Это произошло летом, а осенью в Торонто случился страшный пожар. Салли смотрела об этом репортажи по телевизору. Пожар разгорелся в районе, хорошо ей известном – или, лучше сказать, который она хорошо знала раньше, когда его населяли хиппи, с их картами Таро, бусами и бумажными цветами размером с тыкву. А спустя некоторое время вегетарианские рестораны сменились там дорогими бистро и бутиками. Теперь квартал, построенный еще в девятнадцатом веке, полностью выгорел, и репортер оплакивал его, показывая телезрителям людей, живших в старых квартирах над магазинами: люди спаслись – их вытащили подальше от опасности на улицу, – но лишились крова над головой.
И ни слова о владельцах домов, подумала Салли, которые наверняка вышли сухими из воды и теперь не будут отвечать ни за искрящую электропроводку, ни за тараканов, клопов и прочую заразу, поскольку перепуганные бедняки жаловаться не станут. Ей иногда казалось, что у нее в голове звучит голос Алекса, – именно это сейчас и происходило. Салли выключила телевизор.
Минут через десять зазвонил телефон. Это была Саванна.
– Ма, ты смотришь передачу? Видела?
– Про пожар? Да, смотрела, потом выключила.
– Да нет же. Ты видела… не могу теперь найти… я его видела минут пять назад. Ма, это Кент! Вот теперь не могу найти. Но я видела, это точно!
– Он что, ранен? Сейчас, сейчас, включаю. Он обгорел на пожаре?
– Нет, он помогал спасателям. Он с каким-то парнем тащил носилки, а на них лежало тело. Может, мертвый, а может, раненый. Но это Кент, точно. Было даже видно, что он прихрамывает. Включила?
– Да.
– Отлично. Уф, мне надо успокоиться. Он наверняка опять пошел в это здание.
– Но туда же не разрешают…
– А вдруг он врач? Или… Блин, опять этот старый хрен! Его уже показывали, он говорил, что его семья владела тут магазином аж сто лет. В общем, сиди и смотри на экран не отрываясь. Кента опять покажут, обязательно.
Однако его не показали. Кадры стали повторяться.
Саванна позвонила снова.
– Ничего, я с этим разберусь. У меня есть один знакомый, он работает в службе новостей. Я добуду этот кадр, мы должны все выяснить.
Саванне не довелось как следует узнать старшего брата, так почему же она поднимает такую бучу? Может быть, после смерти отца ей захотелось иметь побольше близких? Ну так она скоро выйдет замуж, пойдут дети. Саванна такая упрямая: если ей втемяшится что-нибудь в голову, то никак не выбьешь. Ну как она найдет Кента? Недаром отец сказал ей, еще десятилетней: тебе бы стать юристом, – такие, как ты, всегда все догрызут до конца, даже косточки не оставят. С тех пор она и говорила: буду юристом.
Салли совсем измучилась от страха, ожидания и усталости.
Это оказался действительно Кент. Не прошло и недели, как Саванна все про него узнала. Точнее было бы сказать так: узнала все, что он посчитал нужным о себе сообщить. Он жил в Торонто уже много лет. Часто проходил мимо здания, где Саванна работала, и пару раз замечал ее на улице. Один раз они чуть не столкнулись на перекрестке. Она, разумеется, его не узнала, поскольку он был одет во что-то вроде рясы.
– Он кришнаит? – спросила Салли.
– Послушай, мама, монах – совсем не обязательно кришнаит. Но в любом случае он сейчас уже этим не занимается.
– А чем он занимается?
– Говорит: живу настоящим. Тогда я спрашиваю: а мы что, не живем в настоящем? А он такой: я имею в виду настоящее настоящее.
«В котором мы сейчас находимся», – пояснил он, и Саванна спросила:
– Ты имеешь в виду эту помойку?
Потому что забегаловка, где он назначил ей встречу, была самой настоящей помойкой.
– Я смотрю на это иначе, – ответил он и тут же прибавил, что не имеет ничего против ее точки зрения – ее или чьей бы то ни было.
– Ну спасибо, одолжил! – выпалила Саванна, но потом сумела обратить это в шутку. Он даже улыбнулся.
Кент сказал, что читал в газете некролог Алекса, и, на его взгляд, написано было хорошо. Наверняка Алексу понравились бы геологические термины. Но Кента удивило, что туда попало его собственное имя, среди подписей других членов семьи. Очень странно. Может, отец, умирая, дал указание, чьи имена поставить под некрологом?
Саванна ответила: нет, отец вообще не собирался умирать так рано. Но после его смерти семья собралась и решила, что имя Кента там тоже должно быть.
– Значит, не отец, – сказал Кент. – Ну ладно.
Потом он спросил про мать.
