Я закрыл глаза и постарался перевести дух.
– Ты же говорил, что Луи Дракс в коме, – произнесла Софи заплетающимся языком; в голосе появилась неприятная хрипотца. У меня закружилась голова. Да, смутно подумал я. Мы все считали, что он в коме. – Ты был с ней, – сказала Софи, не ожидая ответа. – Ты был с матерью этого мальчика.
Я не отрицал. Честно говоря, мне было все равно, что подумает Софи.
– Я знаю. Я чувствую. Ты у меня весь как на ладони, Паскаль. Она проползла в твое сердобольное сердце. Посмотри, на кого ты стал похож. Все это… так унизительно. Для нас обоих. Так больше нельзя. Я так не хочу. И не буду. Я уеду в Монпелье, побуду с девочками. А ты разберись в себе.
Да, надо было ее пожалеть, только я не мог. Между нами выросла пропасть. И росла, по сантиметру в минуту. И вот уже – бездонное ущелье, и через него не перебраться. Да я и не хотел. Софи напилась, и мне было противно.
– Поди проспись, завтра у тебя будет раскалываться голова. Утром поговорим. – И я отправился спать в другую комнату.
Но прежде я позвонил в полицейский участок и оставил сообщение для Наварры. В детали не вдавался, просил о встрече завтра утром. Потом лег и натянул на себя простыню; за стенкой рыдала Софи, но я к ней не пошел. Я устал, меня терзали Пьер Дракс и его письмо. Но дождь стучал по стеклу и не давал спать, и в итоге я почти неохотно задумался о нашем браке. Что-то ушло – то, что мы делили с Софи. Мы не радовали друг друга – а ведь прежде, молодыми, мы танцевали в гостиной и целовались, а потом тянули друг друга на пол и занимались любовью, пока наверху тихо спали наши дочери. Мелани двадцать, Ориане двадцать один; обе уже вылетели из гнезда. Если вдуматься, я восхищался Софи, она мне даже нравилась. Но любил ли я ее? Глупый вопрос – я больше не мог на него ответить. Что-то умерло между нами. Но умерло так медленно и тихо – мы даже и не заметили, когда или даже как это случилось. Наверное, мы обленились. Лень такое делает с людьми. Ослепляет.
И еще я полюбил другую женщину.
Спал я урывками, меня преследовало ощущение, будто что-то искривилось и внутри, и снаружи. В мире бессознательного передо мною всплывали картинки из детства в Бретани, но когда я вырвался из дремы, от снов остались одни осколки. Я был странно беспомощен, словно из меня выкачали силы. Я в смятении понял, что не хочу идти на работу, даже ради Луи и его матери. У меня сдали нервы. Моя работа и мои коматозные пациенты внезапно опротивели мне. Ради чего, с дрожью спрашивал я себя, я выманиваю жизнь из этих человечьих оболочек? И кто из нас больше оторван от реальности – мои пациенты или их врач? При этой мысли все во мне сжалось. Сейчас я понимаю, что неопределимый страх, поглотивший меня в то утро, был предчувствием грядущих событий. Но я уже встал на этот путь, и обратной дороги не было.
Я вошел в спальню, где Софи еще спала, свернувшись калачиком и обняв подушку. Она раскраснелась во сне и была так мила. Мне было жаль ее и стыдно за вчерашнюю неприязнь. Я знал, что нужно ее разбудить, а не уходить как вор, но у меня не хватало мужества. Я тихо поцеловал ее в щеку и уже прикрывал дверь, когда Софи заговорила:
– Я все равно поеду в Монпелье.
– Я не стану тебя удерживать.
– Почему?
– Потому что ты хочешь уехать. Зачем тратить силы на напрасные уговоры? Девочки будут рады. А вечером я вам позвоню.
– Нет, Паскаль, не звони. Позвони, когда разберешься в себе. Я так понимаю, сейчас ты совершенно запутался.
Я ничего не ответил. Как всегда, Софи попала в самую точку.
Было всего восемь утра, но уже палило жаркое солнце, рассеивая прохладу ночной грозы. Даже чайки умолкли. Я поднимался по холму и принюхивался. Взаправду ли сосновый лес и лаванда отдают дымом, или я в своей паранойе повсюду вижу катастрофы? Войдя в приемный покой, я воспрянул духом. Белый цвет успокоил меня, помог отстраниться, как всегда происходит с белизной. Я задержался в холле у телевизора, посмотрел новости. Все-таки запах дыма мне не померещился. Ночной дождь не остановил лесных пожаров: ветер дул с моря, и огонь продвигался к нам. Однако события за стенами больницы казались нереальными, как жизнь на Луне. Меня зазнобило: кондиционер работал на полную мощность, и после уличной жары кровь буквально вскипала в венах.
