— О нет, только не это, — взмолилась она и опустилась на колени перед одной из «машин».
Исабель прислонилась лбом к стеклу и вцепилась руками в обод иллюминатора. Детеныш шимпанзе никак не отреагировал, его не должны были разлучать с матерью еще как минимум четыре года. Глаза его уже стали стеклянными. Исабель разрыдалась.
— Зачем? — спросила она, обращаясь к Розе. — Зачем?
Роза холодно посмотрела на нее и сказала:
— Уже близко.
Они пошли дальше. Хирургическая маска не позволяла вытереть ни глаза, ни нос, а перчатки были измазаны в экскрементах и слюне, так что Исабель все равно не могла бы этого сделать. Она шла мимо инкубационных камер, и в каждой сидел одинокий инфицированный малыш.
В конце коридора их ждала закрытая дверь. Роза набрала комбинацию цифр на встроенном в стену пульте, прошла вперед и придержала дверь для Исабель.
— Это карантин для новеньких. Эти шестеро — последнее поступление.
Сердце Исабель бешено заколотилось в груди, кровь шумела в ушах. Она прошла в центр помещения, остановилась и, медленно поворачиваясь, по очереди направляла фонарик на каждую обезьяну. Обезьяны сидели на корточках на полу из металлических прутьев и руками прикрывали от света усталые лица. Самка прижала к груди детеныша и повернулась спиной к людям.
— Нет, — упавшим голосом сказала Исабель. — Нет, это Pan troglodytes . Обыкновенные шимпанзе. Бонобо тоньше, у них носы больше приплюснуты и лица черные.
— Ладно, — сказала Роза и повернулась к выходу.
— Подожди… — окликнула ее Исабель. — Если их только привезли, то откуда?
Роза пожала плечами:
— Может, их где-то разводят, мы не знаем. Нет даже уверенности, что их всех привезли из одного места, так что кто-то из них мог жить в доме, как щенок или котенок. Или их использовали для каких-нибудь представлений. Хотя это вряд ли — у всех есть зубы, и самцы не кастрированы.
Исабель переводила взгляд с одной обезьяны на другую. Их растили как людей, а потом, убедившись, что они не забавные волосатые пупсики, избавились? Они разгуливали в розовых пачках или катались на крохотных велосипедах на потеху людям? Или их использовали для разведения, они рожали и рожали, а у них сразу после родов отбирали малышей?
— Мы можем что-нибудь для них сделать? Я хочу сказать… они еще здесь. Я имею в виду — здесь, — Исабель постучала себя по виску. — Это видно по их глазам.
— Нет. Не сегодня, — сказала Роза. — Надеюсь, когда-нибудь это будет возможно, но не сейчас.
Вернувшись на стоянку, они стянули с себя защитную одежду и бросили ее в бак в фургоне. Роза передала Исабель упаковку антибактерицидных салфеток. Конечно, внутри здания они были в перчатках, но Исабель все же сначала использовала по назначению несколько салфеток и только потом решилась протереть глаза.
Роза закрыла бак крышкой и захлопнула двери фургона.
— Я подкину вас до вашей машины, — сказала она.
— Роза?
— Да?
— Я не знала.
Роза бросила на нее уничижительный взгляд.
— Еще бы.
— Я знала в общих чертах, но такое я и представить не могла…
— Ваш научный руководитель… или мне следует называть его «любовник»? Вам не помешало бы поинтересоваться у него, чем он занимался в Рокуэлле.
Исабель удивленно вытаращила глаза, а Роза обошла фургон, села за руль и с силой захлопнула дверцу. Исабель обошла фургон с другой стороны и забралась на пассажирское место. Всю дорогу к взятой напрокат машине Исабель сидела, сгорбившись у дверцы, и молчала.
— Спасибо вам, — поблагодарила Исабель, когда они приехали, и взяла с пола свой нехитрый багаж.
— Угу, — Роза даже не обернулась.* * *
Дома возле двери в квартиру Исабель ждала норфолкская сосна, а с ней кислица и гинура оранжевая. Все растения были украшены бархатными лентами. Исабель узнала почерк на конверте и не стала его вскрывать.
Сунув дары под руку, она поднялась на лифте на несколько этажей и оставила их у соседских дверей.
Узумбарские фиалки умерли страшной смертью — Исабель не знала, что они «пьют» с поддона, и поливала их сверху, в результате листья и стебли загнили. Исабель решила, что это из-за недостатка воды, и продолжила поливать бедные фиалки — фиалки стали тонкими и коричневыми. Причину Исабель поняла, только когда вытащила из земли в одном горшочке пластиковую карточку с инструкцией по уходу. И вот Исабель (та самая Исабель, которая в детстве выхаживала раздавленных улиток в «госпитале» из обувной коробки с листиками и веточками, ловила и выпускала на свободу пауков, в то время как ее мать с визгом требовала их смерти, и спасала выброшенный после Рождества на обочину молочай) отнесла фиалки к мусоропроводу и выбросила одну за другой. Она ждала глухого удара и только потом бросала следующий горшок. Вернувшись в квартиру, она заперла дверь и заново заколола все шторы на булавки.