Салли почувствовала, что у нее в груди словно надулся воздушный шар.
– И что ты ответила?
– Ну, я сказала, что ты в порядке. Может, немного растеряна, не знаешь, чем заняться. Мол, вы с отцом были так близки, и ты никогда подолгу не оставалась одна. Тогда он сказал: передай, чтобы она пришла ко мне, если хочет. Я говорю – передам.
Салли молчала.
– Эй, мам, ты слышишь?
– А он сказал когда и где?
– Нет. Но мы договорились встретиться на неделе в том же самом месте, и я спрошу. По-моему, он любит сам все решать. Ты же согласишься поехать туда, куда он скажет?
– Соглашусь, конечно.
– А одна пойти не побоишься?
– Не говори глупостей. Скажи лучше, это точно он был на пожаре?
– Я спрашивала, но он не ответил ни да ни нет. По моим сведениям, это был он. Выяснилось, что кое-кто в городе его очень хорошо знает.
Салли получила письмо. Это само по себе было необычно, поскольку ее знакомые или пользовались электронной почтой, или звонили по телефону. Но она была рада, что он не позвонил, а написал. Салли сама не знала, как отреагировала бы на его звонок. В письме говорилось, что она должна оставить машину на парковке у конечной станции подземки, а потом доехать на метро до определенного места, где он ее встретит.
Она ожидала увидеть его сразу на выходе из метро, но там его не оказалось. Возможно, он имел в виду, что встретит снаружи. Салли поднялась по ступенькам и вышла на солнечный свет. Стала ждать, вглядываясь в спешащих и толкающихся людей. Она была и растеряна, и смущена. Растеряна, потому что не знала, как быть дальше, если Кент не придет. А смущена видом обитателей этого района. Такое же смущение часто испытывали многие ее соотечественники, хотя сама она никогда не говорила ничего такого: мол, не поймешь, где ты – в Конго, в Индии или во Вьетнаме, но только не в Онтарио. Повсюду чалмы, сари, африканские цветастые рубашки. В общем-то, Салли нравился их шик, их яркие цвета. Но их носили тут не туристы из других стран. Обладатели экзотических одежд приехали не вчера, они давно прошли стадию иммиграции. И теперь она мешала их проходу.
На ступенях бывшего здания банка, возвышавшегося над входом в метро, она увидела несколько человек – одни сидели, другие полулежали, третьи спали, развалившись. От банка давно осталось только название, высеченное в камне. Салли покосилась в ту сторону – скорее на вывеску, чем на людей, сутулившихся от постоянного бессмысленного сидения или лежания. Они выделялись на фоне пусть и бывшего, но все-таки здания банка и отличались от толпы, торопливо выбирающейся из метро.
– Мама!
Один из сидевших на ступеньках не спеша поднялся ей навстречу. Он слегка приволакивал ногу. Салли поняла, что это Кент, и стала ждать, пока он подойдет.
Стояла не двигаясь, хотя чувствовала, что готова убежать. Однако тут она заметила, что не все сидевшие там были грязны и выглядели бродягами. Кое-кто, услышав, что она мать Кента, смотрел на нее без вызова или презрения, доброжелательно-удивленно.
Кент не носил рясу. На нем были серые брюки с поясом, несколько великоватые, футболка без всякой надписи и сильно поношенный пиджак. Волосы пострижены так коротко, что кудряшки почти не заметны. Он был совсем седой, лицо морщинистое, зубов не хватало, и такой худой, что выглядел старше своих лет.
Он не обнял ее, да она и не ждала этого, но положил ей руку на спину и чуть подтолкнул в том направлении, куда им надо было идти.
– Ты все еще куришь трубку? – спросила она, уловив некий запах.
Она вспомнила, как он обзавелся трубкой, когда учился в старших классах.
– Трубку? Нет, что ты. Это от пожара запах гари остался. Мы его уже не замечаем. Там, куда мы идем, будет пахнуть сильнее.
– Мы пройдем мимо пожарища?
– Нет-нет. Даже если бы мы захотели, там не пройдешь. Все перекрыто. Опасно для прохожих. Некоторые дома будут сносить. Но ты не волнуйся, у нас все в порядке. От нашего дома до центра пожара больше квартала.
– Ты живешь в многоквартирном доме? – спросила она, несколько встревоженная этим «мы».
– Ну, типа того. Да. Сейчас увидишь.
Голос у Кента был мягкий, отвечал он сразу, с готовностью, но чувствовалось, что он делает над собой усилие, как человек, который пытается из вежливости говорить с иностранцем на его языке. Он даже немного пригибался к ней, чтобы она лучше слышала. Похоже, он хотел, чтобы она заметила усилия, которые он вкладывал в разговор, словно стараясь поточнее перевести все на ее язык.
