«Прекрати», – обругала она саму себя. В ней говорили материнские гены, хотела она этого или нет. Лейси была обречена испытывать сочувствие ко всему живому.
– Его следовало бы зажарить, – сказала она, злясь в этот момент скорее на себя. В ее устах эти слова прозвучали столь чужеродно, что брат и отец уставились на нее с недоверием.
– Ладно, значит, мы договорились, – подвел итог отец. – Мы опротестуем просьбу о досрочном освобождении. Я найму адвоката, чтобы решить, какие шаги нам следует предпринять.
В ту ночь Лейси распахнула окна, чтобы морской ветер как можно сильнее колыхал шторы. Почему-то Лейси это завораживало. Сидя на краю кровати, она слушала смех из комнаты Клея и Джины. Она любила их, и ей нравилось, что они вместе, но звук их смеха усиливал чувство, которое охватывало ее по вечерам, – чувство одиночества. Это ощущение лишь нарастало, как только она накрывалась одеялом. Это было самое одинокое время в мире. Как же тоскливо в постели одной ночью, в темноте, когда компанию тебе составляют только собственные безрадостные мысли. Пустота, которую она ощущала, не была новой. Она началась, когда умерла мать. Она тогда потеряла и отца, так как он погрузился в горе. Но, когда он начал встречаться с Оливией, женщиной, на которой он впоследствии женился, ситуация изменилась к лучшему. И хотя Оливия была добра к Лейси, она была больше родителем, чем другом.
В какой-то момент Лейси решила, что сможет заполнить эту пустоту с помощью парней, неважно, сколь кратковременны будут эти отношения. Она выросла и стала женщиной, но пустота осталась, зияющая и неутолимая, и Лейси продолжала заполнять ее единственным способом, который знала. У нее было не так уж много любовников. Не столько, сколько думал Клей, когда отчитывал ее за беспорядочность сексуальных связей. Однако все мужчины, которых она выбирала, вписывались в одну модель: это были плохие парни, нетерпеливые и вечно возбужденные, которые ничего не требовали от Лейси, их интересовал только секс. Это было то, в чем она преуспела. Может быть, больше ни в чем.
После смерти матери Лейси бессознательно начала подражать ей. Она старалась быть такой женщиной, какой ее хотела бы видеть мать: занималась волонтерской деятельностью, присматривала за детьми, читала старикам в доме престарелых, сдавала кровь в больнице.
Но тяга, которую она испытывала к недостойному сорту мужчин, всегда мучила ее. Несомненно, мать не одобрила бы этого. Как же она ошибалась на этот счет! Оказалось, что она подражала матери и в этом. Это открытие шокировало ее. Анни О’Нил попросту была шлюхой и обманщицей.
С тех пор как Лейси узнала правду о матери и ее супружеских изменах, у нее не было ни одного любовника. Она ни с кем не встречалась и избегала мужчин, не доверяя своим желаниям. Она чувствовала себя, как Том, который боролся с тягой к алкоголю. Стоило ему выпить одну рюмку, и все начиналось сначала. У нее было то же самое с мужчинами.
Она избавилась и от других качеств, которые тоже считала материнскими, воздерживалась от волонтерской деятельности, которой раньше активно занималась, и попыталась сосредоточиться на факторах, которые сформировали ее характер. По настоянию Клея и Джины она обратилась к психологу, женщине слишком проницательной для того, чтобы Лейси могла рядом с ней расслабиться. Лейси представила ей себя как сексуально озабоченную женщину. Такое клеймо устраивало ее в чем-то – аккуратная формулировка, которую можно было подвести под двенадцатишаговую программу, подобно той, по которой лечили Тома. Но психолог не купилась на эту сказку.
– Депрессия – да, согласна, – сказала она. – Проблемы с самооценкой – да. Сексуальная озабоченность – нет. Вы не вписываетесь в критерии. – Она заставила Лейси приглядеться к тем сторонам своего поведения, которые Лейси невыносимо было исследовать. – Вы всегда делаете что-то для других людей, – вздохнула психолог. – Как будто считаете, что сами ничего не заслуживаете. Сосредоточенность на других избавляет вас от ощущения собственной боли. Но вам необходимо ее почувствовать, Лейси, прежде чем мы избавимся от нее.
«Ну что ж, – подумала Лейси, забираясь в постель под одеяло, – теперь я осознаю свою проблему».
