На Невском, припорошенном снегом, сновала совсем не праздная толпа, люди спешили по своим делам, и только Казанский Собор спокойно застыл в самом центре и никуда не торопился. И он тоже не торопился. Достал инструмент, встав на ступенях перед Собором, и задумался. Уже хотел взять смычок и начать играть, он был готов к этому, но что-то мешало. Он не был публичным человеком, не выступал на улицах и площадях, лишь перед аудиторией. А теперь… Теперь замер, растерялся и смотрел по сторонам. Разве он сможет? Он должен! Он так хотел этого! Всю свою жизнь он готовился, а теперь стоит, переминаясь с одной замерзшей ноги на другую, и скрипка безвольно повисла в руке. И тут Клейзмер подумал, что все эти люди и ступени, на которых он стоял, и небольшая площадь что-то ему напоминают. Что-то очень и очень знакомое. Когда-то он видел нечто подобное. Где видел? Когда?
Какой-то молодой человек, с интересом остановился поодаль, ожидая. Клейзмер уставился на него, а парень на Клейзмера. Так какое-то время они разглядывали друг друга.
– Чего ты ждешь? Играй! Говори! Ведь ты хотел, ты столько к этому готовился! – снова подумал он.
– Ну, что, – сказал парень, – сыграешь или как? Давай, не тормози!
Клейзмер замер на возвышении-ступенях, смотрел на парня, на прочих зевак, которые любовались Собором (наверное, туристы), а теперь с интересом уставились на него. И тут он прозрел! Конечно! Он видел это раньше, он делал это много раз! Просто, ступени – это кафедра, люди внизу – публика, а площадь – аудитория, которая собрала всех для встречи с ним. Это лекция, которых в жизни он прочитал сотни, тысячи. Делал это в своем городе, в других странах. Только математика сейчас – это скрипка, а музыка – высшая математика, и теперь он будет преподавать ее с этих ступеней!
Он выхватил смычок, как указку.… Нет! Как оружие… Снова нет! Как волшебную палочку и трепетно прикоснулся к инструменту, а люди замерли в восторге и недоумении. Клейзмер водил смычком по струнам, и небо поднималось на немыслимую высоту, солнце светило ярче, превращаясь в огромную звезду, которая согревала город своими горячими лучами, а за ней…
Вселенная освещалась призрачным свечением. Кто сказал, что космос черен и мертв? Наши глаза так устроены – нам не дано увидеть этого! Не дано понять! Но в эту минуту самые отдаленные уголки галактики стали видны, они, раскрывались перед глазами людей, ясной картой мироздания разворачиваясь перед ними. Темные черные пятна превращались в уютные уголки вселенной и звали, приглашали, открывая свои тайны, дарили мудрость и знания, неведомые доселе. И на карте этой все было в истинном ясном свете. Время застыло, все замерло в ожидании. Не стало бесконечности. Мир свернулся, замкнулся, стал понятным и ясным, как сказочный домик, где уживаются человек и природа, мечта и явь. Все стало другим, незнакомым, непривычным, нереальным. И это потрясающее зрелище притягивало внимание людей.
– Эй, прекрати хулиганить, – неожиданно услышал он. Два милиционера стояли неподалеку, наблюдая за беспорядком на вверенном им участке. Они уже в третий раз повторили эту фразу, почему-то не решаясь остановить странного человека и увести его отсюда, призвать к порядку, проверить документы в конце-концов! Наверное, люди, увлеченно слушавшие его, мешали это сделать. И эти двое в форме пока не трогали бородатого, заросшего музыканта, с длинными, как у цыгана, волосами, с безумным взглядом, в нелепой шапочке и стареньком холодном пальто. Не решались, а он все играл и играл. Один из них когда-то в детстве по недомыслию и ошибке родителей ходил в музыкальную школу, пока не бросил. Целых три года ходил. Он помнил уроки, знал, что такое музыка, но эта! Эта была совсем не музыка. Тогда что? Это был непорядок! Непорядок на его участке! И от этих звуков становилось не по себе. Непонятное волнение передавалось толпе зевак и ему тоже, а в голову лезли странные мысли. Непонятные мысли! Порой становилось страшно от такого непонимания, становилось неуютно и непривычно. Словно сейчас должно было произойти нечто ужасное или необычное, во всяком случае, непонятное! И это пугало. Пора было все остановить! Прекратить!
– Прекратить сейчас же хулиганство! – закричал он.
Клейзмер остановился и удивленно на него посмотрел, потом по сторонам и неожиданно произнес:
– Почему посторонние в аудитории! Выведите, пожалуйста, его отсюда! Он мешает работать!
– Что!? – пошел на него блюститель порядка. Больше он не раздумывал ни о чем, зная, что нужно делать. А дело свое он знал хорошо.
