– Сильван, – произнес он ясным спокойным голосом, видимо, надеясь, что внешнее спокойствие вернет ему и способность разумно мыслить.
Женевьева посмотрела поверх его головы, бросив суровый взгляд на дверной колокольчик.
– Пора нам отладить эту балаболку. С чего это вы надумали опять заявиться сюда?
Сильван, оторвавшись от бумаг, быстро протянул руку и обменялся с Филиппом рукопожатием.
– Филипп… Как идут дела в новой кондитерской?
– Как и ожидалось, – бросил Филипп, что прозвучало почти скромно, поскольку он мог бы признаться, что «побил все предыдущие рекорды», и у него в голове не укладывалось, почему эти ведьмочки взглянули на него так, словно он невыносимо тщеславен и с него надо бы сбить спесь.
Его почти не волновало мнение двух пожилых женщин, но от испепеляющего пренебрежения в глазах Магали кровь в нем едва ли не закипела.
Только Сильван, видимо, по достоинству оценил его ответ.
– Мои поздравления. – Он вновь пожал ему руку. – Ради этого вам пришлось адски много трудиться.
Сильван, вероятно, понимал, каких трудов стоит добиться успеха в их мире изысканной гурманской кулинарии. И безумие заключалось в том, что единственная персона в этом кафе, которую Филиппу хотелось схватить за грудки и выдворить вон, как раз отдала ему дань должного уважения.
– Чашечку шоколада? – предложила ему Магали с иезуитской улыбочкой.
Пристально глянув на нее, он слишком глубоко вздохнул, и аромат ее шоколада не только заполнил его легкие, но и, казалось, пролился каплей на его язык. Черт возьми, на что же похож его вкус?
Поддавшись порыву выдворить Сильвана Маркиза со своей территории, он сунулся в кафе ведьмочек с пустыми руками, не имея при себе ничего для ответного искушения Магали. И сейчас остро почувствовал грубую неловкость собственного появления. Вот Сильван наверняка притащил им в подарок свои гнусные треклятые конфеты. И их она, вероятно, с наслаждением съела. Putain de bordel de merde![59]
Он попытался разглядеть, каково содержание того рулона, над которым они склонились. Какие-то наброски? Нечто причудливо сказочное. Поработав в прежние годы с этим шоколатье над особыми заказами, Филипп узнал четкий, размашистый стиль Сильвана. Второй стиль отличался прихотливой извилистостью линий, точно сказочные кружева вплетались в упрощенный комикс, а третий угловато загадочный почерк, похоже, говорил о представительнице старшего поколения. И этот последний, должно быть, принадлежал Женевьеве. Означало ли это, что прихотливые смешные переплетения изобразила Магали?
Отклонившись назад, он облокотился на их выставочную витрину в поисках точки опоры, которая бы позволила ему подавить нарастающее и грозящее полностью завладеть им страстное вожделение. Никогда больше он и близко не подойдет к ней без соблазнительного подношения. Без какого-нибудь мучительно и безумно соблазнительного пирожного.
Все три женщины холодными взглядами уставились на его локоть, упершийся в их витрину.
Но он и не подумал убрать его. Холодная, ровная твердость стекла служила ему отличным заземлением.
Филипп лихорадочно подыскивал в уме вескую практическую причину своего нежеланного вторжения. Пожалуй, раз он не в силах владеть собой, ему надо просто перестать ходить в их сторону. От последней мысли на лице его появилось трогательно печальное выражение.
– Я случайно заметил Сильвана и решил переговорить с ним. Хотел посоветоваться относительно одного из тортов к вашей свадьбе, – добавил он уже непосредственно для Сильвана.
Ведьмочки, все как одна, смерили его еще более острым – если такое возможно, – осуждающим взглядом. Он вдруг задумался: почему они добиваются от него какой-то мотивации для прихода к ним? Может быть, по их разумению, он должен просить у них прощения за само свое существование?
Что ж, по крайней мере, он ненавязчиво выдал то, что Сильван собирается жениться. На тот случай, если сам Сильван предпочел не упомянуть об этом Магали.
Сильван, черноволосый шельмец, глянул на него озадаченно, выразительно приподняв свои гибкие брови.
– Вам нужно мое мнение о вашей задумке? – равнодушно уточнил он.
– Но ведь заказ для вашей свадьбы, – многозначительно подчеркнул Филипп.
Безусловно, это вполне благовидный предлог.
– Ладно. – Сильван слегка усмехнулся, его проницательный взгляд с быстротой молнии сверкнул по лицу Филиппа и Магали. – Я всегда рад дать вам любой профессиональный совет.
Le salaud![60]
– Почему бы нам не поговорить на свежем воздухе?
