Ей показалось, или он действительно думал только о своих тайнах? Его не волновало, что может исчезнуть она сама. А вот что с ней исчезнут украденные ею в его лаборатории секреты…
– Неужели люди, летающие на частных самолетах, должны предъявлять паспорта?
– Конечно, только иммиграционные штампы ставятся золотом.
Он рассмеялся.
– У меня для тебя одно предложение. Ты ела сегодня что-нибудь без сахара? Я мог бы приготовить ужин.
Стоя под пронизывающим мелким дождем и вглядываясь в бурые воды, омывающие остров, и в готическую громаду собора Нотр-Дам, Кэйд улыбнулась. Хотя постаралась ответить как можно равнодушнее:
– В твоей квартире?
– Ну, в твоем-то холодильнике нет ничего для достойного ужина, – решительно заявил Сильван.
На самом деле там лежали образцы коробок от каждого приличного шоколатье Парижа – кроме его самого, разумеется. Вся его продукция досталась бездомному бродяге в саду. По тону Сильвана она заподозрила, что он открывал ее холодильник и увидел там все эти коробки других шоколатье.
– Поэтому вечер придется провести у меня.
Сильван встретил Кэйд около кондитерской. Лаборатория уже закрылась, но магазин продолжал работать до девяти, с длинной очередью у входа.
– Тебе не кажется, что я должен вознаградить тебя? – спросил он. – Получается, что кража моих шоколадных конфет является лучшей рекламой для дела – кроме меня самого, конечно, – какая только бывала у меня прежде.
Она обиженно взглянула на него.
Сильван усмехнулся и повел ее к себе, заглянув по пути в boulangerie[118] за свежим багетом. Кэйд наблюдала за ним. Все получалось у него с непринужденной легкостью, словно покупать багет для него так же естественно, как дышать. Что, разумеется, так и было.
– Их только что вынули из печи, – объяснил Сильван, протягивая ей хлеб.
Стащив перчатку, Кэйд накрыла багет рукой, ощутив теплоту длинного, тонкого батона через узкий бумажный ободок. Сильван отломил хрустящую и теплую горбушку и вручил Кэйд. Она с улыбкой смотрела, как он отломил второй кусок для себя.
– Нет ничего более соблазнительного, чем только что испеченный хлеб.
Он жил в конце той самой rue piétonne[119] за ресторанчиком, где Кэйд случайно встретила его, и всего в двух кварталах от своей лаборатории.
Квартира ей понравилась. Такая же чистая и просторная, не загроможденная вещами, как его лаборатория. Но кухонные столы в лаборатории Сильван протирал гораздо чаще, чем домашние полки. Просторная, открытая свету гостиная с большими французскими окнами, створки открывались внутрь как двери, а снаружи вились кованые кружева защитной ограды. Спокойного теплого оттенка ковер сочетался с полированной гладью паркета. Диван выглядел вполне уютно, похоже, кто-то любил растянуться на нем и почитать хорошую книгу или посмотреть телевизор с плоским экраном. На подлокотнике, там, где обычно покоилась голова, даже осталась заметная вмятина, свидетельствуя, что лежавший там мог видеть перед собой балконные окна. На полочке под столиком в изголовье дивана темнел фотоальбом в коричневой кожаной обложке, с оттиском его инициалов. Наверное, кому-то пришла в голову идея хорошего подарка.
Дальше по коридору тянулся ряд закрытых дверей. Кэйд взяла фотоальбом и вернулась в кухню. Помещение оказалось просторным для одного обитателя квартиры. И оборудовано по последнему слову техники.
Сильван уже доставал продукты из холодильника – грибы, лук-шалот, завернутое в пленку мясо. Из винной стойки он взял бутылку вина. Помедлив, дождался, когда Кэйд приблизилась и прислонилась к темной гранитной столешнице.
– Это тебе. – Сильван вручил ей помятый пакетик.
– Что это?
В глазах его отразилось смущение. Сильван смущается?
– Просто милый пустячок, попавшийся мне на глаза во время перерыва на ленч. Увидев его, я сразу подумал о тебе.
Кэйд зарделась. И с опаской, словно ожидая обнаружить там бархатные наручники, открыла пакетик. И вдруг встретила веселый взгляд маленького бежевого медвежонка ручной вязки, с глазами-звездочками, вышитыми черными нитками. А из рюкзачка на его спине выглядывал еще более крошечный, такой же бежевый мишутка. Это оказалась кукла, надевающаяся на палец. Кэйд надела игрушку на палец и, улыбаясь, вытащила из рюкзачка крошечного мишку, рассмотрела его и вернула на спину медвежьей мамы. Очаровательный подарок, не отягощенный никаким смыслом. Ведь она давно выросла из детского возраста, и их отношения были далеко не детскими.
