Сильван вдруг осознал, что следует за ней, надеясь услышать хоть слово. Он уже чувствовал себя несчастным. Ему не хотелось, чтобы она уходила.
Сильван просто… думал, что исключительно в его собственных интересах надо убедиться, что она ушла.
– Полагаю, мадемуазель, вы забыли снять нашу куртку, – напомнил он, когда Кэйд взялась за дверную ручку.
Она покраснела еще гуще и сдерживалась уже из последних сил, сжав зубы. Ее руки так дрожали, что она не смогла сразу расстегнуть пуговицы.
– Tenez[66], – взволнованно произнес Сильван, поднимая руки.
Он оказался идиотом. Сделал хуже себе.
– Позвольте, я помогу вам.
– Нет. Не… трогайте… меня. – Голос Кэйд дрожал от гнева, и руки Сильвана опустились. В нем вдруг проснулся четырнадцатилетний юнец, с которым не желают иметь ничего общего юные недотроги.
Остальные участники занятия с интересом наблюдали за ними, пока он тупо стоял, глядя, как Кэйд сражается с пуговицами, медленно расстегивая их одну за другой. Сильван удивился, почему она просто не сорвала куртку, выдрав с мясом все пуговицы, не швырнула ее на пол, возможно, еще бросив сверху пару банкнот за причиненный ущерб. Подобное поведение казалось вполне уместным для американской миллиардерши.
Наконец ей удалось снять куртку, а под ней обнаружилась нелепая бесформенная фуфайка. Сильван не смог удержаться от улыбки.
– Что это у вас за нарядец? Неужели вы заявились на мой мастер-класс в ночной пижаме?
Таковы американцы! Куча денег и ни грамма вкуса.
Ее взгляд обжег его, точно пощечина, она бросила ему куртку и молча удалилась. Неловко вертя в руках куртку, Сильван смотрел ей вслед, понимая, какого свалял дурака. Только что он позволил собственному трусливому малодушию сделать из себя полного imbécile[67]. Невозможно подделать смущение. Неужели она была искренна с ним?
И вдобавок сознание того, что он больше не может по собственной глупости сводить Кори с ума, погубило остаток всего воскресного дня.
В его распоряжении имелся лишь номер телефона ее секретаря. А если Кори больше не вернется?
Это его вина, решила Кэйд, когда замешательство, едва ли не отягченное безграничным горем, начало спадать, и ему на смену она смогла взрастить в себе не менее сильное чувство мести. Ему некого будет винить, кроме самого себя.
На центральном парижском рынке вокруг фонтана, взлетающие струи которого падали в большой бассейн, гуляли туристы, влюбленные, блуждали голуби и бездельники. Большинство магазинов по воскресеньям закрывалось, придавая этому пространству еще более подозрительный вид, чем в будни. Заметив появление Кэйд, несколько мужчин начали приставать к ней с грубыми предложениями. Она делала вид, будто не замечает их, занятая поисками найденного в «Гугле» магазина. Его владелец, как сообщала реклама, воспользовался ослаблением ограничений на воскресную торговлю. Кэйд вошла в магазин.
Стены и витрины помещения заполняли разнообразные технические новинки стиля «хай-тек».
– Мне нужно купить…как это по-французски… двойную зрительную трубку, – сообщила она так уверенно, насколько возможно говорить подобное на иностранном языке.
Такую фразу она вычитала в словаре.
– Женскую двойную трубку, – пояснила Кэйд. Очевидно, мужчины не нуждались в биноклях.
– Bien sûr[68], – любезно ответил продавец, подходя к витрине с биноклями. – Какой вид вас интересует?
– Самый миниатюрный, но с самым большим увеличением.
Но долго ли она собирается торчать там, таращась на дверь мастерской Сильвана? Даже его дверь в бинокль будет казаться самодовольной и злорадной.
– И видеокамеру.
Тогда Кэйд запишет все действия с пультом охранной системы, не помешавшись за целый день от созерцания Сильвана Маркиза, и сможет прокручивать запись по мере необходимости, чтобы выяснить код доступа.
– С хорошим «наездом»… – Как же по-французски слово «трансфокатор»?
Через полчаса Кэйд стояла у окна в своей квартирке, пытаясь правильно установить камеру с нужным увеличением, чтобы она отчетливо показывала панель пульта охранной системы, и закамуфлировать ее так, чтобы не привлекала внимания. Зазвонил ее мобильный.
– Ну, как дела? – спросил отец.
– Ах… отлично.
Кэйд спрятала за спину свою шпионскую камеру, словно он мог увидеть ее по телефону.
