Шарль Эскарлетт писал, что дражайшая мамуля протёрла себе все колени, молясь за свою любимую доченьку, и даже заказала мессу за два экю. Когда она прочитала о победе повстанцев, то упала в обморок и слегла. Шарль Эскарлетт так благодарен судьбе за спасение дочери, что готов снизить плату за предоставленную Огюстену ссуду с пяти до четырёх процентов.
Далее в письме говорилось о том, что для Сен-Мало наступили тяжёлые времена. Британские каперы совершенно нарушили каботажные перевозки, и Анри-Поль Форнье потерял три безобидных торговых судна. «Неужели эти пираты не в состоянии отличить торговый корабль от военного?»
В результате Морское агентство Форнье обанкротилось, брата Огюстена, Лео, мобилизовали в армию, и сейчас он, вероятно, в Испании.
Несмотря на такие неприятные новости, как положение дел Форнье (известия об этом принесло отцу Соланж явное удовлетворение, которое было ощутимо, будто запах свеженадломленного листка мяты), у Эскарлеттов тоже не всё, как прежде. Их бизнес по импорту и экспорту товаров пошёл на спад, из-за пошатнувшейся экономики Сен-Мало определённые займы так и остались неоплаченными, а некоторые капиталовложения оказались неудачными.
Вне всяких сомнений, его благоразумная дочь поймёт, что деньги, предварительно отложенные для неё, сейчас нужнее дома. Несмотря на то что британцы разрушили мирную торговлю, они создали выгодные возможности для производства военной амуниции. Шарль Эскарлетт договорился об аренде здания, служившего раньше оптовым магазином, для переделки его под фабрику по пошиву униформы. Согласно этому плану он совершил визит в Банк Франции и с изумлением узнал, что в соответствии с Кодексом Наполеона аккредитив дочери может быть переассигнован только самой дочерью и в любом случае Соланж Эскарлетт Форнье уже перевела эти сбережения в Америку!
Она вместе с Огюстеном должна немедленно вернуться домой. Любое нейтральное американское судно, направляющееся в Голландию или Бельгию, сможет пройти через британцев. После высадки на берег, почтовыми дилижансами они доберутся в Сен-Мало за четыре дня. Некоторые наглецы, чьи имена не стоит упоминать, так и «рыщут, как гончие», вокруг выбранного здания, и хотя Шарль Эскарлетт мог похвалить себя за прозорливость, другие торговцы могут прийти к сходным соображениям насчёт спроса на униформу. Отец Соланж выражал искреннее сожаление, что его дорогая доченька и милейший Огюстен не смогут купить билеты в первый класс, но пассажиры второго класса прибудут не позже первого, а дома нужен каждый пенни.
Письмо от Шарля Эскарлетта заканчивалось фразами, передающими родительскую любовь и заботу. В постскриптуме выражалась уверенность, что Соланж, как примерная дочь, всё поймёт.
Соланж поняла всё слишком хорошо и немедленно отправилась к мистеру Хавершему, чтобы сделать запрос о подтверждении от Банка Франции.
Мистер Хавершем был удручён своим бессилием, но заверил, что ему ничего не известно. И он ничего не слышал. В тот же вечер за ужином он с облегчением признался миссис Хавершем, что не завидует тому, на кого обрушится гнев миссис Форнье.
Соланж писала одно письмо за другим, но так ни одно и не отправила. Что мог сделать отец! И как советовали ему поступить умнейшие юристы Сен-Мало?
Она внимательно изучала все новости о судоходстве в последнем выпуске «Джорджия газетт», в ту же минуту, когда его вывешивали возле редакции. Другие ранние пташки, которые могли занять её место, усвоили, что интерес этой симпатичной француженки к прибывающим судам во много раз превосходит их собственную заинтересованность. Соланж провела столько времени в доках, что уже знала каждого лоцмана, проводящего прибывающее судно по выбранному курсу. Задолго до начала рабочего дня она появлялась в приемной мистера Хавершема, ожидая его самого, сидя рядом с его подчинённым и мешками с почтой.
– Если бы всё зависело от меня, мадам… – говорил он, перебирая корреспонденцию. – Если бы не строгие правила, которые Филадельфия обязывает выполнять каждый филиал этого банка, уверяю вас, что первый бы отрёкся от этих утомительных формальностей.
Соланж натянула на лицо сдержанную улыбку.
Это письмо адресовано не ей. И то не для неё. И третье тоже. Банкир, слегка нахмурившись, отложил последний конверт, но улыбнулся Руфи.
– Ваша маленькая служанка такая бойкая девочка. Детишки у негров прелестные, правда?
Руфь находила на рынке самые дешёвые товары, и после того как Соланж рассчитала кухарку, Руфь стала готовить сама.
