– Нет, Флоранс, дорогая, присаживайся, – приветливо улыбнулась Вайолет. – Я лишь рассказывала брату о твоих успехах и наблюдениях. Его интересуют и твои записи.
Судя по взгляду Руфуса, записи его нисколько не интересовали.
– Вскоре твой распорядок дня немного изменится. – Руфус говорил, отвернувшись от меня и от Вайолет, но я поняла, что его слова обращены ко мне. – В имение приедет наша племянница. Она совсем еще юная девушка, твоего возраста. – Да, точно, он говорил со мной. – И мы будем рады, если ты составишь ей компанию.
Я машинально кивнула. Мне срочно нужна была подруга, которая помогла бы понять все окружающие меня странности. После смерти Элис подруг у меня не было – и я не хотела их заводить, но сейчас такое желание опять появилось. Впрочем, я уже выбрала, с кем хочу дружить. Люси. Люси, а не какая-то избалованная девчонка, миниатюрная копия Вайолет, которая сразу решит, что я нищая сиротка, поэтому мной можно помыкать.
– Это замечательно. Вы скажете, когда она приедет, или мне все время нужно быть готовой встретить ее?
Руфус едва заметно покачал головой.
– Мы поставим тебя в известность. Она сирота, и, как понимаешь, мы хотим избавить ее от выпавшей на твою долю участи. Именно поэтому мы решили взять ее в имение.
Я попыталась осознать, что за всем этим кроется. Руфус и Вайолет – брат и сестра. Раз девочка – племянница их обоих, значит, у них есть еще брат или сестра. И раз они заговорили об этой девочке только сейчас, значит, именно из-за нее Руфус ездил в Лондон, поскольку узнал, что семью Молинье после смерти мисс Лаванды постигла новая трагедия. Может быть, нужно выразить им свои соболезнования? Или это будет неуместно?
– Я буду рада компании, – наконец сказала я. – Куклы не очень-то разговорчивы.
Никто даже не улыбнулся, услышав эту шутку.
– В надлежащее время мы поставим тебя в известность, – повторил Руфус. – Тогда мы и сообщим тебе подробности. В любом случае, ты должна осторожно вести себя с нашей племянницей. Она хрупкая девочка, долго болела и теперь вынуждена заново привыкать к жизни. А ты вечно шумишь, несдержанна и невоспитанна.
Серьезно?
– В какой-то мере эти твои особенности пойдут ей на пользу. Но в остальном – избавь от них и ее, и нас.
Руфус в своем репертуаре. Детей нужно видеть, но не слышать. Я не стала задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Зато вскоре у меня будет возможность расспросить эту девочку о ее семье – и я уверена, что племянница Молинье окажется такой же любопытной, как я сама, и многое знает. Значит, мои сегодняшние мучения за завтраком не пройдут даром.
После этого и Руфус, и Вайолет полностью меня игнорировали. О куклах разговор больше не заходил. Но когда я позже вошла в тайную комнату, то сразу увидела, что за время моего отсутствия что-то изменилось. Кукла, которую я назвала Дженет, исчезла.
После этого я решила не сообщать Вайолет, если замечу что-то странное. Почему-то я чувствовала себя в ответе за этих кукол и теперь не знала, что случилось с Дженет. Вайолет, должно быть, забрала ее, и мне не понравилось, что она поступила так за моей спиной, – хотя еще вчера я была бы рада отделаться от этой куклы. Безусловно, куклы принадлежали ей, она в своем праве. Вайолет может делать с ними все, что угодно, не спрашивая у меня разрешения. Но что-то тут было не так, и с тех пор, как я поговорила с Вайолет, она знала, что я это знаю. Каким-то образом это делало меня уязвимее.
То, что я слышала в Комнате кукол детский смех, было не единственной странностью этих кукол. И не последним, что меня испугало. Напротив, потом случилось такое, после чего я могла бы лишь улыбнуться своему прежнему испугу: подумаешь, услышала смех, ну и что? Но в том, что произошло, во многом была моя вина. Нельзя было воровать ту куклу.
Все началось через пару дней после исчезновения Дженет. Мне бросилась в глаза кукла, чье белое платьице очень напоминало мое. Мне нравилось выбирать кукол по каким-то внешним признакам – тогда у меня не было ощущения, что это кукла сделала этот выбор, а не я. Я взяла ее на руки и заметила, что и ее волосы похожи на мои. В Холлихоке никто не указывал мне, какую прическу носить, и эпоха косичек и чепчиков осталась в прошлом. Так как у меня не было камеристки, которая укладывала бы мои волосы, – и вообще, я чувствовала себя еще маленькой для таких причесок – я носила волосы распущенными. Они немного вились, даже после того, как я перестала их заплетать, и теперь я наконец-то узнала, каково это – морщить лоб и шевелить ушами. Только от челки пока пришлось отказаться. Прямой пробор придавал мне вид красотки с картин прерафаэлитов, и мне это нравилось. И именно такая прическа была у этой куклы.
