Среди сторонников династии Йорков самым могущественным было семейство Невиллов. Огромные владения достались им по наследству, однако Невиллы не гнушались ни политических интриг, ни мошенничества, ни обмана. Женившись на Алисе Монтегю, Ричард Невилл стал графом Солсбери и вытребовал восстановления древнего права на так называемый третий пенс – третью часть доходов графства, причитавшихся в королевскую казну. Граф Солсбери был редким гостем в своих обширных уилтширских владениях, которые включали в себя, среди всего прочего, и старинный замок у залива в Крайстчерче. Если к власти придет династия Йорков, то могущество Невиллов многократно возрастет. Даже сейчас, когда страной управляли советники Ланкастеров, граф Солсбери и его сын, граф Уорик, засели в крепости Кале, на французском берегу Ла-Манша, и уходить оттуда не собирались.
– Граф Солсбери хорошо помнит нашу семью, – уверял Евстахий сына.
Годфри втайне надеялся, что в один прекрасный день Ричард Невилл, нынешний владелец Авонсфорда, вернет имение прежним хозяевам и вдобавок щедро одарит их деньгами. Евстахий несколько раз приезжал в Лондон, всеми правдами и неправдами добивался аудиенции с графом, дабы заручиться его благоволением, якобы проистекающим из общности интересов. Годфри и не догадывался, что графский управляющий неоднократно советовал своему господину как можно скорее избавиться от имения, поскольку дохода оно не приносило, и совсем недавно предложил его епископу – по значительно сниженной цене.
Итак, пока горожане старались отделаться от феодального наследия, Годфри всеми силами мечтал вернуть былые времена. Он целыми днями оценивал достоинства окрестных земель епископа Винчестерского, ярого сторонника Ланкастеров, и сравнивал их с поместьями графа Солсбери, сподвижника Йорков, или же пытался убедить себя в насущной необходимости поближе подружиться с епископом Солсберийским, владельцем богатых имений, который умудрялся поддерживать прекрасные отношения с представителями обеих династий.
Иными словами, Годфри увяз в зыбкой паутине, сплетенной из несбыточных надежд и напрасных мечтаний.
– Наша семья на хорошем счету, – утверждал Евстахий.
Для полного успеха не хватало малого – денег. Их-то Годфри и пытался заработать.
Сперва он вкладывал деньги в шерсть, скупая ее у местных крестьян и продавая европейским купцам, – как выяснилось, себе в убыток.
– Увы, ваш король обложил шерсть-сырец такими высокими пошлинами, что она обходится дороже готового сукна, – объяснил ему фламандский торговец.
Успешно торговали шерстью только купцы-стапельщики, на складах которых копились огромные запасы.
После этого Годфри решил ввозить вино из Гаскони – и едва не разорился. Французы, вдохновленные Жанной д’Арк на борьбу против английских завоевателей, одерживали победу за победой, а парламент упрямо отказывался отпускать деньги на военные действия, поэтому Англия в конце концов утратила все свои владения во Франции, в том числе и Гасконь. Надежды Годфри снова вспыхнули в 1453 году, когда доблестный военачальник Джон Тальбот, граф Шрусбери, решил вернуть Англии гасконские владения. К несчастью, Тальбот погиб в битве при Кастийоне, и бордоские виноградники навсегда перешли к французам.
– Нет, я в торговцы не гожусь, – с плохо скрытой гордостью притворно сокрушался сорокадвухлетний Годфри, а потом заявил сыну: – Теперь ты должен бороться за честь семьи. Тебе прямая дорога в парламент.
Возлагая на сына эту непростую обязанность, Евстахий Годфри мыслил по-своему здраво. Мелкопоместные дворяне и зажиточные торговцы стремились дать сыновьям прекрасное образование. Оливера сначала отправили в Винчестерский колледж, основанный епископом Уильямом Уикхемом в 1382 году, а потом – в Королевский колледж Кембриджского университета, где смышленый юноша изучал право. Впрочем, особым прилежанием Оливер не отличался, хотя отец неоднократно напоминал ему, что хороший юрист всегда найдет возможность зарекомендовать себя на королевской службе.
Тем временем английский парламент неуклонно превращался в средоточие реальной власти. Избирательная система претерпела значительные изменения: выбирать в парламент своих представителей теперь могли только те свободные землевладельцы – фригольдеры, – доход которых составлял не менее сорока шиллингов в год. Вдобавок представителями графств и округов становились не местные горожане и дворяне, а ставленники вельмож.
