Он настаивал на том, чтобы обвенчаться сразу же, незамедлительно. Всякое промедление страшнее пытки. Однако Луиза осталась тверда. Придется выждать, сказала она, до того, как мать ее даст свое согласие и вернется из Гамбурга. Последующие несколько недель прошли будто в странном сне. Луиза не могла поверить, что она – ей ведь уже было за тридцать, – ни разу до того не получавшая предложения руки и сердца, обожаема и боготворима молодым человеком, которому на несколько лет меньше, чем ей; что скоро она будет невестой, как Эжени де Палмелла.
Будто в лихорадке она отправила письма старшему брату в Лондон, матери в Гамбург, Эжени в Лиссабон; будто в забытьи готовила себе приданое.
Денежные вопросы они с будущим мужем так и не обсудили, но она пыталась гнать от себя темную тень сомнения. Успеется после возвращения матери.
Однажды она все-таки попробовала навести разговор на эту тему: упомянула о своем скромном приданом, о ежегодной пенсии, назначенной семейству покойным королем, – это, мол, все, что у нее есть и что она в состоянии ему принести, а он улыбнулся, прижал ладонь к ее губам и сказал:
– Неужели ты думаешь, что я ждал большего?
Это ее успокоило; видимо, он все-таки правильно понимает ее жизненные обстоятельства.
Она была столь околдована и восхищена своим будущим мужем, что даже мысль о венчании в реформатской церкви не слишком терзала ей душу. Эллен Кларк совсем перестала понимать свою подругу. Уж она-то никогда не позволит себе так увлечься. Это совершенно неразумно, на грани неприличия. Кроме того, она боялась, что через несколько недель замужества Луизу постигнет горькое разочарование. В этих делах мужчины все одинаковы. Это она знала твердо, переварив достаточное количество материнских разговоров. С виду мистер Годфри Уоллес вполне достойный человек, да и манеры у него благонравные, но вот она уж точно никогда не желала бы себе подобного мужа. Слишком высокопарный, а галантность его кажется – ей, по крайней мере, – слегка наигранной.
Впрочем, при Луизе она об этом даже не заикалась. К советам Луиза была глуха. Ее Годфри – образец всех совершенств. У ее Годфри нет ни единого недостатка. Интересно, что она станет говорить год спустя?
Миссис Кларк он совершенно обворожил.
– Какая внешность! – восклицала она. – Какая в этих зеленых глазах интрига! Он очень напоминает мне Фолкстона. Ты его не помнишь, Эллен. Но брови он поднимает один в один, и та же улыбка уголком рта. Скажи Луизе, пусть глаз с него не спускает до того момента, как он наденет ей кольцо на палец. Знаю я этих зеленоглазых. Скользкие штучки, так и норовят сбежать из-под венца. Впрочем, полагаю, ей в этом случае что-то причитается. Что написано в брачном договоре?
– Я со слов Луизы поняла, что никакого договора не существует.
– Никакого договора? Да она не в своем уме! – Миссис Кларк явно опешила. – Ты хочешь мне сказать, что Луиза очертя голову бросается в брак, ничего для себя не выгадав? Без договора она его ни за что не удержит. В жизни ни о чем подобном не слыхивала!
– Я тоже считаю, что она поступает крайне неосмотрительно, – согласилась Эллен, – но Луиза пребывает в столь сильном возбуждении, что не слушает решительно никого, кроме своего ненаглядного мистера Уоллеса.
– Ничего, поживет несколько недель в браке – одумается, – рассудила миссис Кларк. – Лучший способ прочистки организма. Не хуже слабительного. Тебе бы это тоже не повредило, Эллен. Почему бы и тебе не найти молодого человека, который бы в тебя влюбился?
– Благодарю, но я вполне довольна своей нынешней жизнью.
– Слишком уж вы с Джорджем оба здравомыслящие. Он, полагаю, живет в своей Индии монашеской жизнью, благослови его Господь.
Она поцеловала руку, прижала к миниатюрному портрету сына, улыбнулась улыбкой, полной материнской любви, потом принялась ласкать собачонку и про Джорджа забыла.
За два дня до предполагаемого возвращения мадам Бюссон от нее пришло из Гамбурга письмо, в котором она писала, что у Жака корь и она никак не может его оставить, пока он полностью не оправится. Были опасения, что Гийом, только что прибывший в Гамбург, тоже мог заразиться.
Луиза настаивала на том, чтобы отложить свадьбу, но Уоллес и слышать об этом не хотел, он побледнел и разнервничался от первого же намека и заявил, что ожидание и так вымотало его до предела и, если ему придется еще неделю ждать соединения со своей обожаемой Луизой, он не отвечает за свой рассудок. Польщенная и поколебленная этой волной обожания, невеста пошла навстре чу его пожеланиям, и 14 апреля 1830 года в Швейцарской реформатской церкви состоялась брачная церемония. В ре естре была сделана следующая запись:
Lundi, quatorze avril, mil huit cent trente.