Рука Сильвана лежала на части рисунков, почти касаясь руки Магали, оба они в счастливом согласии сжимали карандаши.
– Пока у меня здесь еще есть дела, – ответил Сильван, выглядя при этом таким довольным, что Филиппу захотелось его ударить. – Но я заскочу к вам, когда закончу.
Филипп опять попытался украдкой рассмотреть рисунки. Сильван поднял руку, и бумага, свернувшись в рулон, накрыла руку Магали, и все рисунки окончательно спрятались.
Локоть Филиппа сильнее надавил на стекло витрины, рука сжалась в кулак.
– Это моя улица, Сильван, – забыв об осторожности, раздраженно заявил он.
Все три женщины впились в него пылающими взглядами, и тогда он действительно почувствовал, что в кафе запахло порохом, обстановочка накалилась добела. Женевьева величественно поднялась из-за стола и прошествовала к двери.
– Сожалею, мы откроемся только через час. Впрочем, и тогда вас вряд ли порадует наше обслуживание.
От такой очевидной лжи лицо его вспыхнуло бесплодной яростью. Похоже, ему никогда не удастся поладить с ними. Магали уже терпеть его не может; а сам он на каждом шагу совершает дурацкие оплошности. А ведь ему всего лишь хотелось завладеть ее сердцем и увлечь за собой туда, где они могли бы в подобающей интимной обстановке продолжить страстную схватку в иной сфере.
Ему удалось напоследок встретиться с ней глазами. И через мгновение – putain de merde! – он почтительно позволил шестидесятилетней особе выпроводить его из злосчастной «Волшебной избушки» на отрезвляюще холодную улицу. А Сильван при этом ухмылялся, видимо, воспринимая жизнь как восхитительный спектакль.
* * *
– Ваша улица? – сухо уточнил Сильван часом позже.
Лаборатория сегодня уже закрылась, но Филипп задержался.
Филипп резко погрузил венчик в яичные белки и принялся энергично взбивать их вручную. У него имелись отличные миксеры для этой цели, но иногда такое усердное манипулирование помогало забыть о душевных муках.
– Да, моя. Я имею на нее определенные притязания.
Сильван опять открыл было рот, намереваясь осадить коллегу по кондитерскому цеху, но передумал и промолчал. Немного погодя, следя за тем, как растет белковая гора под скоростным венчиком, он поинтересовался – таким тоном, будто заранее знал, каков будет ответ:
– Полагаю, вы не ищете легких путей?
Подсыпав в белки сахарной пудры, Филипп еще быстрее заработал взбивалкой.
– Нет.
Сильван неодобрительно покачал головой, начал что-то говорить и вновь оборвал начатое. Когда белки застыли пиками, он наконец сказал:
– Вам ведь известно, Филипп, почему я попросил вас приготовить десерты для моей свадьбы?
Филипп взглянул на него с изумлением.
– Потому что я лучший.
– Вот именно. – Сильван, казалось, счел его слова вполне справедливыми.
Приятно хоть иногда поговорить с человеком, который понимает разницу между самонадеянной заносчивостью и справедливой самооценкой.
– В конце концов, в той сфере, что использует пудру, яичные белки и подобные кулинарные ингредиенты. – И Сильван сделал жест рукой, явно освобождая шоколадную продукцию Филиппа от претензии на превосходство. – А посему вы не нуждаетесь в моем вкладе в ваши piиces montйes.
– Разумеется, не нуждаюсь, – раздраженно буркнул Филипп.
Можно не сомневаться в язвительности Сильвана, способного заставить его признаться в том притянутом за уши предлоге появления в кафе. Он вытащил венчик с классически прилипшей к нему воздушной белой пеной.
– Вы пили ее шоколад? – вдруг само собой вырвалось у него.
– Да. – Сильван, поглядывая на него, изогнул губы в утонченной злорадной усмешке.
Филиппу отчаянно захотелось продолжить взбивание, но при этом он мог лишь испортить сделанное, и перевзбитые белки просто придется выбросить.
– И как? – спросил он шоколатье, считавшегося лучшим в мире в своей области.
Усмешка Сильвана стала еще более, если такое возможно, злорадной.
– Вам стоит попробовать при случае, – уклончиво бросил он.
Филипп в сердцах швырнул венчик обратно в миску, и все вокруг него усеяли пушистые белые хлопья. Сильван смахнул белую каплю со своих черных бровей и потрясенно поднял их.
– Я не стану пробовать ее шоколад, пока она не попробует что-нибудь мое! – разъяренно почти прорычал Филипп. – Хоть что-нибудь. Пусть даже сахарную песчинку с моего пальца. Хоть что-нибудь… мое.
