В детском отделении тихо, часы посещений закончились, огни приглушены. Эмили уложили в постель, померили ей температуру и давление. Она устала и то погружается в сон, то выплывает из него.
– Ступай домой, – говорит мне Бен. – Ты устала.
– Что ты будешь делать?
– Останусь здесь. Мне сказали, что я могу спать в кресле. – Он машет рукой на неудобное творение рядом с койкой.
Я беру жакет и сумочку и отчаянно хочу сказать Бену что-нибудь про вечер, но…
– Я провожу тебя до лифта, – говорит он.
Больничный коридор жутковато пуст, лифты в дальнем конце здания.
– Она назвала тебя папой…
В его глазах светится гордость.
– Мне очень хочется, чтобы она чувствовала, что ее любят. Я знаю, что такое жить без отца, а потом еще так внезапно потерять маму. У нее не самый легкий жизненный старт, – говорит он.
– Знаешь, Грейс гордилась бы вами обоими.
– Спасибо. И спасибо за то, что ты приехала.
Я делаю глубокий вдох, замедляю шаг и набираюсь храбрости.
– Я понимаю, сейчас не самое подходящее время для разговора…
– Не надо.
– Бен, прости меня за…
– Не нужно ничего объяснять.
– Надо. Да, надо. То, что ты сказал тогда, было словно шок.
Он поднимает брови.
– Грубый шок.
Впервые за вечер мы улыбаемся.
– То, что ты сказал… для этого требовалась смелость, но… – Мы останавливаемся; лифты уже слишком близко.
– Не надо больше «но», Полли.
– Но мне нужно это сказать. – Мы медленно идем вперед. – Ты мне нравишься.
Он глядит куда-то в полумрак:
– Но ты хочешь, чтобы мы оставались просто друзьями. Понятно.
– Я не знаю. Знаю только, что моя жизнь не была бы такой счастливой и наполовину, если бы не ты. Я чувствую… – Я пожимаю плечами, пытаясь разобраться в своих чувствах к нему. – Дело в том, что я не хотела смотреть на тебя вот так. – Я вспоминаю наш первый вечер, когда я учила его заплетать косички Эмили. – Столько всего было, ты горевал по Грейс, заботился об Эмили. Я не думала…
– Я тоже не думал. Я совсем не собирался. Ведь невозможно запланировать, что ты полюбишь кого-то, и встроить это в свой бизнес-план.
Я киваю.
– У меня много лет не было ни с кем такой дружбы, да что я – никогда не было, – признаюсь я. – Наши отношения – это что-то особенное, и я хочу их сохранить. – Мы подходим к лифтам, и Бен берет меня за плечи и поворачивает к себе.
– У меня есть предложение.
– Давай.
– Почему бы нам не съездить куда-нибудь без детей пару раз. Дай нам шанс, Полли. Я не буду давать волю рукам, они будут в карманах, но, возможно, ты посмотришь на меня как-то по-новому и полюбишь меня.
– Я не думаю, что это трудно сделать.
– Спасибо, что ты была сегодня со мной…
– Я бы не хотела быть сейчас где-нибудь в другом месте.
Он гладит меня по щеке; у него теплая ладонь.
– Я пойду. Посмотрю, как там Эмили.
– Осторожнее с тем синим креслом, – предупреждаю я, потому что пыталась его исправить, пока Бен разговаривал с анестезиологом. – У него выпрямляется спинка, когда ты меньше всего ожидаешь. На твоем месте я бы легла спать на пустой кровати возле двери.
– Спасибо за совет.
Я уже собираюсь войти в лифт, но вдруг поворачиваюсь к нему:
– Когда ты это понял, Бен?
На его лице появляется улыбка.
– В кемпинге. Когда мы танцевали в грязи.
Он нежно целует меня в губы. Я не отстраняюсь.
– Теперь иди, – говорит он. Я захожу в лифт спиной вперед, улыбаюсь ему и нажимаю нижнюю кнопку. Бен стоит и ждет, когда закроются створки.
Когда я поднимаюсь по ступенькам к своей квартире, волна восторга пересиливает усталость. Я полна надежд. Я хочу дать нам шанс. Я думаю о Джейни и о том, как много всего случилось во время ее медового месяца. Мне не терпится поговорить с ней, когда она вернется в Лондон. Мои мысли снова возвращаются к Бену. Я представляю, как он сидит в том безобразном пластиковом кресле, пытаясь хоть чуточку поспать. Эмили так не везло в ее короткой жизни, просто сердце разрывается от жалости, но с Беном ей выпал счастливый билет.
Я поворачиваю ключ в замке и вхожу в прихожую, снимая на ходу жакет. Дверь в спальню Луи слегка приоткрыта, свет погашен. Я тихонько заглядываю туда и вижу, что мой мальчик свернулся фасолинкой и мирно спит. Появляется тетя Вив и зовет меня на кухню. Я кидаю сумочку на барный табурет.
– Я не думала, что вернусь так поздно. Извини, что я так тебя задержала.
– Не волнуйся, Полли.
– Я ставлю чайник.
– У Эмили все нормально. Операция прошла благополучно.
– Хорошо.
Я протягиваю руку к коробке с чаем из трав.
– Хочешь?
– Нет. Я сыта.
