– Не кидайся вещами! – закричала Фрэнки. – Нельзя кидаться вещами!
– Я кидаюсь из-за тебя! – крикнул Мэттью в ответ.
– Тогда перестань, – как можно убедительнее попросила она его.
Мэттью еще немного походил взад-вперед, но больше ничего не швырял.
Оба они молчали.
– Я сдам тебя, – наконец сказал Мэттью. – Я иду к Ричмонду.
Он вышел, громко хлопнув дверью.
– Не хлопай на меня дверью! – закричала Фрэнки. – Вернись!
Она спустила ноги с кушетки и неуклюже бросилась к двери, путаясь в хлопковой рубашке, которую выдала медсестра.
Она остановит его.
Она все объяснит. Он поймет, что неправильно о ней судил.
Но к тому моменту, когда она открыла дверь, его уже не было в здании.
Мисс Дженссон, преподававшая «Города, искусство и протест», сделала копию работы Фрэнки, посвященной деятельности «Клуба самоубийц» и «Общества какофонии». Когда Ричмонд потребовал от учителей и учеников предоставить улики, проливающие свет на недавние события, мисс Дженссон отдала ему эту копию. В работе содержалось множество мыслей, которые можно было счесть идейным началом проектов «Верного ордена», и мисс Дженссон (желавшая как можно больше дистанцироваться от виновницы, чтобы сохранить новую работу) составила примечания, чтобы директор не пропустил никаких связей и ассоциаций.
На следующий день после доноса Мэттью Ричмонд вызвал Фрэнки к себе в кабинет и потребовал написать признание. В ответ она написала письмо, которое вы, вне всякого сомнения, помните – мы приводили его в самом начале нашей хроники.
Я, Фрэнки Ландау-Бэнкс, настоящим признаю, что была единственной зачинщицей так называемых проделок «Верного ордена бассет-хаундов».
Я беру на себя полную ответственность за все совершенное «Орденом», включая «Дамскую гордость», «Песиков в окне», «Ночь тысячи псов», «Свекольное восстание» и похищение Гуппи.
Это означает, что я написала все инструкции и указала всем участникам, что им делать.
Я и только я.
Неважно, что в своем заявлении сообщил Портер Уэлш…
В тот же день началась сессия, и Фрэнки была этому рада. Занятия семестра закончились, и обычный ритм жизни – завтраки, обеды, ужины, тренировки, отбой – уступил место расписанию экзаменов.
Фрэнки, с перевязанной рукой и рецептом на антибиотики в кармане, оставила письмо в кабинете Ричмонда и пошла на «вдовью площадку» позвонить Зеде. Она рассказала ей все.
– Фрэнк-старший с ума сойдет, – сказала Зеда, дослушав.
– Знаю.
– Но почему тебе захотелось попасть в этот его дурацкий старый клуб?
– Не знаю.
– Не думаю, что он станет злиться из-за того, что тебе захотелось туда попасть, – продолжала Зеда. – То есть он, наверное, мечтал, чтобы ты пошла по его стопам. Но он будет в ярости, что из-за тебя тайна раскрылась, и ты потеряла «Бесславную историю». Он решит, что ты продемонстрировала неуважение к священному «Ордену» и подвергла клуб опасности.
– Как думаешь, он заберет меня из школы, если меня не отчислят? – спросила Фрэнки. – Ну, откажется дальше за нее платить?
– Может быть. Но ты уверена, что хочешь дальше учиться в Алабастер?
Фрэнки хотела и… не хотела. Ей хотелось получить хорошее образование, хотелось влияния, которое она могла получить как выпускница Алабастер. Она хотела, чтобы перед ней открылись двери, которые могли открыться только через Алабастер.
Она была амбициозна.
Но при этом она ненавидела паноптикум, патриархальность и изолированную, полную привилегий жизнь. Кроме того, ей даже думать не хотелось о том, чтобы провести еще полгода в компании Мэттью и Альфы – только не после того, что произошло. Какая-то часть ее желала, чтобы Ричмонд исключил ее, так же как он собирался исключить Альфу. Или чтобы Фрэнк-старший отказался платить, и выбор для нее был сделан.
– Можешь напустить на него Рут, если он попытается забрать тебя из школы, – снова заговорила Зеда, не дождавшись ответа. – Если она накинется на него, он оставит тебя в покое. Он не может отказать ей, о чем бы ни шла речь.
– Я знаю, – сказала Фрэнки.
– Зайка, может, тебе попить лекарства? – внезапно произнесла Зеда.
– Что?
– В смысле, может, тебе поговорить с психологом? У меня такое чувство… что у тебя какая-то навязчивая идея.
– Мне не нравятся навязанные ограничения.
– Я не говорю о том, чтобы тебя в чем-то ограничивать. Просто сходи к психологу.
