Я села на автобус до Маркет-Харборо, явилась в офис Национального общества и спросила, кто оплатил аренду нашего дома. Их управляющий, как оказалось, учился со мной в одной школе, только несколькими годами раньше. Он развалился за отполированным ореховым столом, вытянул руки вперед и сложенные вместе пальцы направил на меня – как пики. Мерзота, мерзота, мерзота. Попеременно глядя то на мою бритую голову, то на фингал под глазом, он объяснил, что платеж был произведен анонимно, и даже объяснил значение слова «анонимно», на случай если я не знаю.
Я заявила, что не считаю правильным, когда любой может прийти, оплатить счета другого человека и не раскрывать при этом личности. Поинтересовалась, законно ли это. Он рассмеялся мне в лицо. Сказал, что принимать оплату я не обязана, что, если буду сильно настаивать, ее можно отменить, а долг оставить на мне, но все равно я не узнаю, кто оплатил аренду.
Я так взбесилась, что попыталась хлопнуть дверью, но дверь была тугая и не хотела закрываться. В своем усердии я только сшибла стопку листовок. Короче, выставила себя капитальной дурой. Управляющий с сотрудниками проводили меня молчаливыми взглядами.
Из Маркет-Харборо я прямиком направилась в Кивелл, в осиное гнездо – огромный мрачный особняк подлого лорда Стоукса. К зданию, выстроенному лет четыреста назад, вела длиннющая аллея, усыпанная неубранными листьями. Здесь все дышало запустением: заброшенный, давно не чищенный пруд, нестриженые, но все равно великолепные рододендроны-переростки. В квадратном дворе лорд Стоукс беседовал с незнакомым мне мужчиной. Они были верхом. Вокруг сновали конюхи в фуражках: подтягивали подпруги, подгоняли по размеру стремена. Еще один парень, засунув руки в карманы, привалился спиной к новенькому «лендроверу». Он покосился на меня из-под фуражки и, точно почуяв опасность, погладил лакированное крыло автомобиля.
Я сразу подошла к одному из конюхов. Что конюхи, что верховые смолкли и замерли. Они таращились на меня, как на гремящее цепями привидение. Животные тоже оглянулись. У лорда Стоукса было опухшее лицо бордового цвета, красные глаза и неприятные обвислые усы, напоминавшие куски засохшей грязи. Увидев меня, он, словно черепаха, втянул голову в плечи. Его лошадь топнула и попятилась.
– Стоять! – гаркнул он на животное. – Стоять!
– Где мне найти управляющего поместьем? – спросила я у конюха.
– Вам здесь не место, – резко ответил тот гнуснейшим тоном наигранного превосходства, свойственного людям, которые находятся в услужении у богатых. Он показал за дом. – Вам вон туда, в управу.
Я развернулась и покинула двор, но, уходя, услышала, как Стоукс спрашивает:
– Это что еще за чудо в перьях?
– Пугало для лошадей, – сострил его приятель. И оба засмеялись.
Пройдя по тисовой аллее вдоль обнесенного кирпичной стеной огорода и дальше по дорожке, выложенной гравием, я вышла к хозпостройкам. Дверь в контору была открыта. Винаблз сидел за столом в мрачном помещении и водил ручкой по листу бумаги.
При виде меня он изумился. Наверное, просто не узнал сначала. Потом очухался, расслабился, откинулся на спинку стула, упершись пальцами о край стола.
– Чем могу быть полезен?
– Кто-то закрыл мою аренду.
– Я знаю.
– Мне нужно знать, кто это сделал.
Он удивился:
– А вы не знаете?
– Нет, а вы?
– Я без понятия. Только, боюсь, вам это не поможет.
– Что вы имеете в виду?
– Мы не хотим, чтобы вы там жили. И вы там жить не будете, с арендой или без.
– В таком случае вам придется уничтожить не только дом, но и меня.
Сложив пальцы в замок, он поднес их к лицу, как для молитвы, и жестко зыркнул поверх них.
– Это несложно сделать. Несложно.
– Но что-то мне подсказывает, что вы этого не сделаете, – сказала я.
– Да что вы? Почему же?
– Из-за Джейн Лоут.
Он отнял руки от лица.
– Я притворюсь, что ничего не слышал.
– Линда Слипман. Джули Фрост. Мэгги Редман. Но главное – Джейн Лоут.
Он стал чернее тучи. Я не планировала выкладывать так много, но, что поделаешь, он сам напросился. Он встал, обошел стол. Сгреб рукой мое лицо и очень сильно сжал щеки. Ужасно сильно. У меня даже рот заболел. Я ожидала, что он меня ударит, но все-таки не отвернулась. Я понимала, что моя сила – в глазах.
– Пытаешься угрожать мне, девочка?
Прежде чем отпустить меня, он запрокинул мою голову сильно назад.