Как-то вечером, когда Огюстен напился больше обычного, он пригласил к себе домой приятеля графа Монтелона на ужин, состоящий из жареной фасоли, риса и окры. Если этот сухой старик и был обижен предложением Форнье, то у него хватило вежливости съесть свою и также вторую порцию, которую собирались оставить на завтра. Он подробно рассказал о своей выдающейся семье. Когда Соланж созналась, что, к сожалению, не слыхала об этих достопочтенных особах, он спросил:
– А, так вы из Сен-Мало, да?
Руфи он не сказал ни слова, но пожирал её глазами с такой жадностью, что девочка выбежала из комнаты.
Когда Соланж убедила мужа, что экономить нужно ещё больше, поскольку почти все деньги кончились, Огюстен сказал, что он должен угощать приятелей выпивкой, как они угощали его.
– Я солдат, – добавил он. – А не священник.
Как-то утром, когда Руфь сидела, скрестив ноги, на причальном столбике и что-то мурлыкала про себя, баркентина под голландским флагом перекинула на берег сходни. Соланж обернулась, когда девочка резко прекратила напевать. Интересно, что это миссис Робийяр делает в доках?
– А, миссис Форнье. Вот вы где обитаете. Нам вас не хватает на прогулках. А то все эти негры, ирландцы… Эти, э-э-э… моряки.
– Дорогая миссис Робийяр, я искренне надеюсь, что вы нас специально не искали.
– Нет-нет. Случайно проходила мимо…
– Вы ожидаете посылку? Или партию товара?
– Ах нет же, – рассмеялась Луиза Робийяр. – Неемия ожидает тут за нас.
Соланж вежливо улыбалась, пока женщина не перейдёт к задуманной теме разговора.
– Я часто вижу вас на службе в 10.30. Моя близкая подруга Антония Севье говорит, что нам следовало бы познакомиться давным-давно, но приходится признать, что нам, увы, так и не довелось.
Руфь помчалась по пристани к знакомому лоцману, который наверняка припас для неё конфетку.
– После столь длительного «почти» знакомства мы ведь можем не обращать внимания на формальности, как вы считаете?
Соланж предпочла бы как раз соблюсти вежливые формальности, но если эта голландская баркентина снова не привезла ей никакого подтверждения… Вчера вечером Соланж объявила мужу: денег осталось так мало, что, солдат он или не солдат, ему придётся отказаться от щедрых жестов своим приятелям.
– Ну что вы, конечно, мадам. Очень приятно познакомиться.
– Как вы добры. (Что означало: «Естественно, вам приятно. Ваш муж служит у нас».)
– Капитан Форнье, – парировала Соланж, – очень высоко отзывается о мистере Робийяре. «Джентльмен старой закалки».
Вернулась Руфь. Она была полностью поглощена большим куском чёрной патоки.
– Вы так понравились Пьеру. – Её улыбка выражала обратное. – Легко понять почему.
– Как вы знаете гораздо лучше меня, мистер Робийяр – обходительный, благородный джентльмен.
– Без сомнения.
Глядя на водянистые глаза и лошадиную челюсть этой женщины, Соланж подумала, что у неё всегда найдётся повод для ревности.
– Мой муж рассказывал, что капитан Форнье служил вместе с Наполеоном?
– Не думаю, что кто-нибудь, кроме маршалов, служит с Наполеоном. Капитан Форнье воевал под командованием императора.
– В походах по Европе?
– Огюстена Форнье отправили в Сан-Доминго из-за событий в колонии. Он заработал звание капитана за беспримерную доблесть. Его повысили бы и до майора, но, увы, французское правительство предало Сан-Доминго.
– Боже, боже. Мой дорогой Пьер очень гордился бы, если бы у него служил майор.
Соланж подсчитывала в это время в уме, сколько дней они протянут без жалованья Огюстена.
– На нашей плантации, Сюкари-дю-Жардан, была самая лучшая, плодороднейшая почва на всём острове. Капитан Форнье служил под командованием генерала Леклерка.
– Ах, этого бедняги. Погиб вдали от дома.
– Прекрасный офицер…
Миссис Робийяр решила сменить тему:
– Какой чудесный ребёнок.
Руфь присела.
– Сколько тебе лет?
Ещё один реверанс.
– Думаю, шесть, миссас. А может, семь.
– Ну что ж, хорошо, очень хорошо.
Миссис Робийяр завертела головой по сторонам, отыскивая знакомое лицо среди прогуливающихся подальше от этих грязных доков. Она помахала рукой, словно кого-то заметила, хотя не разглядела никого из друзей.
Когда Луиза повернулась опять к Соланж, её подбородок торчал вперёд, как нос корабля.