Я поворачиваю к своему дому и останавливаюсь на площадке. Мы вылезаем, но идем не в дом, а за него, вниз по склону к тому месту, где начинается спуск к пляжу.
Апрельское небо застыло где-то между зимой и весной: в разрывах плотных серых туч видна синева, оттуда упрямо льется солнечный свет. Коричневая земля, уставшая от обилия снега, начинает просыпаться.
Лула нехотя тащится за мной по тропинке.
– Вспоминаешь? – спрашиваю я, идя по холодной, мокрой траве.
– Ага, вспоминаю, – говорит она, когда мы видим пещеру. – Только все равно не понимаю, зачем мы здесь.
Пещера – это образование из древнего вида камней. Она всегда была здесь. После переезда в наш новый дом мы с Лулой обследовали его окрестности, играя в потерпевших крушение пассажиров: их выбросило на берег, и они нашли приют в пещере.
Я встаю на колени перед зевом пещеры и вглядываюсь в темноту. Как обычно, там валяется несколько ржавеющих пивных банок и разбросаны пожелтевшие «бычки». На стенах граффити: «Кэт+Зеб навсегда» и «“Дикие кошки”, вперед!». Согнувшись вдвое, я залезаю внутрь и принимаюсь копать.
– А теперь? – спрашиваю я, выгребая пальцами твердую землю. Я жалею, что не сообразила захватить лопату.
– Что теперь? – спрашивает Лула, опускаясь на колени снаружи. – Ты хочешь выкопать тот мусор, что мы зарыли здесь в детстве?
Я улыбаюсь и беру толстую сучковатую палку. Хотя прошли годы, я легко нахожу нужное место. Разгребаю землю палкой до тех пор, пока не слышу знакомый стук дерева по металлу.
– Угу, – говорю я. – Олден напоминал, что мы должны искать нестандартные решения.
– Вряд ли он имел в виду коробку с мусором, – шутит Лула.
Я очищаю от грязи сломанную металлическую защелку. Во время одной из наших «эпопей» с кораблекрушением мы играли в контрабандистов, перевозивших драгоценные камни и скрывавшихся от властей. Стащили у моей мамы старую шкатулку для драгоценностей и сложили в нее ожерелья из конфет, заколки для волос и нитку дешевых бус, которую получили за купоны, выигранные в зале игровых автоматов. Мы закопали шкатулку и поклялись не рассказывать о нашем тайнике ни одной живой душе – будто кому-то было дело до наших сокровищ.
– Мы не станем писать доклад, – говорю я.
– Я вообще ничего не собираюсь писать, – заявляет Лула. – Это твое шоу.
– Замечательно. – Я пожимаю плечами, протягивая ей шкатулку. – Я тоже не буду писать. Все только и твердят: «Показывай, а не рассказывай».
– И? – спрашивает Лула.
– И, – отвечаю я. – Мы ему и покажем. Что это значило для нас. Покажем, как мы взрослели.
* * * * *
– Тебе понравится, – обещает Лула, переключая каналы на телевизоре в гостиной своего дома.
– Сомневаюсь, – возражаю я.
– Если не понравится, тогда дела у тебя точно плохи, – говорит она. – Причем настолько, что нужно обратить на это внимание. Воспринимай это как важный психологический тест.
– Мне как раз этого не хватало, – говорю я, поуютнее устраиваясь в углу дивана. – Новой порции лечения.
Хотя всю дорогу до дома Лула не переставая ворчала, она все же настояла, чтобы я осталась и вместе с ней посмотрела «Доктора Кто» по каналу Сай-Фай[12]. Я бы предпочла поработать над проектом – у меня куча идей, как через «охоту на мусор» правильно раскрыть этапы нашего взросления на острове, – но я знаю, что я еще в опале, поэтому остаюсь, чтобы реабилитировать себя.
Диана приносит нам миску домашнего попкорна, присыпанного розмарином и пармезаном. Я сижу на диване, а Лула Би устроилась на полу и нажимает кнопки на пульте.
– Поехали! – радостно объявляет она.
– Кто этот чувак? – спрашиваю я, указывая на типа в «бабочке» и с падающими на лоб волосами.
– Никаких вопросов, – огрызается Лула, бросая в меня зернышко попкорна. – Скоро сама все поймешь.
Я закатываю глаза и, глядя на экран, изо всех сил стараюсь ухватить идею.
Три серии спустя у меня достаточно информации, чтобы различать героев и понять суть сюжета, в котором, естественно, присутствует добрый Доктор (так уж случилось, что он на самом деле инопланетянин). Он путешествует во времени и пространстве в своей волшебной телефонной будке, исправляет зло и спасает цивилизацию, как и положено Повелителям времени.
Во время рекламы Диана говорит, что уходит на занятия йогой, и Лула просит ее на обратном пути захватить нам буррито из мексиканского ресторанчика по соседству.