Я пулей вылетела из конторы и во дворе наткнулась на Артура Макканна. Он подскочил ко мне, но я не остановилась. Бедняге пришлось шагать довольно быстро, чтобы не отставать.
– Осока, что с волосами? Откуда синяк?
– Мне нужно поскорее отсюда смыться.
– Осока, ты как вообще? Я слышал про Мамочку. Думал зайти к тебе на днях. Ну, типа, повидаться и все такое. Вот черт, с тобою все в порядке?
– Мне пора.
Тут он остановился в явном замешательстве и больше не пытался за мной угнаться. Мне было неудобно, но не могла же я торчать здесь целый день после случившегося. Я вышла с территории поместья так же, как пришла туда, – через заброшенные унылые просторы, где глаз радовали только рододендроны.
И кстати, рододендроны в том году начали рановато распускаться. К чему бы это?
Назавтра я поджидала Джудит со школы возле ее дома. Она еще и дверь открыть не успела, а я уже выложила всю историю с Чезом.
– Что? – в недоумении переспросила она. – Что?! – Она не верила. Она сказала, что это невозможно. – Осока, ты просто не в себе из-за Мамочки. Это бред.
– Понятно, – сказала я. – Теперь я вижу, на чьей ты стороне, и ухожу.
Она звала меня, но я не обернулась.
В тот вечер у меня планировалось очередное занятие по акушерству. Только я вышла из деревни, намереваясь поймать машину до Лестера, как рядом притормозил фургон Чеза. Я продолжала идти, не обращая на него внимания. Тогда он съехал на обочину и перекрыл мне путь. Выскочил из машины и встал прямо передо мной.
– Я был у Джудит. Нам надо поговорить.
Я отпихнула его:
– С чего ты взял, что я буду с тобой говорить?
Он схватил меня за руку и крепко сжал ее.
– Это про то, что ты ей рассказала. – Я посмотрела на его руку, сжимавшую мое запястье. Он отпустил меня. – Ведь это неправда, – выпалил он. – Неправда, и все тут.
Я шла дальше.
– Куда ты?
– В Лестер. Оставь меня в покое.
– Давай я тебя подвезу. Заодно и поговорим по дороге.
Я просто очумела. Остановилась, собралась с мыслями и через пару секунд обернулась к нему:
– Что ты вообще за человек?! Неужели ты думаешь, что я могу сесть к тебе в машину? А ты ведь искренне так думаешь! У меня просто нет слов! Откуда такая потрясающая самоуверенность?!
– Насколько я понял, ты считаешь, будто между нами что-то произошло.
– Считаю, будто между нами что-то произошло? «Считаю»?
– Насколько я понял, ты считаешь, будто между нами что-то произошло. Но ты ошиблась, Осока. Понимаешь? Ошиблась. Мне кажется, на тебя столько свалилось бед и горя в последнее время, что просто бес попутал.
С меня было достаточно. Я развернулась и зашагала в сторону Лестера, глотая желчь и злобу, от которой хотелось что-нибудь разбить. Я выглядела не самым привлекательным образом; уж и не знаю, кому пришло бы в голову остановиться: бритая башка, фингал, глаза, полные слез и гнева. Сев на скамейку под старым вязом, я разрыдалась.
Но кто-то все-таки остановился, и я попала на урок, хоть и с небольшим опозданием. Накинув на голову платок, я тихо вошла в класс и села на заднюю парту рядом с Бидди. Улыбка сошла с ее лица.
– Утеночек, что с тобой? Ты выглядишь как лестерская Майра Хиндли.
Бьюсь об заклад, она мгновенно пожалела о сказанном. Интересно, что она имела в виду? Майра Хиндли должна была предстать перед судом за то, что мучила детей и хоронила их на болотах. Я слышала, как какой-то священник по радио распинался, что это все из-за разгула секса и наркотиков, мол, люди стали делать что хотят, не зная ограничений.
Тем временем МММ, поджав губы и хлопая ресницами, рассказывала про эпидуральную анестезию. Ей было совершенно не до меня, и все бы так и оставалось, если бы не Бидди со своими вечными возражениями. Сначала она нетерпеливо ерзала на стуле, пока МММ приобщала нас к новому евангелию родовспоможения, потом принялась корябать карандашом деревянную парту. Наконец сгребла рукой клок собственных волос.
И тут ее терпение лопнуло.
– Извините! – воскликнула Бидди. – Простите!
– Что теперь? – спросила МММ. В качестве лирического отступления она рассказывала в тот момент про потуги.
– Простите, но разве на втором этапе тужатся? Я никогда такого с роженицами не практиковала и не собираюсь. Это разве что для тех, кто принимает роды, глядя на часы.
МММ вспыхнула. Краснела она часто. Возможно, она вступила в ту жизненную фазу, когда румянец появляется у женщин чаще обычного, и это было видно. Я понимала, что рано или поздно Бидди ее достанет и она сорвется. Возможно, этот день настал.