– Бен остался спать в больнице. Ах, тетя Вив, все было так трогательно, она в первый раз назвала его папой. – Я поворачиваю к ней лицо. – И после всей этой драмы мы сумели поговорить. Мы шли к лифту… – Я замолкаю, заметив, что тетя Вив выглядит бледной и растерянной. – Тетя, все в порядке?
– Не уверена, – отвечает она и садится на другой табурет. – Присядь, Полли.
Занервничав, я подчиняюсь ее словам.
– Он звонил.
– Кто «он»?
– Мэтью. Он как-то тебя разыскал.
– Мэтью, – повторяю я, внезапно припомнив, как мой мобильный звонил в больнице. Да еще те странные непринятые звонки. И те предыдущие с неизвестного номера. Молчание в трубке. Я вскакиваю и начинаю мерить шагами кухню. – Ты говорила с ним?
Она мотает головой.
– Он оставил послание на твоем автоответчике. У меня было искушение стереть его.
Я иду в угол кухни, где стоит автоответчик, и нажимаю на клавишу.
«Полли, это я».
При звуках знакомого голоса меня бьет дрожь.
«Я понимаю, прошло много времени, но прошу тебя, дай мне шанс все объяснить. Я долго набирался храбрости, чтобы поговорить с тобой, но каждый раз немел, когда звонил. Конечно, разве ты захочешь теперь иметь со мной дело? Но все-таки нам надо поговорить. Я многое хочу тебе сказать – прежде всего попросить прощения, а еще сказать, что я изменился. Мы можем встретиться? – Он откашливается. – Я хочу увидеть моего сына. Хочу познакомиться с Луи».
– Такие мужчины, как он, никогда не меняются, – говорит тетя Вив; в ее голосе слышится ненависть.
Я снова сажусь, пытаясь сосредоточиться. Почему теперь? Зачем надо было ждать четыре года?
– Что ты намерена делать? – спрашивает тетя Вив. – На твоем месте я бы позвонила ему и сказала, что ты не хочешь никаких встреч и что… – Голос тети Вив уплывает и превращается в фоновый шум. Я вижу нас в квартире в тот день, когда я ушла от Мэтта. Я вижу себя такой, какой была тогда – пила, ничего не делала и, несмотря на любовь к сыну, была никчемной матерью, подвергавшей его опасности. Я переменилась. Так, может, и Мэтт переменился?
– Мы получаем второй шанс, – роняю я в раздумье.
– Нет, тут другое.
– Правда? Почему?
– Потому что потому. Полли, не забывай, что он делал тебе и Луи.
– Я все помню, но…
– А как же Бен?
– А как же Луи? – Я впервые повышаю голос. – Когда он подрастет и опять станет спрашивать про своего отца, а он это сделает, потому что уже спрашивал, как я солгу ему?
– Ты скажешь ему правду.
– Как я скажу ему, что его отец пытался с ним встретиться, но я не позволила, не захотела дать ему такую возможность? Это Луи что-то теряет в этой ситуации. Дело не во мне или тебе, а в моем сыне.
– Полли, я забочусь о тебе. Этот парень не имеет никаких прав. Он потерял их в тот день, когда ударил тебя! – Ее голос дрожит. – Как он может даже думать о том, чтобы увидеть сына?
Я хватаюсь руками за голову.
– Пока что я не готова принять никакого решения.
– Не пускай его в свою жизнь, – снова настаивает тетя Вив. – Ты прошла такой путь, и теперь у тебя появился реальный шанс на счастье с Беном.
– Не так все просто! Вот ты говоришь, чтобы я игнорировала его. Тогда он уйдет, и Луи никогда не увидит своего отца. Тетя Вив, у тебя нет детей… – Сказав так, я мгновенно жалею об этом. На ее лице появляется боль, словно я вонзила иглу в ее слабое место. – Ой, прости, тетя Вив, ой, я нечаянно… Прости… – Я беру ее за руку. – В общем, все не так просто, нет черного и белого. А мы сами разве не лицемерим? Мы просим прощения, глядим на людей, которых обидели, но тут же поворачиваемся к ним спиной, как только нас самих кто-то обидит.
– Иногда мы должны защищать себя. Я никогда еще не видела тебя такой счастливой. Я не перенесу, если этот парень вернется и все разрушит.
– Я не позволю ему. Я стала сильной. Я не прежняя Полли.
В ту ночь я сижу в кресле-качалке в моей спальне; в моей голове роятся вопросы, но я не могу справиться с ними, потому что потеряла способность мыслить здраво. Вот я с Беном. Вот его губы касаются моих, я вижу его лицо в дверях лифта… Но тут же его лицо превращается в лицо Мэтью. Я представляю, как Мэтт гуляет с Луи в парке, держа его за руку. Я понимаю, что в жизни сына зияет пустота; как бы мы ни любили друг друга, отсутствует жизненно важный фрагмент пазла. Что если Мэтт и вправду изменился? Я вспоминаю те непонятные звонки, когда в трубке была тишина. Как он раздобыл мой номер? Он так делал, чтобы напугать меня? Или в самом деле ему не хватало храбрости? Возможно ли, что он чувствует раскаяние? Я хватаю мобильный и звоню своему консультанту, Стефани, отчаянно надеясь, что она ответит. Она не раз говорила, что ей можно звонить в любое время в случае чрезвычайной ситуации. Действительно, она берет трубку.
