– Мистер Боуэн? – вызвала нас молоденькая медсестра. – Идите за мной, пожалуйста.
Мы вошли в комнату, где мне пришлось ответить на пару вопросов.
– Вы должны понимать, что операция необратима, – сказала она. – Вы уверены, что не хотите от него котят?
– Уверен, – ответил я и потрепал Боба за ухом.
– А сколько вашему коту лет?
– Не знаю, – признался я и выложил его историю.
– М-м, давайте посмотрим. – Сестра принялась осматривать Боба. – Если котов не стерилизовать, то по мере взросления они меняются. Морда, например, округляется, особенно щеки. Шкура становится более прочной, и вообще они вырастают довольно крупными. Боб не так уж велик. Я сказала бы, что ему месяцев девять или десять, что-то вроде этого.
Мой Боб был почти котенком!
– Вы должны также знать, что существует небольшая вероятность осложнений. – Медсестра передала мне бланк формуляра. – Но он пройдет обследование перед операцией, и, возможно, мы даже возьмем кровь на анализ. При возникновении вопросов или проблем мы вам позвоним.
– Хорошо… – Вот тут я почувствовал себя полным болваном: мобильного-то у меня не было! Если что, они меня не найдут.
Сестра объяснила, как будет проходить операция.
– Если все пройдет нормально, – сказала она, – вы сможете забрать Боба через шесть часов. – Она взглянула на часы: – Где-то в четыре сорок. Устраивает?
Я обнял Боба и вышел на улицу. Времени добраться до центра Лондона, где я обычно играл, у меня не было, и я решил попытать счастья у ближайшей железнодорожной станции «Далстон-Кингсленд». Я заработал немного мелочи и заодно скоротал время; кроме того, там был магазинчик, в котором я смог бы укрыться в случае дождя.
Пока я играл, я старался не думать о Бобе. Мне доводилось слышать о том, как кошек или собак относили на самые пустяковые операции, но они больше не возвращались из клиники. Никогда. Я гнал эти мысли подальше. Тем временем тучи в небе сгущались – собирался дождь.
Время шло медленно. Очень медленно. Наконец стрелки часов показали четыре пятнадцать, и я принялся собираться. Последнюю сотню метров до клиники я буквально бежал.
Знакомая медсестра сидела в приемной за стойкой. Она мило улыбнулась, когда я вошел.
– Как он? Все нормально? – Я все еще не мог отдышаться после бега.
Мне самому было странно – давно я так ни за кого на свете не беспокоился.
– Все отлично, не переживайте. Отдышитесь немного, и я проведу вас к нему.
Я вошел в послеоперационную и увидел своего Боба – он лежал в теплой просторной клетке.
– Боб, дружище, привет! Как ты тут? – Я вздохнул с облегчением.
Он все еще не отошел от наркоза и выглядел сонным. Сперва не узнал меня, но, узнав, сразу сел и принялся скрести дверцу клетки.
Он словно бы говорил:
– Да выпустите вы меня отсюда!
Я подписал какие-то бумаги, а медсестра еще раз осмотрела Боба, чтобы удостовериться, что его можно выписывать. Она действительно была и внимательной, и заботливой.
– Если что-то, по-вашему, будет не так, звоните нам или приносите его сюда, мы осмотрим. Но я думаю, что все будет в порядке.
– А он еще долго будет таким… несчастным?
– Ну, это у всех животных по-разному. Некоторые коты сразу приходят в себя. Другие – немного дольше. Обычно двух дней достаточно для того, чтобы наркоз полностью вышел из организма.
Скорее всего, завтра он будет есть меньше, чем обычно, но потом аппетит восстановится. Однако, как я сказала, если вас что-то будет в нем беспокоить, пожалуйста, позвоните.
Я собрался засунуть Боба в нашу мусорную коробку, но сестра меня остановила.
– Давайте-ка найдем ему что-нибудь получше, – сказала она и достала красивую небесно-голубую переноску.
– Но это же не моя, – возразил я.
– Это не страшно. У нас полно запасных. Вернете, когда будете проходить мимо, и все.
– Что, правда?
Как может такая прекрасная переноска быть никому не нужна? Может, кто-то ее забыл? Или… вернулся, а выяснилось, что переноска уже не нужна… Я постарался не думать об этом.
На следующий день я устроил себе выходной, чтобы побыть рядом с Бобом. За ним полагалось наблюдать пару дней, чтобы не допустить осложнений. Хотя мне нужны были деньги, я бы себе не простил, если бы с ним что-то случилось. В общем, я засел дома на круглосуточное дежурство.
Боб немного покушал – отличный знак. Потом чуть-чуть побродил по квартире, еще нетвердо держась на лапках.
