Вскоре Бэла стал засыпать, и бабушка пошла его укладывать. Мы с Йонасом остались на кухне. Он заговорил о разводе: нам пора развестись, быстро, цивилизованно, по-дружески.
Зачем нам разводиться? Разве он собирается снова жениться? Зачем лишний раз тратить деньги на адвоката?
– Майя, мы давно расстались. Ты живешь в Италии. Наш брак – ошибка молодости. Лучшие годы уходят, каждый из нас сейчас еще сможет снова создать семью. Развод противоречит моей вере, ты знаешь, но здесь, в провинции, на такие вещи смотрят иначе. Тут все знают, что я женат, и, как ни глупо это звучит, ты отпугиваешь от меня всех девушек.
– Герлинда?
Йонас кивнул.
– Я хотел бы вас познакомить. Она живет неподалеку, давай к ней сходим? Они с Бэлой теперь друзья!
Я уставилась на Йонаса. Сначала ревность. Потом просто злость. Потом возмущение его бестактностью. Но любопытство одержало верх над всеми прочими чувствами. И мы пошли.
Знакомство с сельской учительницей меня несколько успокоило. Скучновата, простовата, некрасива и на четыре года его старше. Я старалась держаться непринужденно, запросто. Сама завела разговор о воровстве Бэлы и льстиво попросила у Герлинды профессионального педагогического совета:
– И как же сам Бэла объяснил свой поступок?
– Сказал, что нашел те мотки, – улыбнулась Герлинда. – Не стоит, разумеется, раздувать скандал из-за проступка маленького ребенка, но важно дать ему понять, где свое и где чужое, что хорошо, что плохо!
Знала бы она, кому она это объясняет! И насколько она права! Ха, свое и чужое! Смешно, ей-богу!
Через полчаса мы с Йонасом ушли домой, и я могла бы по телефону доложить Коре, на какое тихое мещанское благополучие запал мой муж. Да, рукодельница она хоть куда! И все ее вручную сшитые и вышитые подушки на диване лежат ровно напротив телевизора.
– Я не буду препятствовать твоему счастью, – сказала я на следующее утро, прощаясь с Йонасом, – но мое непременное условие: опека над сыном останется мне. Летние каникулы он будет с тобой.
Он благодарно кивнул, а я воспользовалась ситуацией и спросила:
– Сделаешь мне одно одолжение? У меня в багажнике две картины, они принадлежат одной моей подруге. Вот ее адрес. Отошли их, пожалуйста, во Франкфурт.
На радостях Йонас обещал лично доставить картины Катрин.
Бэла залез в машину. Детского сиденья не было, Кора его, видимо, сняла. Йонас забеспокоился, засуетился.
– Я вас так не отпущу! – воскликнул он, побежал и вынул из собственного автомобиля новехонькое креслице.
Мы изящно обогнули навозную кучу и выехали со двора. Через три минуты Бэла задал неизбежный вопрос: «Когда мы приедем?»
На подъезде к Лугано Бэла проснулся и стал просить есть, да и в туалет пора. Мне хотелось того же. После обеда ехать дальше не хотелось совсем, я засыпала на ходу. И в ближайшей маленькой гостинице мы дружно завалились спать.
Я долго пыталась дозвониться до Коры. Безуспешно. Тогда я набрала номер Катрин, и мне повезло больше: та взяла трубку и спросила, куда мне перезвонить. Оказалось, Катрин обнаружила в секретере Эрика несколько тысяч марок и первым делом купила мобильный. Городской могли действительно прослушивать, а ее мобильного номера еще никто не знает. В полиции все прошло отлично, Пу сыграла свою роль блестяще. Сейчас ее нет, они с Эминой ушли приводить в порядок квартиру этнографини. Что, опять что-то не так? Завтра Катрин встречается с секретаршей Эрика, пусть поможет ей уладить некоторые бюрократические формальности, а потом добрая вдова шефа ее уволит.
Вот черт! Как же быстро люди учатся спихивать свою работу на других! Может, и мне пора вот так же?
Ну, последний рывок! Солнышко светит, настроение превосходное. Бэла уже не переживал, что мы не взяли с собой хоть одного котенка. Сын стучал детальками конструктора «Лего», снова и снова тихонько напевал детскую песенку, которую выучил, пока гостил у отца:
– Камень на камень, камень на камень, дружно и скоро домик поставим…
Какое счастье, что мой сын опять со мной!
Едва мы во Флоренции подъехали к дому, как ворота распахнулись, мне даже не пришлось вылезать из машины и звонить. После долгого пути я была рада такому приему и рада видеть Марио, который сперва приветствовал Бэлу, подкинул его в воздух, потом протянул мне свою жесткую ладонь. Выглядел он каким-то встревоженным.
– Где Эмилия и Кора? – спросила я.
