Бонобо сидели без звука, вцепившись друг в друга. Кто-то пискнул, потом последовала серия визгов. Бонзи высвободила из клубка тел черную руку и похлопала кого-то, как будто успокаивая. Она подняла голову и встретилась взглядом с Сэмом. Сэм тревожно смотрел то на одну камеру, то на другую.
Зазвенел противный зуммер, а потом последовал отчетливый металлический стук. Обезьяны заверещали и снова сбились в клубок. Гидравлические поршни медленно подняли дверь в клетку и зафиксировали ее в верхнем положении.
И снова в доме наступила гробовая тишина.
Долгое время единственными признаками жизни в клетке были только поднимающиеся и опускающиеся бока обезьян и редкие взвизгивания испуганных приматов. Первыми от общего клубка отделились Бонзи и Сэм. Остальные принялись кричать и пытаться втащить их обратно, но Сэм и Бонзи терпеливо отцепляли от ног пальцы сородичей. Потом Бонзи передала Лолу Макене и остановилась у двери, чтобы осмотреть поршни. Спустя некоторое время она встала на четвереньки и очень-очень медленно двинулась вперед на костяшках пальцев. Сэм стоял на страже возле одного из поршней, по лицу его было видно, что он очень внимателен и сосредоточен.
Бонзи добралась до центра комнаты и повернулась кругом, впитывая всю информацию об окружающей обстановке. Макена с Лолой задержались у выхода из клетки, им хотелось быть рядом с Бонзи, но они не доверяли поршням и предупредили об этом остальных.
Бонзи подошла к двери в комнату, понюхала ее, ощупала и пробежала пальцами вдоль щели возле пола. Потом выглянула в глазок, который оказался на уровне ее глаз, сморщилась, дотронулась до дверной ручки. Подергав замок двумя руками то в одну, то в другую сторону, Бонзи легла на спину и попробовала толкнуть дверь ногами. После этого обошла комнату по периметру — кроме клетки, в комнате ничего не было.
В дальнем конце комнаты она обнаружила проход, который вел в другую — с бежевыми стенами. Там она сразу увидела компьютер. Издав радостный вопль, Бонзи широкими прыжками преодолела расстояние до цели и уселась на табурет из нержавеющей стали. Глаза ее сверкали, длинные пальцы с широкими костяшками касались сенсорного экрана, она искала и выбирала, снова искала и выбирала.* * *
Исабель придвинулась ближе к телевизору, пытаясь разглядеть значки, на которые жмут пальцы Бонзи. Это была программа из лаборатории. Как Фолкс смог наложить на нее лапу? Разница, правда, была — если лексиграммы в лаборатории были разработаны для сложных речевых выражений, то у Фолкса это были простые существительные, позволяющие решать конкретные вопросы. Бонзи без пауз перепрыгивала с одной подкатегории на другую и выбирала значки, которые означали еду, электронику, игрушки, инструменты и одежду. Исабель сидела не шелохнувшись, несмотря ни на что, она оставалась ученым и с облегчением отметила про себя, что все это записывается на видео. Пока Бонзи занималась делом, остальные бонобо выбрались из клетки и с великой осторожностью принялись обследовать дом. Исабель пересчитала их по головам. Все были на месте, и все, так ей показалось, были целы. Слышать бонобо она не могла — трансляция сопровождалась музыкальными записями, звуковыми эффектами и смехом, который ассоциируется с шоу типа «Самые смешные домашние видео Америки». Экран разделился на секции, в которых демонстрировалось все, что происходит в доме. Бонзи оставалась в центральном квадрате параллельно увеличенному изображению списка покупок, который был написан жирным белым мелком на красном фоне. Мбонго в нижнем левом квадрате обошел все три ванные комнаты и везде открыл краны на полную катушку. Он облегчился в туалете и стоял там, без конца сливая воду из бачка. Сэм в квадрате над Мбонго исследовал холодильник и морозильник, но там, кроме автоматического айсмейкера, ничего не оказалось. Тогда он один за другим запихал в рот кубики льда, пока щеки не раздулись, а потом начал плеваться ими по разным целям. В правой части экрана Джелани запрыгивал на стены и переворачивался, оказавшись под потолком, а Макена с восторгом наблюдала за его кульбитами. Время от времени кто-нибудь из бонобо заходил в комнату к Бонзи и возбужденно пищал (Исабель понимала это по их дыханию и по тому, как складывались их губы), а иногда они даже выражали свои требования на языке жестов. Бонзи ответственно вносила все «заявки» в компьютер. И все это время Лола сидела у нее на голове, не отрывала глаз от монитора и сама тоже тыкала в значки своими тоненькими пальчиками. «Написанный от руки» текст вырос до таких размеров, что начал прокручиваться:
...
яйца,
горошек,
сок,
M&M,
лук,
молоко,
одеяла,
гаечный ключ,
кукла,
отвертка,
журнал,
ведро.
