Ричард большую часть дня либо отсутствовал, либо проводил время в лавке, среди бочонков с вином, но в первые две недели после свадьбы они каждый вечер ужинали вместе за маленьким столом на кухне. Масляная лампа освещала их лица и тарелки желтоватым теплым светом, пока они беседовали о ведении домашнего хозяйства, о том, как идет торговля, и об их планах на будущее. В один из вечеров, когда Рейчел принялась рассказывать о своих родителях, она подняла взгляд на Ричарда и обратила внимание, что он смотрит на нее с состраданием.
– Ты очень скучаешь по ним, я не ошибся? – спросил он.
– Да. По правде сказать, так и есть. Мать уже много лет как на небесах, а я по-прежнему страдаю от ее отсутствия. Мне так не хватает ее советов, ее… практического ума и доброты. И по отцу я, конечно, тоже скучаю. Однако единственное, что я могу сделать, это смириться с произошедшим и не скорбеть об утрате. Но я не могу не вспоминать времена, когда Кристофер был с нами, а я была такой молодой. – «Молодой и полной чувств, а не онемевшей и тихой, как сейчас», – отозвалось у нее в голове, но она не стала делиться этими мыслями.
– Рейчел, – произнес Ричард, после чего накрыл ее руку своей и улыбнулся, – я так хочу, чтобы ты снова была счастливой. Чтобы мы стали одной семьей.
– Я счастлива, – ответила Рейчел и вновь почувствовала, как внутри ее шевельнулось что-то, похожее на признательность.
«Он действительно желает сделать меня счастливой». Но, подумав так, она вместе с тем ощутила мимолетный укол совести: а сказала ли она правду? «Я скоро стану счастливой, – мысленно поправила она себя. – Когда чувство к нему вырастет и заполнит мое сердце».
– Мы друг на друга похожи, ты и я, – продолжил Ричард. – Мы многое пережили… Ты и я потеряли семью, людей, которые растили нас и любили. Трудно не жить прошлым. Искушение чересчур велико. – Он крепко стиснул ее пальцы, и в его глазах появилось выражение, которого она не могла понять. – Каждый из нас нуждается в близком человеке, с которым можно разделить жизнь. Кто нас понял бы, с кем вместе можно было бы строить общее будущее. Я счастлив, что нашел тебя, Рейчел.
– И я счастлива, что нашла тебя. Но… твой отец…
– Считай, его у меня нет, – резко произнес Ричард.
– Мне жаль, что это так, мистер Уикс.
Зная, что Рейчел любит читать, Ричард в качестве свадебного подарка преподнес ей новую книгу Джона Китса. Однажды вечером она попросила мужа почитать ей вслух. Он послушно взял томик в руки, но при этом на его лице отразилось неудовольствие, граничащее с отвращением. Ричард старался как мог, но чувствовалось, что подобное занятие ему неприятно. Он не соблюдал деления текста на строки и не обращал внимания на поэтический размер. Когда он читал, было трудно уследить за смыслом. Получался просто набор слов, никак не связанный с глубочайшими размышлениями поэта, переданными прекрасным языком. Рейчел через силу заставляла себя слушать балладу «Канун святой Агнессы»[14], которая в исполнении Ричарда звучала грубо и бестолково, напоминая игру на расстроенном фортепиано, и через какое-то время обнаружила, что ее зубы крепко стиснуты, глаза зажмурены и ей очень хочется, чтобы эта какофония прекратилась. Когда наступила тишина, она подняла голову и увидела, что Ричард смотрит на нее с обреченным видом.
– Боюсь, я неважный чтец, – произнес он тихо.
Рейчел ощутила чувство вины и покраснела.
– О нет! Ты справился замечательно, Ричард. В конце концов, декламация лишь одна из разновидностей речи, и все дело в практике, – возразила она.
– Что ж, – он закрыл книгу и вручил жене, – трудно заставить себя говорить не так, как ты привык.
– О, я имела в виду… Я только хотела сказать, что чтение стихов больше похоже… на актерскую игру, чем на чтение газеты, – сказала Рейчел, пытаясь развеять возможное подозрение, будто она относится к нему с пренебрежением.
– Как раз к ремеслу актера я никогда не испытывал призвания, – отозвался Ричард с ноткой раздражения в голосе.
– Если оно тебе не по душе, в этом нет никакой беды. Давай теперь почитаю я?
– Как хочешь, Рейчел. Я очень устал.
Рейчел раскрыла книгу и на несколько минут погрузилась в мир чудесных образов, в их странную красоту. Она сосредоточилась на чтении, пытаясь передать прелесть каждой строки, чтобы вызвать у мужа чувство восторга и тем самым доказать, что ее любовь к поэзии имеет под собой основание. Но едва она закончила, как подбородок Ричарда упал на грудь и он погрузился в сон. Рейчел пребывала в нерешительности, не зная, следует ли ей его разбудить и довести до кровати. Это все еще казалось ей чересчур смелым поступком. Поэтому она долго сидела в молчании, и единственным, что нарушало тишину, был легкий шелест догорающих угольков, проваливающихся сквозь каминную решетку.