Она взглянула на Сильвана. Его улыбка стала шире, менее неловкой, словно надетая на палец Кэйд игрушка напомнила ему, почему у него возникло желание купить ее.
– И почему? – наконец спросила она.
Он вытащил деревянную разделочную доску и взял широкий поблескивающий металлом нож.
– Потому что я подумал, что такой игрушки у тебя никогда не было. Возможно, она тебе будет полезна.
– Полезна? – удивилась Кэйд, размышляя о том, что же она могла упустить из внимания, разглядывая медвежонка.
– Эта игрушка по-детски легкомысленна. Она прелестна и забавна.
Неужели после ее безответственного поведения Сильван подумал, будто ей не хватает легкомыслия? Развернув медвежонка к себе, Кэйд согнула вдетый в него палец, наслаждаясь новым ощущением игры. Да кому мог не понравиться такой оживший на пальце медвежонок? В ее жизни было так мало милых безделушек. Или он и хотел поведать ей о пользе безделья?
– Прежде я не получала таких романтичных подарков, – призналась она.
Черные брови взлетели.
– Dis, donc![120] – Он покачал головой, возвращаясь к разделочной доске. – Тогда другим кавалерам будет легко превзойти меня, верно?
Она пристально взглянула сзади на его черноволосую голову, на спокойный разворот широких плеч, на худощавую высокую фигуру. Неужели ему хотелось превзойти в романтичности всех мужчин? Сильван великолепно справился со своей задачей, но… этого ли на самом деле он хотел? Секс ведь не подразумевает особой романтичности.
Он намочил полотенце и принялся аккуратно протирать шампиньоны.
– Ты хочешь сказать, что тебе не дарили даже цветов?
– Конечно, дарили.
Да, ей дарили множество цветов. Самый легкий путь для знакомства с ее деньгами – прислать цветы, заказав букет по телефону.
– И никто не дарил тебе шоколадных конфет?
Кэйд рассмеялась.
– Нет. Никто и никогда не дарил мне шоколадных конфет.
– Как трудна твоя жизнь, – с сочувствием заметил он. – Вечно мечтать, чтобы тебе подарили настоящие конфеты, но ведь никто не осмелится оскорбить ими твою шоколадную семью.
В его словах, возможно, таилось зернышко правды.
Секунд пять Сильван поколдовал с ножом над грибами, потом отложил его и поискал что-то в кармане своей брошенной на стул куртки. В руке его появилась коробочка из его магазина – там обычно помещались четыре конфетки. Сильван снял крышку и протянул ей. В ней действительно разместились четыре простые, ничем не украшенные шоколадные бомбошки. Она перевела взгляд с коробочки на державшую ее широкую ладонь, сильное запястье, прямые темные волоски на мускулистом крепком предплечье. Дальше взгляд переместился на его глаза, почти такого же цвета, как шоколадная обливка конфет.
Кэйд вдруг осознала, что хотела бы сейчас просто, не отрываясь, смотреть на Сильвана. А он держал на ладони конфеты. Она провела рукой по волосам и вновь обратила внимание на конфеты. Попробовав одну бомбошку, Кэйд, естественно, узнала в таинственном и восхитительном вкусе едва уловимый коричный оттенок.
– Ну и как?
Она подумала, что он с легкостью превзошел романтичностью всех прочих кавалеров, с которыми она когда-либо встречалась или спала. Насколько легко это у него получилось? Может, это своеобразный рецепт практичной тактики его соблазнения? Стоило ли ей вообще беспокоиться, если у Сильвана имелась столь обширная практика, или лучше просто наслаждаться моментом?
– Тебе понравилось? – Он закрыл коробочку. – Сегодня я поэкспериментировал с новыми вкусами. С этим рецептом надо еще поработать.
– Нет, – возразила Кэйд. – Не надо ничего дорабатывать.
Он был безупречно и естественно идеален. Именно идеален.
Она отвернулась и посмотрела на фотоальбом. Какими могли быть более личные фотографии Сильвана, не те, что печатались в журналах? Сильван протянул руку, словно хотел отобрать альбом. Но жест остался незавершенным, и внимание владельца вновь переключилось на луковки. Он измельчил шалот так тонко и быстро, что Кэйд даже испугалась, что он порежет себе палец. Сильван положил лук в сковородку и хотел вытереть пальцы о фартук, потом, вспомнив о его отсутствии, воспользовался джинсами.
Кэйд смотрела на его длинные, тонкие пальцы и мечтала, чтобы они гладили ее волосы, смахивали какую-то крошку с ее щеки.