С улицы студия витражного стекла выглядела так же, как и при Анни. В расположенной в нескольких ярдах от шоссе студии окна от пола до потолка были по-прежнему заполнены витражными секциями, но опытный глаз уловил бы разницу между старыми витражами и теми, что были сейчас на месте окон. Кое-что изменил Том, и в его работах было больше геометрии. Но после того, как он увлекся фотографией, эстафету приняла Лейси. Она считала, что ее витражи не были такими же красивыми, как у матери. Ей так и не удалось освоить некоторые из приемов Анни, которые скорее были плодом особого эмоционального состояния, а не специфической техники. Но тем не менее работы Лейси были популярны. У нее был свой стиль. В своих работах она тяготела больше к миру животных и растений, а не к миру разодетых ярких женщин, которыми славилась Анни. Лейси работала за тем же столом, за которым работала мать. К тому же она пользовалась ее инструментами. Долгое время она надевала зеленые защитные очки матери, несмотря на то что они были исцарапаны и стерты. Только год назад Лейси выбросила их и купила новые, изумляясь тому, что стала вдруг ясно видеть свои творения и мир вокруг.
Три женщины-туристки ходили по студии, то и дело восклицая при осмотре стеклянных изваяний. Тома не было, он ушел пообедать, и одна из туристок склонилась над его рабочим столом, завороженно разглядывая то, над чем он сейчас работал. Краем глаза Лейси наблюдала, как одна из женщин легонько проводит пальцами по цапле из цветного стекла, стоящей на витрине. Лейси была уверена, что она ее купит. Она быстро разгадывала намерения людей, которые приходили в студию. Посетители, которые просто праздно проводили время, ходили по комнате, скрестив на груди руки, глядя вокруг, но, по сути, ничего не видя. Другие, как и женщина, приметившая цаплю, обращали внимание на одну-две особо понравившиеся модели. Они изучали своих фаворитов со всех сторон, робко протягивали руки и трогали гладкую поверхность. Они представляли себе, как будет смотреться цветовая гамма у них дома. Приводили друзей или родственников, чтобы они могли оценить товар. Друзья одобряли. Вещь продавалась.
Вот и эта женщина, улыбаясь, подошла к Лейси.
– Я бы хотела купить эту цаплю, – сказала она. – Вы автор?
Лейси положила на стол стеклорез и сняла защитные очки.
– Я, – подтвердила она, вставая. – Я рада, что вы берете эту вещь. Она одна из моих любимых.
Это не было ни ложью, ни уловкой, чтобы мотивировать женщину на покупку. Лейси действительно нравились оттенки зеленого цвета, которые она подобрала для высокой травы, окружающей птицу. Теперь, когда работа продана, Лейси сделает другую, похожую на эту, но не точь-в-точь. Ей нравилась мысль о том, что каждая ее работа – эксклюзив.
Туристки как раз выходили из студии с тщательно упакованной стеклянной цаплей, когда в дверях появился какой-то мужчина. Он окинул Лейси быстрым взглядом, как бы сравнивая с большой черно-белой фотографией, висевшей на подвесном стенде в центре комнаты. Фотография висела там всегда, насколько Лейси помнила.
Мужчина остановился. Сунув руки в карманы, он начал разглядывать то фотографию, то снова Лейси.
– Вас удачно сфотографировали, – заявил он.
– Это не я, – пожала плечами Лейси. – Это моя мать.
– О! – Мужчина поморщился, как бы смущенный ошибкой. – Вот это сходство.
– Люди всегда думают, что это я, – добавила Лейси. Год назад она хотела снять фотографию, но это была работа Тома, и она вряд ли смогла бы объяснить ему, почему фотография, которую она когда-то так любила, теперь раздражает ее.
– А кто фотографировал ее, вы? – спросил мужчина.
– Нет, мне было около десяти, когда ее сделали.
– О, да, конечно.
Он не спеша прошел к столу у окна, на котором было выставлено несколько работ, и тщательно рассмотрел творения.
– Красиво, – похвалил он, взяв тяжелую трубку из цветного стекла в руки.
– Посмотрите на свет, – посоветовала Лейси.
Он поднес калейдоскоп к левому глазу и повернулся лицом к окну.
– Красиво, – повторил он, поворачивая диск.
Лейси знала, что он видит узор из маленьких треугольников, образованный ярко окрашенными стеклянными бусинами и зеркальными осколками.
Опустив калейдоскоп, он с интересом взглянул на нее.
– Вы сделали это?
– Угу.
Он выглядел как человек, рекламирующий одежду в каком-нибудь каталоге. Коричневые волосы были коротко подстрижены, глаза темные, с длинными ресницами. Одет он был совсем не по-пляжному – в хлопчатобумажные брюки цвета хаки и клетчатую спортивную рубашку. Хотя большинство женщин сочли бы его сногсшибательно красивым, это был не ее тип. Лейси подумала об этом почти с облегчением, так как он явно заинтересовался ею. Но она не соблазнится. Не в этот раз. Ей нравились мужчины более земного типа – слегка растрепанные, с неправильными чертами, понимающими ухмылками и глазами, смотрящими прямо в душу. Она была рада, что гость даже близко не вписывался в этот типаж.