Но через пару дней он уже полностью стал самим собой – стариной Бобом. И еду поглощал, как оголодавший волчище. Правда, заметно было, что ему еще немного не по себе – но я был уверен, что это скоро пройдет.
И я был рад, что провернул это дело.
Ну что ж, настала пора расставаться. Я не сомневался, что Боб хочет вернуться туда, где ему было привычней, – на улицу. Сейчас, когда он совсем поправился, было самое время дать ему возможность уйти.
Я спустился с ним вниз.
– Ну, друг, иди, – сказал я. – Теперь ты свободен.
Я махнул в направлении выхода. Боб глядел на меня совершенно непонимающе.
«Чего делать-то?» – как будто спрашивал он.
– Иди-иди. – Я замахал на него руками. – Иди.
Он вперевалочку проковылял к тому месту, где обычно делал свои дела. Сделал, закопал и направился обратно ко мне: «Ну, я все сделал. Что теперь?»
Тут я впервые подумал, что у него свои планы на будущее.
– Ну, поброди, погуляй, – предложил я.
Признаться, я был доволен, что он не хочет уходить от меня, но, с другой стороны, я и себя-то обеспечить толком не мог. Как тут брать ответственность за кого-то еще? Плохим хозяином я быть не хотел, а хорошим не мог.
Этим утром я пошел работать с тяжелым сердцем. И решил – оставлю его снаружи, глядишь, уйдет сам.
«Трудная штука – любовь», – сказал я себе.
Бобу моя идейка явно не пришлась по душе.
В первый раз, когда я оставил его на улице, он бросил на меня убийственный взгляд.
«Предатель», – словно говорил он.
Я шел по улице с гитарой, а он за мной, выписывал зигзаги по тротуару, как заправский сыщик, пытаясь оставаться незамеченным. Да только как не заметить его ярко-рыжую шерсть – то там, то здесь, он все время прыгал и извивался где-то поблизости.
Я останавливался всякий раз, когда замечал его.
– Ну, парень! Вали отсюда! Пожалуйста! – Я чуть ли не умолял, махал на него рукой и шикал, пока он наконец не понял, чего я хочу, и не исчез.
Когда шесть часов спустя я вернулся домой, он ждал меня у подъезда.
Первым порывом было не впускать кота. Но меня так тронула его верность, что я распахнул дверь, приглашая войти в дом, где он снова мог засыпать, свернувшись клубком у меня в ногах.
Так что мы с ним как бы немного застряли в своих расставаниях.
Каждый день утром я оставлял его на улице, а вечером, отыграв рабочий день, встречал его у двери. Стало ясно, что уходить он не собирается.
Надо было решаться. И вот наконец я предпринял последнюю попытку – решил оставить его на улице на ночь.
Я вывел его на улицу, к кустам, и попытался незаметно проскочить обратно. Вышло глупо. У него на кончиках усов больше органов чувств, чем во всем моем теле. Не успел я открыть дверь в парадное, как он уже тут как тут, пролез внутрь. И все же на ночь я выставил его в холл. Хотя мне было ужасно не по себе. А утром я нашел его свернувшимся на моем коврике.
Таким манером мы промытарились с ним еще несколько дней. Моральная победа всегда оставалась за ним.
И тогда он снова принялся провожать меня на работу.
Сперва он дошел со мной до большой улицы. В следующий раз – уже почти до автобусной остановки. Я и проклинал его, и восхищался его упорством. С каждым днем он становился смелее. И каждый вечер ждал меня у двери.
Что-то ж должно было в итоге произойти! И – так и вышло. Произошло.
Однажды я, как обычно, пошел на работу. Увидел, что Боб сидит в переулке.
– Здорово, приятель, – сказал я ему.
Он потрусил за мной, но я отогнал его, как обычно, и он отстал.
Его и видно-то не было, пока я не вышел к главной дороге.
«Наверное, понял наконец», – решил я.
Чтобы добраться до автобусной остановки, мне нужно было перейти Тоттенхэм-хайроуд – самую оживленную и опасную магистраль в северном Лондоне. И вот пока я стоял, вглядываясь в поток машин, – вдруг почувствовал, как что-то трется об мою ногу! Я поглядел вниз.
Боб!
К моему ужасу, он стоял рядом, намереваясь пересечь дорогу вместе со мной.
– Ты что тут делаешь? – зашипел я на него, как кот.
«Глупый вопрос, – ответил он взглядом, – глупый».
Ну не рисковать же его жизнью, в конце концов!
Я подхватил его и закинул на плечо, где он так любил посидеть. Он уселся, прижал морду к моей щеке, и мы перешли дорогу.
– Знаешь, Боб, это уж слишком. – Я опустил его на тротуар, и он мгновенно скрылся в толпе.
