В Даунтон они доехали за пять минут. Патриция чмокнула Джона в щеку и вбежала в гостиницу.
Всю жизнь она радовалась, что успела вовремя. Ночь прошла в пылких ласках, а под утро Патриция расплакалась.
Адам так и не узнал почему.
В ночь с пятого на шестое июня 1944 года жители Солсбери не спали. В небе над сонной долиной Эйвона и над дремлющим шпилем собора пролетали самолеты воздушно-десантных дивизий и грузовые планеры; от рева моторов дрожали стены домов.
Высадку десанта на побережье Нормандии сопровождал летный отряд с аэродрома в Ибсли.
Адама Шокли охватило странное возбуждение. Пролетая над тихой рекой, над древним городом и собором, он с улыбкой вспомнил недавний разговор с Патрицией. Борьба за справедливость… Англичане всегда стремятся всем угодить. Ничего, вот закончится война, он объяснит Патриции, что к чему.
Самолеты пролетели над безмятежной гаванью в Крайстчерче; под крылом блеснули темные воды Ла-Манша. «Даже те, кто живет прошлым, заслуживают мира», – подумал Адам, приближаясь к берегам Франции.
Рано утром Патриция Шокли подала машину к подъезду Уилтон-Хауса.
– В Булфорд! – приказал бригадир Форест-Уилсон.
Над головой все еще пролетали самолеты. Патрицию не оставляли тревожные мысли: как там Адам, где он – над Францией? Над проливом?
Она вела машину, дрожа от напряжения.
Из военного лагеря в Булфорде ей удалось дозвониться в Ибсли. Оказалось, что Адам вернулся, и они договорились встретиться через несколько дней. Не помня себя от счастья, она снова села за руль, отвозить бригадира в ставку командования.
Форест-Уилсон, сидя на заднем сиденье, задумчиво разглядывал золотые кудри Патриции. От его зорких глаз не ускользнуло ни ее волнение, ни игравшая на губах счастливая улыбка. «Ее любовник – американский летчик, уже вернулся на базу, – догадался он. – Что ж, их скоро отправят во Францию, и тогда…»
Любовные интрижки военного времени по сути своей мимолетны и быстротечны, ведь уверенности в завтрашнем дне не существует.
«Пожалуй, через месяц я приглашу ее на ужин, а там посмотрим…»
Он прекрасно умел подманивать рыбу.
Служебная машина мчалась по внезапно опустевшим холмам Солсберийской возвышенности.
10 апреля 1985 года
На соборном подворье собралась толпа горожан.
В Солсбери редко приезжали особы королевской крови; а этот визит станет самым важным в семисотлетней истории существования собора.
Леди Форест-Уилсон вышла на перрон, нервно одергивая элегантный жакет. «Может быть, не стоило надевать твидовый костюм? Не хочется выглядеть старомодной», – подумала она, вытащила пудреницу из сумочки и торопливо взглянула в зеркальце. Даже в старости она выглядела привлекательно: седина в волосах, тщательно уложенных парикмахером, подчеркивала благородные черты лица.
Подумать только, сорок лет прошло…
Дженнифер еще утром заметила, что мать волнуется, а вот зять, как обычно, ни на что не обратил внимания – Алана Портерса интересовали только цифры бухгалтерской отчетности.
– Не понимаю, зачем она за него замуж вышла, – недавно призналась леди Форест-Уилсон сэру Керси Годфри.
Разумеется, от него не укрылось ее волнение. Ах, милый Керси, он всегда все замечает! Впрочем, за завтраком он ничего не сказал, невозмутимо просмотрел утреннюю газету, а когда Дженнифер ушла, с улыбкой осведомился:
– Он женат?
На щеках леди Форест-Уилсон вспыхнул предательский румянец.
– Кто?
– Американец, который сегодня приезжает.
– В письме он упоминал жену…
– Превосходно! – ответил сэр Керси и вернулся к чтению газеты.
– Ну, знаешь ли…
– В чем дело?
– Да ну тебя!
Вот уже три недели сэр Керси Годфри гостил в эйвонсфордском поместье. Арчибальд Форест-Уилсон скончался десять лет назад. Теперь присутствие мужчины в доме, как ни странно, понравилось леди Форест-Уилсон, одиночество которой прежде скрашивали лишь редкие визиты дочери.
– Он твой любовник? – полюбопытствовала однажды Дженнифер.
– Не твое дело.
– Так все считают.
– Ну и пусть себе считают, мне все равно. В Эйвонсфорде обо всех сплетничают.
– Ты за него замуж собираешься?
– А ты против?
– Нет, что ты!
– Что ж, если он сделает мне предложение – а по-моему, к этому все и идет, – то я соглашусь. С условием, что мы будем проводить в Эйвонсфорде четыре месяца в году.