Несмотря на странное чувство, что она привлекает к себе всеобщее внимание, Рейчел взяла привычку гулять по улицам Бата. Она делала это одна, без провожатых, и вскоре начала замечать различные взгляды – неодобрительные, оценивающие или удивленные, – которые на нее бросали, когда она шагала по Милсом-стрит[15]. Трудно сказать, объяснялось это ее немолодым возрастом, увядшей красотой или немодным покроем платья. Рейчел спрашивала себя, не принимают ли ее за служанку, которую хозяйка послала с каким-то поручением. Милсом-стрит, широкая и просторная, шла с юга на восток через самый центр города, по бокам выстроились в ряд лавки и конторы, и ее каменная мостовая была выметена чище, нежели остальные улицы. Экипажи, возки и прохожие двигались по ней нескончаемой чередой, отчего ее наполняли людской гомон, стук копыт и скрип колес. Сквозь весь этот шум пробивались осипшие голоса расхваливающих свои товары торговцев вразнос и мальчишек с ручными тележками. Некоторые из лавок, которые Рейчел помнила по прежним временам, еще существовали, как, например, тот модный магазин, в котором мать когда-то купила ей новую шляпку, отороченную шелковыми розочками и с зеленой бархатной лентой. Однажды она остановилась на площади перед аббатством и подумала, что и его огромная церковь, и Залы собраний, и питаемые горячими источниками Римские бани остались в точности такими же, какими она их помнила. Они не изменились ничуть, а сама она изменилась, и эта мысль ее поразила. В Бате ей больше не было места – во всяком случае, того, которое она занимала раньше.
Ее семья никогда не была богатой, но жила в достатке, не хуже других. Джон Крофтон, ее отец, был сквайром и владел маленьким поместьем, насчитывающим четыре фермы и расположенным на нескольких сотнях акров холмистых угодий, где паслись овцы и крупный рогатый скот. Помещичий дом, в котором выросла Рейчел, выстроенный во времена королевы Елизаветы[16], был длинным и приземистым, с толстыми каменными стенами, сводчатыми окнами и крышей, которая провисала между стропилами. Весь фасад был обвит плетями старых глициний, с которых каждый год в мае и июне свисали пышные гроздья лиловых цветов. Дом был удобный, хоть и немало обветшавший за те сотни лет, которые в нем прожили его обитатели. В комнате Рейчел деревянный пол имел столь значительный уклон, что они с Кристофером часто использовали это в играх. Например, заставляли мраморные шарики катиться через всю комнату под воздействием силы тяжести, чтобы попасть ими в установленную цель. Это был дом, в котором радовались детскому смеху, и он частенько звучал на его деревянной лестнице, поскольку на детей здесь никогда не шикали и не просили их вести себя тихо.
Джон Крофтон чуждался крайностей и был доволен той жизнью, которую ему уготовила судьба. Он не имел нужды пыжиться, пытаясь попасть в круг тех, кто стоял выше его по положению, и не терял времени на то, чтобы водиться с теми, кто почитал себя столпом общества. Вместо этого Джон и Анна общались с друзьями, которых они искренне любили, поэтому на их вечеринках и чаепитиях всегда царило радостное веселье. Однажды родителей Рейчел пригласили отобедать у сэра Пола Метьюна в невообразимо величественном поместье Коршам-корт[17], которое вполне могло стать местом, откуда они вернулись бы зачарованными, облагороженными и вообще другими людьми. Но Крофтоны приехали домой, посмеиваясь над тем, каким скучным собеседником оказался сэр Пол и как нелепо вели себя остальные гости, стремясь снискать расположение хозяина. Больше их туда не приглашали, и их это совершенно не расстраивало.
Два года, которые Рейчел провела в пансионе для благородных девиц, она тосковала по своему старому дому и приезжала туда всякий раз, когда ей это разрешалось. Три сезона, проведенные семьей Крофтон в Бате, позволили Рейчел познакомиться с самыми разными людьми, а также узнать достоинства и недостатки городской жизни. При этом семейство твердо держалось своего главного принципа: они никогда не пытались пробраться в верхние слои общества, а также не искали развлечений и приятного времяпрепровождения исключительно среди людей, имеющих сходные с ними взгляды. Если Рейчел или ее родители встречали молодого человека, который мог бы оказаться для нее подходящей партией, о нем судили по его натуре, образу мыслей и склонностям, а не по одному лишь имени. Однако девушке так и не удалось встретить никого, кто вызвал бы ее восхищение. Красивая внешность, как правило, прикрывала только глупость и тщеславие. Так что она предпочитала ходить на прогулки с матерью и подругами, а также посещать с ними лавки, где они покупали различные мелочи, которыми можно было украсить платье и туфельки или кого-нибудь одарить. Возвращаясь домой, она всегда была рада вновь увидеть Кристофера, который терпеть не мог, когда его оставляли одного, и при их возвращении всякий раз шумно сбегал вниз по лестнице.