Бонзи задумчиво смотрела на монитор и продолжала тщательно отбирать необходимое.
* * *
В контрольной комнате Кен Фолкс грохнул по консоли с мониторами кулаком и подпрыгнул.
— Да! — торжествующе заорал он.
Комната взорвалась от радостных возгласов. На фоне криков выстреливали пробки от шампанского.
Коренастый мужчина в черных наушниках поднял над головой бутылку.
— Мы сделали это! Поздравляю! «Дом обезьян» в эфире!
— Да здравствует «Дом обезьян»! — пробасила женщина у него за спиной.
— Да здравствует «Дом обезьян»! — поддержали ее все присутствующие в контрольной комнате.
Фолкс раскраснелся, ему жали руку, хлопали по спине, а он вел себя непривычно пассивно, у него даже тряслись руки, когда он протянул бокал, чтобы ему налили шампанское. С испачканными в помаде щеками и с бокалом, который в основном оказался заполнен пеной, он отвернулся от своей команды и снова посмотрел на стену мониторов. На мониторах отображались все возможные уголки дома: белый сверкающий фарфор ванных; кухня со шкафчиками из клена; самка бонобо на стальном табурете напротив встроенного в стену компьютера. Она сидит, поджав колени к подбородку, а детеныш копается у нее в голове. В студию одновременно просачивались и записи для зрительской аудитории, и натуральный шум в доме.
Фолкс наклонился к монитору. Зеленый огонек означал, что некто смотрит трансляцию в прямом эфире. Любой, кто настроился, был лицом к лицу с Бонзи. (А судя по данным компании «Нильсен», «любой» — это очень много людей.) Блестящие глаза обезьяны внимательно следили за курсором. Она обернулась и несколько раз пискнула через плечо.
Фолкс протянул руку и провел пальцем по контуру ее подбородка.
— Вот это моя девочка, — шепотом сказал он.
— Эй, руки прочь от моего экрана, — проворчал единственный инженер, который не оставил свой пост.
Он сидел, сгорбившись над своей аппаратурой, а когда, не услышав ответа, поднял голову, увидел холодные глаза Фолкса и поспешил исправиться:
— Я хотел сказать, пожалуйста, сэр.
Джон рывком ослабил галстук, ожидая, пока дверь гаража, дергаясь, точно старый подагрик, закончит свой путь наверх. Джон высунулся в окно своего «Фольксвагена Джетта» и постукивал по дверце черным пластиковым пультом от гаража. Когда гаражная дверь наконец добралась до «финиша», Джон прицельно кликнул пультом, после чего, чтобы кнопка не запала, сильно стукнул им об руль. Если довериться собственным механизмам двери, она будет подниматься и опускаться до бесконечности.
Джон был убежден, что поездки на работу его прикончат. Ехать бампер к бамперу с другими машинами и задыхаться от вонючих выхлопов по часу двадцать в один конец только для того, чтобы весь день сочинять текст для рекламного ролика «Проктор энд Гэмбл» в кабинке, которую трясет всякий раз, когда за стеной поднимается или опускается лифт. Ему только что предложили продлить контракт еще на три недели, и это несмотря на то, что явно были не в восторге от его первых опытов. Например, он выдал следующий перл: «Перхоть — это не беда, «Хэд энд Шолдерс» есть всегда». Вообще-то он имел в виду, что это шутка, и поэтому был страшно оскорблен, когда коллеги вынесли его слоган на обсуждение.
Джон понимал, что должен быть благодарен судьбе — он не торговал бургерами, не делал замеры на свалке или в канавах, не пересчитывал «раздетые» машины на обочинах шоссе. Но он и не работал над репортажами о «Доме обезьян» в Лизарде, Нью-Мексико.
На следующий день после приезда в Лос-Анджелес у Джона была возможность обдумать все еще раз. Он смотрел через ветровое стекло — в четверти мили перед ним на столбе высотой тридцать футов цифровой экран демонстрировал фотографии бонобо. Волосатая рука тут, бакенбарды на щеках там. А внизу красным шрифтом неизменный текст — адрес веб-сайта и дата, больше ничего. Джону не пришлось долго ломать голову, чтобы понять (как поняли это Кэт и другие репортеры из крупных газет, которые все еще освещали историю с бонобо), что за всем этим стоит Кен Фолкс, бывший босс Джона по «Нью-Йорк газетт».
По всей видимости, Фолкс купил обезьян и построил для них специально оборудованный дом с двориком в одном из глухих уголков Нью-Мексико, которое больше славится своими третьеразрядными казино и клубами «для джентльменов». В доме установили камеры так, чтобы от них нельзя было спрятаться. В остальном там было пусто, если не считать единственного компьютера и табурета, чтобы обезьяны могли до него дотянуться. Фолкс поместил в этот дом обезьян, включил камеры и стал передавать хронику их жизни в прямом эфире.