Марио – совершенно безнадежный заика. Со временем мы научились спокойно ждать, пока он сможет произнести хоть одно понятное слово. Но когда он нервничает, понять его совершенно невозможно. Безнадежное дело.
Теперь он хотел мне сказать что-то важное, но у него получалось только «ау-ау-ау». Пусть напишет! Вот доска и мел! Крупными буквами Марио вывел слово «AUTOAMBULANZA»[58].
Что? Кто? Как?
«OSPEDALE»[59] – написал он далее.
Господи! Неужели Эмилия! Она ведь жаловалась на сердце, да, помню. Неужели так скоро кончится позднее счастье Эмилии и Марио? По статистике, мужчины первыми заканчивают трапезу на этом празднике жизни, а не женщины. А что касается трапезы, то такую кухарку особенно трудно будет заменить.
– Infarto cardiaco?[60] – выговорила я испуганно и хрипло, как придушенная.
В ответ Марио вдруг заулыбался и отрицательно замотал головой, но язык его по-прежнему не слушался.
Тут вошла Эмилия. Ага, значит, инфаркт не у нее. И я услышала мелодраматическую историю. Позавчера Кора приехала бледная и, хотя ее знобило, пригласила Эмилию и Марио в свой любимый ресторан, сказала, что соскучилась и хочет отпраздновать свое возвращение, но потом почти не притронулась к еде. Если молодой, здоровой женщине вдруг делается дурно, это наводит на дурные мысли, не так ли? И Эмилия поглядела на меня многозначительно.
Кора рано отправилась спать, но утром ее сильно тошнило, а вечером очень болел живот, поднялась температура. Вызвали врача, тот диагностировал аппендицит, велел срочно везти ее в больницу, где сегодня утром Кору благополучно прооперировали.
– Навести ее завтра, – попросила Эмилия. – Извини, мне некогда было готовить для вас. Надеюсь, вы поели по дороге.
Итак, в первый вечер в Италии нам пришлось ужинать черствым белым хлебом и жирной ливерной колбасой, гостинцем моей свекрови. Зато поутру я уже вместе с Эмилией пила утренний кофе в саду на теплом солнце уходящего лета.
– Ничего там не натворили? – спросила Эмилия и пытливо посмотрела на меня. – Вы подозрительно надолго пропали, а это обычно не означает ничего хорошего.
– Натворили будь здоров. Но все только на благо человечества. Как думаешь, когда лучше зайти в больницу?
– Обожди немного, она еще от наркоза толком не отошла.
До чего непривычно: Кора белая-белая, как ее накрахмаленная рубашка, в отдельной палате. Рыжие волосы живописно разметались по подушке, в вене левой руки капельница.
– Что это тебе вздумалось болеть! – начала было я, чтобы подбодрить подругу.
– Все бы отдала за spaghetti alle vongole[61], – пожаловалась Кора, – но мне показана только жидкая овсянка. Как Йонас?
– Просит развода.
Кора недовольно сморщила нос.
– Хочет лишить меня удовольствия сделать тебя вдовой. Хотя, боюсь, мне самой уже пришел черед.
– Ерунда! Сегодня не умирают от аппендицита! – возмутилась я.
Но бледный вид Коры все же вызывал беспокойство.
– Ты выполнишь мою последнюю просьбу? – попросила подруга.
– Что угодно! – улыбнулась я.
Она схватила меня за руку и зашептала:
– You are my sister![62] На тебя я всегда могу положиться!
– Во веки веков, аминь!
– У тебя остался яд? – Кора заглянула мне в глаза, я растерялась и кивнула. – Майя! Поезжай в Кастеллину и смешай американке коктейль покрепче! Грех этого не сделать!
О, черт! С обещанием я поспешила.
Наверное, мое лицо так передернуло, что Кора не удержалась от смеха.
– Ой, как больно! – заскулила она. – Не смей шутить, мне смеяться больно, и вообще мне не до шуток!
– Я и не думала шутить. Пожалуйста, без меня! Действуй! Я пас! Давай сама! Капли еще долго не испортятся, ты успеешь поправиться.
Спор длился почти два часа. Я твердила «нет», Кора настаивала, что «да». Наконец вошла больничная сестра и выставила меня за дверь.
По пути домой я все думала, отчего это Кору так заклинило на том поместье?! Она даже пообещала мне в награду треть своего состояния, если отравлю американку, и угрожала войной, если откажусь. Что, если наркоз повредил ей мозги и она превратилась в неисправимую преступницу? Посылает меня на дело, а у самой железное алиби! А прежде мы всегда все делали вместе. Хочет меня подставить? Решила от меня избавиться? Как бы там ни было, я не стану больше навещать ее в больнице. Пусть к ней ходит Марио с цветами и Эмилия со свежим бельем.