– У нас на вечер еще как минимум пять серий, – говорит Лула, когда Диана уходит. – Можешь остаться переночевать.
Мой первый порыв – придумать предлог, чтобы не оставаться. Слишком много домашней работы. Семейный ужин. Я не то что бы не хочу остаться, просто я уже привыкла уходить. Привыкла к одиночеству. Звоню папе и спрашиваю разрешения. Он очень старается не показывать свою радость, да и Лула тоже, когда я сообщаю ей, что разрешение получено.
После ужина Лула приносит из своей комнаты одеяла и стелет их на пол, мы прислоняемся к снятым с дивана подушкам и лакомимся пирожными из молотого печенья с арахисовым маслом – их принесла на подносе Диана.
– Значит, вся эта затея стать директором группы провалилась? – спрашивает она, когда в конце серии на экране появляются титры.
– Почему ты так решила?
– А что еще можно подумать, если ты здесь?
Не знаю, что она имеет в виду под «здесь»: то ли на острове, то ли в ее доме. Но в любом случае чувствую себя полной дурой.
– Я им больше не нужна, – констатирую я. – У них впереди большие свершения.
Лула пожимает плечами.
– Сами виноваты, потом поймут, что потеряли, – говорит она, снова включая звук.
По телевизору рекламируют мужской крем против облысения. После нескольких фото «до» и «после» и страстных заверений я хватаю пульт и нажимаю кнопку «без звука».
– Извини, – неожиданно говорю я. Лула озадаченно смотрит на меня, потом закатывает глаза и пытается отобрать у меня пульт, но я не отдаю.
– Ты уже это говорила.
– Нет, – возражаю я, убирая с лица волосы. – Я не по поводу проекта. Я прошу прощения за все. Что было раньше.
Лула молчит, и на мгновение мне кажется, что она сделает вид, будто ничего не случилось. Как будто это абсолютно нормально, что я исчезла с лица земли только потому, что у меня был парень, а у нее нет.
– А, – наконец произносит она. – Ты об этом.
У меня в груди тяжело бухает сердце.
– Не знаю, что случилось, – говорю я. – Нет, конечно, случился Ной, но я не знаю, почему вела себя как самая настоящая сволочь.
– Всякое бывает, – говорит Лула.
– Не всякое, – мотаю я головой. Вспоминаю, как она смотрела на меня у тату-салона, как она смотрит на меня в последнее время. Словно пытается прикинуть, сколько осталось от меня настоящей. – Я не хочу притворяться, будто все замечательно, когда на самом деле все плохо. Ты наверняка все еще злишься…
– Я не злюсь, – перебивает меня Лула. Она тянется ко мне за пультом, и я прячу его за спину.
– Эй, – возмущается она, косясь на экран. – Начинается!
Я пожимаю плечами и зарываю пульт поглубже в подушки.
– Прекрасно, – шипит она. – Я злюсь. Так лучше?
– Значительно, – отвечаю я.
– Но не на тебя, – говорит она. – Не все крутится вокруг тебя, знаешь ли.
Она бросается мне за спину и хватает пульт. Я слишком ошеломлена, чтобы ей помешать, слишком занята осознанием того, что она права. Мне никогда не приходило в голову, что в ее жизни могут происходить и другие события. В той жизни, что продолжалась после того, как я ушла из нее, в той жизни, что принадлежит только ей.
– Ох, – говорю я. – Ладно. Хорошо.
– Хорошо что? – напористо спрашивает она. – Хочешь поговорить об этом? Рассказать тебе о моих проблемах с мальчишками, чтобы мы были на равных?
Я начинаю что-то обиженно бормотать, но замолкаю на полуслове.
– Подожди, – говорю я. – Проблемы с мальчишками? Какие проблемы?
– Забудь об этом.
– А ну, рассказывай! – говорю я, встаю и заслоняю собой телевизор, да еще раскидываю в стороны руки, чтобы уменьшить обзор. – Иначе я не сдвинусь с места.
Лула закатывает глаза.
– Да я уложу тебя на лопатки за шесть секунд, – заявляет она. – Ладно. Есть один парень. В тату-салоне.
– Тот самый татуировщик? – смеюсь я. – Здоровенный парень, что там работает?
– Он не здоровенный, – хмурится Лула.
– Извини, – говорю я. – Я просто имела в виду…
– Не важно, да, тот самый, – говорит она и прижимает к груди диванную подушку. – Гас.
– Ладно, – говорю я. – Гас. Итак…
– Что итак?
– Итак, что у тебя с Гасом?
Лула краснеет и устремляет взгляд в потолок.
– Ничего, – стонет она. – У меня с Гасом ничего нет. Я оттуда не вылезаю. Сказала ему, что хочу у него учиться.
– Действительно хочешь? Лула пожимает плечами.
– Наверное, – отвечает она. – Ну, это круто, я раньше об этом не думала. Но мне нравится там. Он добрый. Веселый. Я не знаю.