Периодически звонил телефон, но она не отвечала. Пришла Селия, но она притворилась, что ее нет дома.
— Исабель, — позвала Селия, тихо постучав в дверь. — Ты дома?
Исабель прижала подушку к груди и не шевелилась.
— Я знаю, что ты дома.
Исабель упорно молчала.
— С тобой все в порядке?
Тишина.
— Пожалуйста, открой дверь. Я за тебя волнуюсь.
Исабель прижала подушку к губам и начала раскачиваться взад-вперед.
— Ладно. Хорошо. Но я вернусь, — смирилась Селия. — Уверена, у тебя там и еды-то нет.
Селия ушла. Исабель, пытаясь успокоиться, начала ходить по квартире. Потом бросилась на кровать, но все кончилось тем, что она начала мутузить подушку. Она сбросила с комода все книги и швырнула чашку об стену. Ручка чашки откололась, это было плохо, совсем плохо, поэтому Исабель столкнула с края комода телевизор. Телевизор с глухим стуком упал на пол, но ничего не взорвалось и не разбилось. Тогда Исабель взяла лэптоп и подняла его над головой. Так, задыхаясь от возбуждения, она простояла несколько секунд, потом опустила лэптоп и прижала его к груди.
Исабель поставила лэптоп на угол кровати, открыла его и села напротив на пол, скрестив ноги. Лэптоп загружался с радостным урчанием. У Исабель непроизвольно дрогнули губы — фоновым рисунком была фотография Бонзи, та, где она катается по лесу в гольфмобиле. Бонзи так и не научилась правильно рулить, лучше у нее получалось кататься задом наперед. Исабель задержала дыхание и, как будто молясь, сложила ладони перед лицом.
Она открыла папку с видео и дважды кликнула на один из файлов.
Перед ней была Исабель, которую она по утрам почему-то все еще ожидала увидеть в зеркале. Исабель из прошлого, с носом с небольшой горбинкой и широкими ноздрями. («Такой нос тебе как раз впору, больше не надо», — так оценил его давнишний ухажер Исабель. Тогда он удивился и даже был немного обижен, что Исабель не восприняла это как комплимент.) Волосы разделены на прямой пробор и убраны за уши. Она отказалась от челки, а потом и от укладки, и в итоге остановилась на стрижке, которая требовала посещения парикмахерской в лучшем случае раз в полгода. Когда они только познакомились, Селия сравнила ее с Дженис из «Электрик Мейхэм». Исабель нашла в себе силы ответить на это слабой улыбкой — ведь Селия не знала, что любое упоминание о маппетах будило в ней воспоминания о временах, когда она дожидалась в подвале ухода «дяденек».
На видео Исабель и Бонзи были на кухне. Селия сняла их исподтишка.
«Хороший напиток. Исабель дай».
— Хочешь пить? — спросила Исабель. — Сок будешь?
Бонзи разжала и сжала кулак перед грудью, а потом почесала подбородок указательным и средним пальцем.
«Молоко, сахар».
— Нет, Бонзи. Я не могу дать тебе молоко с сахаром. И ты об этом знаешь.
Питер тогда объявил, что у Бонзи лишний вес, и ее посадили на диету.
«Дай мне молоко, сахар».
— Не могу. Извини. Меня накажут.
«Хочу молоко, сахар».
— Я не могу, Бонзи. Ты знаешь, что не могу. Вот, попей молока».
«Исабель дать молоко, сахар. Секрет».
Исабель запрокинула голову, расхохоталась и бросила маленький кусочек сахара в молоко Бонзи. Потом посмотрела в камеру и приложила палец к губам. Селия стала соучастницей. Запись оборвалась.
Исабель открыла следующий файл.
Здесь она, смеясь, вела в комнату наблюдений команду из «Прайм-тайм лайв». Она шла по коридору, временами поворачивалась и, улыбаясь в камеру, проходила несколько шагов спиной.
Когда ее видеоверсия поворачивалась кругом, Исабель разглядела ее профиль.
«Хороший был нос, — подумала она. — Не идеальный, но хороший. И зубы тоже».
Она бы никогда не смогла позволить себе такой предмет роскоши, как брекеты, но прикус у нее был отличный, и у зубов была индивидуальность. Волосы были длиной до лопаток, чтобы отрастить такие, она потратила не один год.
«Вырезать».
Следующее видео. Она сидит по-турецки на цементном полу лицом к лицу с Сэмом. Оператор находится за перегородкой из плексигласа, но по видео этого не скажешь. Камера показывает сначала лицо Сэма, потом лицо Исабель.