В надежде мягко вписаться в рабочий день, начав с простого, я заглянул к нашему новому физиотерапевту Карин, которая трудилась над Изабель. Я постоял в дверях, пытаясь стряхнуть беспокойство. Я любовался работой Карин: она делала массаж любовно, не переставая ласково разговаривать, и манипулировала руками-ногами Изабель, время от времени объясняя ассистенту Феликсу возможности оборудования. Карин год проучилась в Соединенных Штатах и привезла оттуда много интересных идей. Прежнего физиотерапевта я не любил. Он вечно ходил с кислой физиономией, а пациентов разминал с такой силой, словно готовил их к соревнованиям по бодибилдингу. Поэтому я был рад, когда он уволился, дабы пристальнее заняться собственными мускулами, и оставил в покое мускулы моих подопечных.
Завидев меня, Карин подошла и оживленно заговорила про новое оборудование, которое хотела бы заказать. Мы как раз обсуждали плюсы и минусы новой системы джакузи, и тут вошел отец Изабель, Эрик Массеро. Он мельком взглянул на дочь – сейчас Феликс электромассажерами обрабатывал ей плечи и руки. Массеро решительно зашагал ко мне. Господи, я про него забыл. Да я вообще про всех забыл. Я пожал Эрику руку и извинился за то, что не смог выделить ему время. Но сейчас мы можем спокойно поговорить, сказал я. У бедного Эрика глаза были на мокром месте. Он сказал, что ему не нравится состояние Изабель. Мы обещали, что у девочки будет больше шансов выздороветь, когда она наберет вес. Да, она действительно стала больше двигаться, но из комы не выходит вот уже несколько месяцев. И еще – ей хватает питания через трубку? Я успокоил его, как мог, и посоветовал наладить отношения с женой. Вы что, хотите сказать, из-за этого Изабель и не приходит в себя? Вы на это намекаете? Вполне может быть, ответил я. Неловкий разговор, и я провел его отнюдь не идеально; я ужасно расстроился. Лишнее подтверждение тому, что я теряю форму, зациклился на Луи и его матери, обделяя вниманием остальных. Жаклин из-за этого несет двойную нагрузку, как всегда, но пора брать себя в руки, пока Воден или еще кто не заметил, как я витаю в облаках и как отстранился от жизни пациентов и их родных за неделю, что прошла с появления Луи.
Я ушел, а Эрик так и остался стоять у окна, задумчиво глядя в сад. Я отправился в палату, где возле Луи – после его внезапного припадка – теперь дежурили неотступно. Но к нему я не подошел. Я хорошо относился к мальчику, но теперь он словно замарался; после истории с письмами я перестал верить кому-либо, даже коматозному Луи. Глупость несусветная, однако именно так оно и было.
Я сел за стол, принялся разбирать какие-то бумаги и в спешке набрасывать заметки по Изабель Массеро. Но в голове крутилась одна и та же мысль: неужто я начинаю сдавать? Через несколько минут, словно ответ на мой вопрос, пришел Ги Воден, замученный и нервный. Я сразу насторожился.
– Паскаль, хорошо, что я тебя застал, – сказал Ги и присел на стул напротив меня. – По-моему, нам нужно поговорить. Дело в том, что… – сказал он и почесал руку. – Извини, что вмешиваюсь, но вчера вечером Софи звонила моей Даниэль. Софи очень расстроена. Сказала, что у тебя роман с мадам Дракс. – Он тяжело вздохнул. – Это правда?
– Господи, Ги, конечно нет!
Я был просто взбешен. (Какая глупость! Мы просто поцеловались! Это еще ни о чем не говорит!) Происходит какая-то ахинея, объяснил я Ги. И рассказал ему про письмо с угрозой от Пьера Дракса, написанное якобы от имени Луи.
– Все это бредни Пьера Дракса, – прибавил я. – Который теперь внушил эти бредни Софи. А та помчалась докладывать вашей жене. Кстати, скоро сюда приедут из полиции: наверное, вам придется усилить охрану.
– Да, я в курсе – рассеянно ответил Ги. – Но послушай. Не могла же Софи все выдумать. Она совершенно уверена.
– Да это какая-то инквизиция!
– Мы желаем тебе добра, – Ги понизил голос. Мы оба разом глянули, нет ли поблизости медсестер. – Ты сам прекрасно понимаешь, что это не очень хорошо выглядит. Расхолаживает персонал. Кстати, остальные родственники тоже заметили, что ты стал рассеян. Ходят слухи, знаешь ли. Даже Джессика Фавро кое-что говорила, а ведь она всегда за тебя горой. Массеро тоже разочарован. Он прилетел аж из Испании, и для Изабель эта неделя может оказаться решающей.
Тут в палату вошла Жаклин, увидела сердитое лицо Водена, развернулась на каблуках и ретировалась в дальний угол. Наверняка и до Жаклин уже дошли слухи. Я вздохнул с облегчением, когда наш разговор был прерван звонком из полиции. Звонила Шарвийфор. Знаками я показал Водену, что мы договорим позже.
– Подумай хорошенько, – заметил Воден и удалился.
