Вот уже год Годфруа с неприязнью следил за деятельностью Симона де Монфора, считая, что тот без должного почтения обращается с королем и подвергает его излишним унижениям. Да, Генрих был бестолковым правителем, но устои феодальной монархии священны, а покушаться на них – преступление. Именно поэтому баронам следовало смириться с решением Людовика и папы римского.
– Власть монарха и Церкви можно изменить, но нельзя отменить, – неоднократно повторял Жоселен, напоминая сыну о двух незыблемых столпах порядка и добродетели. – Ежели избавиться от Святой церкви и монархии, то в мире воцарится хаос.
– Нет, отец, я не покорюсь! – решительно заявил Гуго.
– Ты не желаешь признать справедливое решение короля Людовика? Решение папы римского? – разгневанно спросил Жоселен.
– Нет, не желаю! Они оба чужеземцы и не понимают нас, англичан.
Жоселен не видел смысла в подобном доводе, но Гуго упрямо стоял на своем.
Недовольство англичан давно вызывали чужеземные фавориты короля и итальянские клирики – ставленники папы римского, получавшие от короля щедрые дары и доходные церковные должности, так называемые бенефиции. Однако же Гуго возмущало другое: решение папы и короля Людовика шло вразрез с понятием естественной справедливости, присущей жителям Англии.
– Ты поступишь, как требует закон, – холодно приказал Жоселен сыну. – Монарх устанавливает законы, а Церковь их утверждает. Надеюсь, с этим ты согласен?
Гуго презрительно помахал рукой:
– Нет, отец, король сам подчиняется высшему, естественному закону – государственной власти. Ты желаешь сохранить монархическую власть, пусть и видоизмененную, а Монфор доказал, что существует власть государства, которой вынужден подчиниться монарх. Именно к этому нам и надо стремиться.
Жоселен ошеломленно поглядел на сына, хотя в заявлении Гуго не содержалось ничего нового. Вот уже сто лет подобные идеи широко обсуждались в европейских университетах и пользовались под держкой знаменитого теолога и философа Фомы Аквинского. Подписание Великой хартии вольностей означало, что английские монархи фактически разделяли власть с баронами, которые, однако же, скромно именовали себя советниками и утверждали, что всего лишь помогают королю осуществлять надлежащее управление стра ной. Подобное уклончивое допущение не нарушало святости монар хии и сохраняло право короля действовать по своему усмотрению.