У сэра Керси Годфри, владельца обширных австралийских угодий, был роскошный особняк в Мельбурне, с великолепным собранием картин. Сэр Керси, потомок австралийских поселенцев в четвертом поколении, и сам был прекрасным бизнесменом и за свои труды получил титул рыцаря-командора ордена Британской империи. Леди Форест-Уилсон побывала у него в гостях, осмотрела скромную овцеводческую ферму, основанную сто лет назад, и объяснила дочери:
– Он, как и я, понимает, что такое любовь к родным краям.
Леди Форест-Уилсон происходила из старинного сарумского рода, много лет прожила с мужем в Эйвонсфорде и уезжать отсюда навсегда не собиралась. Сэр Керси Годфри недавно удалился от дел, так что его постоянного присутствия в Австралии не требовалось.
Леди Форест-Уилсон улыбнулась – мысли о Керси всегда ее успокаивали.
А вот американский гость…
У нее сжалось сердце.
Поезд остановился у перрона.
Загорелый синеглазый мужчина подошел к ней, пожал руку и сверкнул знакомой белозубой улыбкой:
– Я тебя сразу узнал. Познакомься, моя младшая дочь Мэгги.
Хорошенькая синеглазая блондинка лет восемнадцати поставила на перрон саквояж и крепко пожала Патриции руку.
– А почему именно сегодня надо было приезжать? – спросил Адам Шокли.
– Сегодня день особенный. Пойдемте, а то потом места для парковки не найдешь.
Машину удалось оставить на стоянке у моста на Крейн-стрит, на западном берегу реки, совсем рядом с соборным подворьем.
Леди Форест-Уилсон провела Адама и Мэгги по мосту, а оттуда – к Хай-стрит и только тогда сообразила, что от волнения забыла в машине сумочку. «Надо успокоиться и взять себя в руки, – подумала она. – Хотя бы ради Керси…»
Приезд Адама стал для нее полной неожиданностью. После войны они целый год переписывались, а потом она вышла замуж; письма сменились рождественскими поздравлениями. Адам возглавил крупную строительную компанию в Пенсильвании, женился, стал отцом пятерых детей. Младшей дочери Мэгги захотелось побывать в Англии.
– Я пятиборьем увлекаюсь, – сказала она Патриции.
– И братьев поколачивает, – с усмешкой добавил Адам. – Мэгги у нас спортсменка.
– Не только спортсменка, – возразила Мэгги.
Патриция одобрительно улыбнулась.
У самых ворот соборного подворья Мэгги неожиданно произнесла – так громко, что услышал полицейский, стоявший неподалеку:
– А у вас с папой был роман, да?
Патриция густо покраснела.
Адам расхохотался:
– Ох, извини, пожалуйста. Мэгги всегда говорит что в голову взбредет. Лучше объясни, зачем к вам принц Уэльский приехал и при чем тут собор.
– Видишь ли, если не провести срочную реставрацию собора, то шпиль обвалится.
За прошедшие столетия чилмаркский известняк искрошился и выветрился; особенно от ветров и дождей пострадали западный фасад собора и величественный шпиль, стенки которого в некоторых местах истончились до ширины ладони. Неужели теперь, спустя семь с половиной веков после постройки собора, опасения средневековых зодчих оправдаются и шпиль, обрушившись, разворотит башню и выломает стены?
– И все рассыплется как карточный домик? – ошеломленно спросила Мэгги.
– Да. Нужна срочная реставрация.
– А зачем принц приехал?
– Реставрация обойдется в шесть с половиной миллионов фунтов стерлингов, а ни у собора, ни у города таких денег нет. Все доходы настоятеля и каноников уходят на обслуживание собора. Принц Уэльский поможет нам начать кампанию по сбору средств.
– Да, сумма приличная, – задумчиво сказал Адам. – Но вы ее быстро соберете.
– Мы рассчитываем собрать миллион фунтов в Солсберийской епархии, а вот остальное… – вздохнула Патриция.
– Но это же исторический памятник!
– Да, а шесть миллионов фунтов стерлингов – огромные деньги.
Шокли снисходительно улыбнулся – для американских благотворительных организаций сумма была незначительной.
Мэгги опасливо поежилась:
– А в собор обязательно заходить?
– Не бойся, там вполне безопасно, – ответила Патриция и, не удержавшись, добавила: – В Англии строители свое дело знают.
У входа Адам шепнул дочери:
– Помнишь, я тебе рассказывал, тут как в музее…
Патриция недовольно поморщилась, услышав сомнительный комплимент. Впрочем, многие приезжие считали древний город и соборное подворье осколками давно прошедшей эпохи. И все же сравнение с музеем было несправедливо, однако Патриция не могла сообразить, почему именно.