Удивившись, я присмотрелась к лицу этой куклы. В целом, с моей точки зрения, все эти куклы были очень похожи друг на друга: те же пухлые щечки (сразу становилось ясно, что они не сироты, а хорошо откормленные детки), румянец, широкие брови, рты обычно приоткрыты и в них видны зубы. Отличались куклы только одеждой, цветом глаз и волос.
Но эта кукла, как мне показалось, чем-то напоминала меня. Безусловно, невзирая на высокое кулинарное мастерство миссис Дойл, щеки у меня не были такими пухлыми, но, с другой стороны, эта кукла казалась чуть стройнее остальных. Ее глаза, рот – все было как у меня. Или мне это только мнилось. Я же никак не могла это проверить, для этого нужно было зеркало, а в Комнате кукол зеркало убрали. Собственно, еще было заметно, где оно висело, – на стене над камином белело пятно на обоях. Может быть, там когда-то красовалась картина, но мысль о том, что кто-то намеренно унес из этой комнаты зеркало, представлялась достаточно жуткой, чтобы укладываться в общий порядок вещей.
А вот в комнате у меня зеркало было. Старое, тусклое, зато настоящее зеркало, и по утрам, умывшись, я могла смотреться в него сколько вздумается, точно вдруг увлеклась самолюбованием, чего явно не могло случиться со мной в приюте Св. Маргариты. Зеркало было прикручено к стене над миской для умывания, и так просто его оттуда не унесешь. Значит, нужно было как-то принести эту куклу к зеркалу.
Разумеется, я знала, что кукол нельзя отсюда выносить. Я не могла просто взять куклу под мышку и пройти с ней по дому. Таким образом, у меня оставалось два варианта: отказаться от этой идеи и больше не думать об этом или же тайком пронести куклу на третий этаж. Я выбрала второе. Я слышала, как когда-то проворачивали подобное контрабандисты, и сейчас настало время последовать их примеру. Никто не заподозрит, что я что-то прячу под юбкой, и, закрепив куклу резинкой чулка, я спокойно могла пронести ее в комнату.
Во всяком случае, в этом состоял мой план. Закрепить ее оказалось легко, но после первых же шагов я поняла, почему Ирэн Адлер[6] и Флора Макдональд могли прятать под юбкой пистолет или наследника престола, но едва ли справились бы с куклой. Эта дурацкая кукла просто не держалась на месте. Она точно вцепилась в мою ногу, но все равно соскальзывала. А если запихнуть ее поглубже в чулок, то при каждой попытке сделать шаг кукла билась о мою ногу, не говоря уже о том, что так она выглядывала из-под подола.
Единственным способом пронести куклу в мою комнату оказался не самый приличный. Я разделась и сунула куклу себе в панталоны – ее голова торчала наружу, точь-в-точь как малыш кенгуру в сумке матери на картинках в альманахе. Твердая кукла холодила кожу, идти было неудобно и, в целом, до крайности непристойно. Я нервно покосилась на дверь и прислушалась, не идет ли кто-нибудь по коридору. Если бы кто-то вошел в Комнату кукол, когда я стояла там в панталонах и с задранной юбкой, я бы умерла со стыда. Если бы это была Вайолет, все оказалось бы достаточно плохо, но в случае с Руфусом это и вовсе обернулось бы катастрофой. Однако мне удалось поправить платье – и когда я изо всех сил втянула живот, то уже не выглядела так, будто жду ребенка. Кукла давила мне на низ живота, билась ногами о мои бедра, и я молилась, чтобы она в какой-то момент не ожила и не рассказала об этом случае – ни она, ни другие куклы, с интересом наблюдавшие за устроенным мною спектаклем.
Почему для меня было так важно увидеть себя рядом с куклой в зеркале? Действительно ли я хотела принести одну из этих ужасных кукол в комнату, где я сплю? Мне и без того снились странные сны… Но теперь уже поздно было об этом думать. Контрабандная кукла готова. Пора вынести ее из комнаты. Прижимая куклу рукой к животу, я заперла дверь и, согнувшись, на цыпочках направилась к лестнице. Да, вид у меня был странный, но если меня кто-то увидит, то подумает, что у меня просто болит живот. А учитывая, как я объедалась в последние дни, никого это не удивит.
Как это часто бывает, все меры предосторожности оказались излишними. В холле, на лестнице и на третьем этаже никого не было – с тем же успехом я могла нести куклу в руках. Дойдя до своей комнаты, я уже стеснялась сделанного, это выглядело глупой детской затеей. И снова я надеялась, что сюда никто не войдет, – впрочем, со времени моего приезда сюда такого еще не происходило, и я тут каждый день переодевалась, хоть с куклой, хоть без. Я поспешно достала куклу из панталон. Лицо у нее было таким же невинным, как и раньше, хотя она и соприкасалась с теми частями моего тела, которых у нее не было. И я откуда-то знала, что она меня не выдаст.