– Правда? Так ты подыскала приличного партнера для нового проекта?
– Я обсудила его… с несколькими возможными кандидатами, – ответила Кэйд. – Хотя пока не приняла окончательного решения. Ты же знаешь, мне хочется найти идеальный вариант.
– Ладно, дорогая, только не обещай никому многого. Ты же понимаешь, что сначала нам придется провести небольшое маркетинговое исследование. Наша компания издавна славится производством дешевого шоколада. И трудно сказать, что получится от вторжения в нишу парижского гурмана.
– А разве простые люди не заслуживают выбора в богатом ассортименте гурмана?
– Я же не говорю, что это провальный проект. Хотя начинаю подумывать, не понадобятся ли нам резервы денежной наличности для других целей.
У Кэйд екнуло сердце. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она уныло поглядывала на улицу, где люди не желали подходить к двери Сильвана и набирать кодовое число, чтобы она смогла записать его.
Годами Кэйд подготавливала почву для своей задумки, дожидаясь благоприятной возможности внедрения новой линии продукции. Париж казался недостижимым, точно это окно было из непробиваемого стекла.
– У тебя появились новые предложения?
Какое это могло иметь значение, если она не сумела убедить ни одного из шоколатье выслушать?
– Дело в том, что мы уже обсуждали раньше. Если мы действительно намерены упрочить наше положение в Европе, то лучше всего добиться этого, откупив чей-то бренд типа компании «Валрона» или ей подобной. Не создавая новую линию на пустом месте. А если решим увеличить наши продажи в Штатах за счет нового элитного шоколада, то нам вообще нет смысла приобретать какое-то парижское имя. Достаточно будет хорошего маркетинга с завлекательной рекламой, навеянной французским колоритом, но вполне узнаваемой потребителем, типа «Chocolat».
Но ни одно из этих решений не позволяло Кэйд вырваться за пределы компании Кори. Жить в Европе, наслаждаться удивительным Парижем с его дождями и мощеными улицами, с собачьими экскрементами на садовых аллеях и невероятной изысканностью витрин, с его волнующей богатой культурой и душистой роскошью свежего хлеба, чей запах просачивается на каждую улицу.
Эти решения не позволяли ей и приобщиться к кустарному производству в лаборатории, познав тайные наполнители шоколадных конфет из всех уголков земного шара. Научиться создавать их своими руками. А еще лучше – наблюдая за работой Сильвана Маркиза и пробуя его изделия.
– Пап, разве ты сам не одобрил мою идею? – Она продолжала вглядываться в уличную жизнь, чувствуя себя изголодавшимся ястребом, не способным… никого, даже крошечного улепетывающего в норку кролика.
– Просто ты давно этого хотела, милая.
Так что же получается? Если отец не считает это выгодным для дела, то какое значение могут иметь ее желания?
– Кстати, скажи-ка мне, считаешь ли ты рядовой тратой те пятнадцать тысяч долларов, что ты сегодня потратила на наряды? Твоя секретарша заявила мне, что ей звонили из кредитной компании по поводу больших снятий денег с твоей кредитки.
С чего это ее секретарша вздумала доложить о расходах отцу? Пятнадцать тысяч долларов? Похоже, Мэгги Сондерс не шутила насчет Кристиана Диора.
– Разве она сказала им, что лучше ограничить выплаты?
– Нет, лишь подтвердила, что ты шикуешь в Париже.
Проклятие!
– Но я-то как раз подумал, что можно было бы и ограничить. Поскольку полагал, что ты там занята делами, а не покупками в шикарных салонах.
– Мне захотелось немного отдохнуть, – соврала Кэйд.
Уж лучше покупки, чем ложь и подкуп ради чьего-то мастер-класса. Если отец узнает, насколько малы шансы реализации задуманной гурманской линии, то перекроет ей кислород.
– Папуля, это же Париж! И пока я здесь, мне приходится кое-что покупать.
– Я подозреваю, что ты еще не понимаешь, как этот город действует на человеческий разум.
Кто-то приблизился к задней двери в лабораторию.
– Прости, папуля, я должна бежать.
Отключив телефон, Кэйд схватила камеру.
Проведя тоскливый час наблюдений, она пришла к выводу, что сегодня люди редко подходили к лаборатории. И умудриться разглядеть кодовое число за мгновение, необходимое им для входа, оказалось гораздо труднее, чем ожидалось. Может, ей лучше осуществить другой план, и вместо того, чтобы сидеть тут как одержимой целый день, наблюдая за щеголеватой дверью самодовольного Сильвана, просто предоставить видеокамере выполнить свое предназначение?