Небо упало с высоты, накрыв холодный город, солнце спряталось за темную тучу, и пошел снег. Галактика потухла, скрыв черные уголки загадочной вселенной, впрочем, туда уже никто не смотрел. Она стала такой, какой была всегда, все те прошлые тысячелетия, забытая и не интересная, какой ее знали люди. Она трепетно ждала своего часа, но час этот еще не наступил.
Тем временем хулигана отвели в сторону, чтобы люди из толпы зевак не мешали, и приступили к допросу. Впрочем, все уже разошлись, и Клейзмер больше не интересовал никого.
– Тебе кто разрешил хулиганить на площади?
Хулиган молчал, и милиционер продолжил:
– Я тебя спрашиваю, ты зачем беспорядки устраиваешь на центральной улице города? Это правительственная трасса. Голова у тебя есть?
Голова была покрыта старенькой вязаной шапочкой, а оттуда во все стороны торчали черные волосы. Взгляд исподлобья, из-под шапочки, был горящий, безумный.
– Псих, что ли? – сказал первый милиционер второму.
– Накурился, – ответил второй.
– Ты будешь отвечать? – снова спросил первый. Больше всего в этом человеке поражало то, что у его ног не было ни привычной тарелки для денег, ни шляпы. Он играл просто так! Бесплатно! Но такого быть не могло! Это непорядок! Такое невозможно! А ещё удивляло, что он не боялся, не оправдывался и ничего не говорил. Он должен бояться! Для этого они и находятся здесь, а этот стоит, молчит и смотрит куда-то вдаль. И нагло улыбается!
– Чего молчишь? – снова не выдержал первый. И тут человек в черной шапочке со скрипкой в руках неожиданно произнес фразу, от которой они оторопели:
– Я не даю интервью.
– Ты еще издеваешься! – заорал первый, – в обезьянник захотел?
– Нет-нет. Я интервью не даю, – снова серьезно повторил черный человек. Какое-то время они недоуменно на него смотрели, на скрипку в его руках, на бороду. Человек не был похож на преступника, на террориста или кого-то еще. Он был странный. Таких не бывает! Удивительный человек!
– Ладно, – ответил второй, – с психом связываться, время терять.
– Вали отсюда, и чтобы я тебя больше не видел, – добавил первый.
Псих, не долго думая, отвернулся и припустил по улице, а они стояли и, молча, смотрели вслед. Потом тот остановился в сотне метров, забрался на какую-то приступочку и… снова заиграл!
– Ах, ты? – зашелся первый, – ну, я тебе покажу! – и побежал к психу. Тот, завидев его, соскочил со своего места и снова помчался по улице. Останавливаясь, играл и снова бежал. Так продолжалось довольно долго. Этот чертов сумасшедший бегал быстро! Очень быстро! Иногда казалось, что за секунды он преодолевает десятки, сотни метров, и поймать его было невозможно. Наконец, он исчез между домами, где была не их территория, и эти двое отстали.
А он действительно быстро бегал. За мгновение мог перескочить через улицы и площади, перешагнуть через высокие дома, через Собор! Он летел, почувствовав в себе невероятную силу, которая звала, тащила по городу, оставалось отдаться удивительному ощущению и покинуть этот мир навсегда, взлететь в небеса. Но он хотел играть этим людям! Поэтому площади превращались в концертные залы, а прохожие в публику, которая слушала его. Он не желал возвращаться в одиночество. Слишком долго он находился там. Только теперь понял это, и хотел оставаться здесь.
– Да, это же Клейзмер! Посмотрите, это тот самый математик, который отказался от миллиона! – закричал кто-то в толпе.
– Миллиона… миллиона, – вторила толпа, а какой-то изголодавшийся журналист уже щелкал затвором фотоаппарата.
– Господин, Клейзмер! А зачем вы играете на скрипке?
– Почему вы не бреете бороду?
Со всех сторон начали появляться стайки собачонок, которые, почуяв запах добычи, виляя хвостами, норовили вцепиться в полу его пальто.
– А почему вы не даете интервью?
– Почему вы не получили премию?
– Почему не стрижете ногтей?
– А где зимой вы собираете грибы?
С двух сторон появились машины с милицией, люди в форме выскакивали из них, они умело рассеивали, расчленяли толпу, пробираясь к нему все ближе. Делали это молча, беззлобно и привычно. Уже добрались, почти завели его в свой воронок, оставалось немного! Всего несколько шагов, и этот человек прекратит несанкционированный концерт – этот безобразный митинг.
– Это же гениальный пиар! – вдруг закричал журналист. – Как Сальвадор Дали! Тот ездил по Парижу на козе, а над Нью-Йорком летал на самолете, разбрасывая рекламные листовки. Это ГЕНИЙ пиара, не трогайте его! Он достоин миллионов! Миллиардов!