– Нет, я имею в виду, что дело в навязанных ограничениях, – пояснила Фрэнки.
– Ты имеешь в виду Алабастер?
– Я пыталась с этим справиться.
– Зайка, пойди и поговори час с психологом. А я помогу тебе договориться с Фрэнком-старшим.
– У меня контрольная по геометрии, – ответила Фрэнки. – Мне пора.
* * *
Выходя из Дома основателя, Фрэнки наткнулась на Портера.
Он ждал ее.
– Давай я провожу тебя на геометрию, – сказал он, ступая на газон. – Ты готова к контрольной?
Фрэнки покачала головой.
– Я лежала в лазарете. Там много не выучишь.
В последний раз, когда они виделись, Фрэнки накричала на него в «Крыльце», но Портер вел себя так, будто у него и мысли об этом не было.
– Я не знал, что это ты, – сказал он. – Когда я показал Ричмонду ту переписку, я не знал, что это была ты.
– Ясно.
– Я думал, что это Альфа. То есть да, мы с тобой не соглашались по разным поводам, а в прошлом году я был скотиной, но я никогда не сдал бы тебя Ричмонду. Я понятия не имел. Я не прошу себе, если тебя из-за меня исключат.
Он все еще стремился ее защитить. Он, тот, кто нанес ей больше вреда, чем все остальные.
– Но почему ты вообще отнес их Ричмонду? – спросила Фрэнки. – Разве ты не был членом «Верного ордена»?
Портер покачал головой.
– Не совсем.
– Как это?
– Я шпионил, – не без гордости заявил он. – В прошлом марте, когда Ричмонд позволил Альфе вернуться в Алабастер на старший курс, он знал, что впускает в дом проблемы. В первые два года Альфа нарушал все возможные правила: его ловили с алкоголем. С сигаретами. Он сбегал из кампуса. Ну, ты знаешь.
– Да, я знаю.
– В любом случае, – продолжил Портер, – Ричмонд хотел дать Альфе шанс закончить Алабастер, но чтобы при этом кто-то из учеников следил за ним, потому что Альфа пользуется авторитетом среди парней старших курсов.
Фрэнки опустила взгляд на собственные ноги, топтавшие грязный исхоженный снег тропинки.
– Зачем ты за это взялся?
– Ричмонд знал, что у меня проблемы с биологией.
– А они были? – Фрэнки не знала.
– Я забил на домашнюю работу в начале семестра и так и не смог нагнать остальных. Пафферт грозился, что мне придется заново прослушать курс, но Ричмонд вызвал меня и сказал, что он может решить проблему, если я кое-что для него сделаю. Он знал, что я дружу с Каллумом и Тристаном, и спросил, не захочу ли я, как бы это сказать, присоединиться к стае. И сообщать ему, если будет затеваться что-то серьезное.
– Ричмонд знал о «бассетах»?
– Нет. Он понятия о них не имел, пока в этом году собаки не начали появляться по всей школе. Просто сказал, чтобы я попытался поближе подобраться ко всем этим ребятам и смотрел в оба. Я знал, что это означает стать «бассетом», но для меня это было просто, достаточно только правильно себя вести.
– Почему?
– Мой отец состоял в «Ордене», и мой старший брат тоже. Как-то так. Я, можно сказать, наследник. Так что я знал, что меня пригласят, если я сумею понравиться этим ребятам.
– Ты не думал, что расстроишь семью, предав «Орден»?
Портер горько рассмеялся.
– Ага, я об этом думал.
– Тогда как же ты мог это сделать?
– Фрэнки, последнее, чего я хочу в этой жизни, это стать похожим на моего отца. – Портер покачал головой. – Или на брата. Ты должна это помнить. Я ненавижу все, что они собой представляют.
– Так значит, ты согласился?
Он пожал плечами.
– Да. Конечно, я все обдумал. Не могу сказать, что это было легко. Но Ричмонд спасал меня от повторения биологии, я получил возможность послать к черту отца и, кроме того, шанс спихнуть Тезорьери с его пьедестала.
– Угу
– Я купил новую одежду, прикалывался вместе с ними в раздевалке, появлялся на вечеринках, даже если меня туда не звали. И наконец меня пригласили в «Орден». Это было не так уж трудно, правда.
– Почему ты имел зуб на Альфу? – спросила Фрэнки.
– На втором курсе он встречался с моей сестрой Джинни. Ты не знала?
Нет, Фрэнки не знала.
– Он разбил ей сердце. Однажды он просто перестал с ней разговаривать. Без предупреждения, даже не сказал, что они расстаются. В итоге она впала в жуткую депрессию и все следующее лето провела, запершись в своей комнате с бутылкой и записями «Смите». Печальное зрелище.
– Ох.
– Ага. Родителям пришлось отправить ее к психиатру.
Портер снял шарф и аккуратно сложил его.