GODFREY WALLACE, secrétaire, né à Craigie, compté d’Ayr en Écosse, fi ls majeur de Sir Thomas Wallace, baronet, et de Rosina Raisne, son épouse; et LOUISE BUSSON DU MAURIER, née à Londres, fi lle majeur du feu Robert Busson du Maurier et de Marie-Françoise Bruère, son épouse; ont reçu la bénédiction nuptiale par le ministère de Jean Monod, ministre du St. Évangile, et l’un des pasteurs de l’église reformée consistoriale du département de la Seine séante à Paris, soussignée.
(Signé) J. MONOD, Pr.[17]
Во время церемонии Луиза отвечала на вопросы священника как во сне. Неужели, гадала она, все это правда? Неужели она теперь – мадам Уоллес? Она чувствовала на пальце кольцо, такое новенькое и блестящее, она поднимала глаза на своего рослого мужа, который, после того как церемония наконец состоялась, утратил всю свою нервозность и выглядел собранным и спокойным.
«Бедняга до самого конца не был во мне полностью уверен», – подумала Луиза и, поймав в зеркале свое отражение, невольно подивилась, как она изумительно выглядит: золотистые волосы уложены в свободные локоны, белая вуаль откинута назад. Почти как монахиня, дающая нерушимый обет; она подумала, что бы чувствовала, если бы стала не женой Годфри Уоллеса, а невестой Христовой.
Прием, отчасти по причине отсутствия мадам Бюссон, отчасти по желанию самой Луизы, был скромным; даже миссис Кларк не дали ни времени, ни возможности сказать какую-либо непристойность, просто подняли бокалы за здоровье молодых, после чего мистер и миссис Годфри Уоллес отправились в пансион «Париж» в округе Мадлен, где намеревались временно поселиться.
Счастливая пара отужинала в пять вечера; за едой Луиза заметила, что муж ее опять начал нервничать. Ел он мало и время от времени оборачивался через плечо, точно боялся, что трапезу их прервут.
– Тебе нездоровится, любовь моя? – спросила молодая жена, но он тут же заверил ее в обратном, сославшись на легкую головную боль, вызванную волнениями этого дня.
Отужинав, они поднялись к себе, и Луиза, которую несколько страшил переход к следующему этапу супружеской жизни, начала, чтобы выгадать время, распаковывать свои вещи и развешивать их в шкафу – более всего чтобы набраться храбрости; муж же ее расхаживал по комнате, погрузившись в задумчивость и сцепив руки за спиной.
Наконец он остановился перед ней, взял ее руки в свои и заговорил тоном глубочайшего замешательства.
– Любимая моя жена, – произнес он, запинаясь, – я даже не знаю, как тебе это сказать… я так взволнован. Боюсь представить, что ты обо мне подумаешь. Но суть дела такова. У меня… временные денежные затруднения. Неудачная сделка… то одно, то другое… жизнь в посольстве… короче говоря… словом, я хочу, чтобы ты поняла: у меня нет никаких средств, чтобы тебя содержать. В эту самую минуту в кармане у меня менее ста франков.
Луиза уставилась на него в полном замешательстве. Хочет ли он этим сказать, что ему нечем заплатить за их проживание в пансионе, даже за их ужин?
– Я не вполне понимаю, – сказала она. – Ты имеешь в виду, что у тебя нет денег заплатить за пансион? Неужели нам не поверят в долг до того момента, как у тебя появятся деньги?
Он вспыхнул и улыбнулся, вконец смущенный:
– Ах, но в этом-то и заключается главная беда. Откуда они у меня появятся? Глубокая любовь к тебе, дражайшая моя Луиза, заставила меня пойти на невинный обман. Я ужасно боялся тебя потерять, а знай ты правду, ты бы непременно меня оттолкнула. Обожаемый мой ангел, уж лучше признаться во всем прямо сейчас: я совершенно нищ. Отец лишил меня наследства пять или шесть лет тому назад. У меня нет ни су. Мне остается только уповать на твою щедрость.
Луиза взглянула на него в крайнем замешательстве:
– Но, Годфри, чем же я могу тебе помочь? Моего скромного годового дохода на двоих не хватит.
– Но ты ведь так ловко умеешь вести денежные дела, ты справишься! Вкусы у меня скромные. Мы прекрасно заживем. Одно плохо – я, такой мерзавец, буду во всем зависеть от тебя. Однако, когда замок ваш будет полностью восстановлен, я уверен, твой брат нас не оставит и даст мне должность управляющего на фабрике. А до тех пор пенсия, которую ты получаешь от государства…
Жена его страшно побледнела. Опустившись на стул, она сжимала и разжимала руки.
– Боюсь, ты заблуждаешься, – выговорила она наконец. – О том, чтобы восстановить замок, нет и речи. Еще до того, как мы вернулись во Францию, он перешел в другие руки. Я даже не знаю, где он находится. Отцу не удалось его вернуть, во всех этих делах царила страшная неразбериха. Мой отец скончался в Туре в полной нищете. Мама получает небольшое вспомоществование от своей семьи, которая проживает в Бретани, на него мы и живем. А чтобы ей помочь, я стала преподавать английский в пансионе.