– То ли дело, когда герцог Ланкастер созывал парламент, – взды хал Евстахий. – А нынче там самое место для таких, как ты, молодых да хватких. Вот из Олд-Сарума туда положено двух представителей в палату общин отправлять, а кого, спрашивается? Ведь не местных послали, а каких-то лондонских торговцев!
Полузаброшенная крепость на холме служила удобным избирательным округом для целеустремленных парламентских деятелей.
Мысли о славных подвигах и доблести предков приводили Годфри в уныние.
– Теперь не повоюешь, как в старину, – горестно вздыхал он.
Увы, дни воинских подвигов и славы давно миновали, да и сама война изменилась: задолго до битвы при Азинкуре дед Евстахия жаловался, что пушки – изобретение противоестественное и доблестным рыцарям их применять негоже. Впрочем, Евстахию повезло, что Оливер не мечтал о воинской службе, – на рыцарские доспехи и снаряжение денег не было.
Итак, Годфри не сомневался, что сын достойно проявит себя на парламентском поприще, а красавице-дочери непременно улыбнется судьба, – оставалось лишь раздобыть денег, для чего и требовалось срочно заключать брачные союзы. Годфри уже приглядел два подходящих семейства – хоть и низкородные, из торгового сословия, но зажиточные.
Евстахий улыбнулся, весьма довольный своим здравомыслием. Радовало его и другое: как только детей удастся пристроить, делать ему больше ничего не придется. Об этом Евстахий Годфри мечтал всю жизнь. В глубине души он всегда сознавал, что среди дельцов Солсбери ему нет места. Больше всего его манила религия и философические размышления. Он неукоснительно приходил на торжественную мессу в соборе, а иногда даже посещал все семь молитвенных часов и подолгу беседовал со священниками на соборном подворье, обсуждая богословские труды великого схоласта Фомы Кемпийского и Юлиании Норвичской, знаменитой отшельницы из Восточной Англии. Больше всего он любил вести дискуссии о происхождении британцев, предками которых, по твердому убеждению Годфри, были выходцы из древней Трои. В библиотеке собора, построенной по настоянию капитула, теперь хранилась книжица с изложением этой восхитительной теории, благоговейно принесенная в дар Евстахием Годфри.
«Что ж, вот детей пристрою и предамся умствованиям», – подумал он и бодрым шагом направился к Джону Уилсону.
Майклу Шокли уверенности было не занимать.
Он с достоинством вышел из дома, расположенного в квартале Три Лебедя Рыночного прихода на севере Солсбери. Белизну оштукатуренных стен внушительного особняка оттенял каркас из толстых дубовых балок; верхние этажи чуть нависали над дорогой – северной оконечностью Хай-стрит, за свою длину получившей название Эндлес-стрит – «бесконечная улица».
В тот вечер Шокли облачился в короткий дублет, туго перехваченный поясом, что подчеркивало широкие плечи и мощную грудь торговца, и чулки-шоссы, ладно облегавшие сильные, мускулистые икры. Сегодня Майклу Шокли предстояла чрезвычайно важная встреча, после которой его наверняка изберут в совет сорока восьми.
В городской совет Солсбери входило семьдесят два человека – двадцать четыре старейшины, или олдермена, во главе которых стоял мэр, и сорок восемь достойных горожан, занимавших посты поскромнее; именно они избирали олдерменов. Недавно один из сорока восьми умер, и на его место полагалось назначить замену.
– По-моему, меня изберут, – доверился Шокли жене. – В совете моих друзей и сторонников хватает.
В городе к Майклу Шокли относились с заслуженным уважением. Семейство Шокли понемногу богатело. Хотя сукновальня при носила хороший доход, Майкл завел еще и небольшую камвольную мануфактуру, что весьма обрадовало мелких ремесленников, поскольку обеспечивало занятость валяльщиков, красильщиков и ткачей; к тому же торговец всегда щедро жертвовал на нужды гильдий и ремесленнических общин. Его сын Реджинальд уже состоял в гильдии портных, и Майкл часто напоминал ему:
– Ежели хочешь добиться успеха, докажи мастерам, что ты свое дело знаешь.
Временами не все шло гладко – к примеру, из-за войн с Бургундией пострадала торговля с Нидерландами, которую вели так называемые купцы-предприниматели, получавшие ссуды у стапельщиков, а борьба с Ганзейским союзом за международные рынки мешала развивать торговлю со странами Восточной и Северной Европы, Балтики и даже с далекой Россией. В России Шокли закупал смолу и меха, в Нидерланды поставлял сукно, однако эти сделки прибыли ему не принесли. Впрочем, хватало и других доходов. Два месяца назад он закупил двадцать пять тонн синили – растительного красителя для шерсти – и выгодно продал груз, доставленный в порт Саутгемптона.
