Сейчас она, наверное, уже устроилась в вагоне поудобнее, готовясь к шестичасовому путешествию навстречу депрессии отца. Чувствует ли она, что вся ее энергия высосана? Не пришла ли она к убеждению, что мужчины только это и делают – высасывают жизнь из женщин, которые позволяют себе любить их?
Чем ближе она к Парижу, к депрессии отца, тем, наверное, сильнее боится любви вообще, а любви к шеф-поварам особенно. А он, Габриэль, даже не может поехать вместе с ней, поскольку, если она узнает, что именно он затеял, то никогда в жизни не позволит ему войти в ее жизнь.
Он и вправду хочет быть принцем для Джоли, но боится, что на самом деле ей нужно чудовище.
Пьер Манон не был таким высоким, как Габриэль, но не был и приземистым, а из-за своего сходства с секретным агентом, каких обычно изображают в кинофильмах, казался крупнее и грубее. Он не следил за своей физической формой и растолстел. Впрочем, этого можно было ожидать от человека, который привык сжигать на работе тысячи и тысячи калорий в день, а потом внезапно перестал работать, двигаться и погрузился в хандру. Левый уголок его губ немного подергивался. Значит, не все так плохо, как боялся Габриэль. К счастью. Иначе даже Габриэль не смог бы довести до конца то, что задумал.
– Габриэль Деланж, – бесстрастно сказал Пьер, когда оправился от потрясения. Он никак не ожидал увидеть Габриэля на своем пороге. – Пришел позлорадствовать?
– Разумеется.
Габриэль уверенно вошел, плечом отодвинув Пьера со своего пути, и направился в гостиную. Конечно, он мог бы пройти мимо Пьера, не задев его, но он приехал в Париж вовсе не для того, чтобы помириться со своим прежним шеф-поваром. И не для того, чтобы нянчиться с ним и тешить его самолюбие. Телефон в заднем кармане придавал Габриэлю уверенности. Пару часов назад, еще когда был в поезде, он переписывался с Джоли. Хотел убедиться, что она все еще на послеобеденной встрече с Филиппом Лионнэ. Она же, в свою очередь, – ну, просто чтобы подразнить его! – прислала в ответ фотографию одного из прекрасных десертов Филиппа, который тот только что предложил ей.
Однако фотография подействовала на него гораздо сильнее, чем просто подразнила. У него появилось сильное желание ударить Филиппа кулаком, но он подумал, что должен привыкнуть к подобным ситуациям, поскольку Джоли была кулинарной писательницей. Поэтому он просто перевел эту дополнительную дозу агрессивной энергии в то, зачем приехал сюда. А приехал он, чтобы побыть чертовым чудовищем.
Он услышал возмущенный вздох Пьера за своей спиной. «Готов на что угодно поспорить, что уже разбудил в тебе кое-какие старые инстинкты! Давай посмотрим, сколько ты сможешь выдержать меня».
Габриэль повернулся и насмешливо посмотрел на Пьера.
– Говорил я тебе, когда ты меня уволил, что пожалеешь об этом? Говорил? Так посмотри на себя. Ты просто жалок.
Пьер Манон выпрямился и напрягся от ярости.
– Как бы у тебя самого не случился инсульт! – От собственных слов Пьер почувствовал себя не совсем хорошо и даже испугался, когда представил, что у Габриэля будет инсульт. Но оттолкнул от себя сострадание. – Ну, раз ты все еще жив, а у меня уже был один инсульт, то сейчас настала твоя очередь злорадствовать. – В голосе Пьера зазвучала насмешка. – Если у тебя еще осталась хоть капля злорадства, при твоей-то жизни.
– Зато ты был жалок уже задолго до инсульта. Ты ничего не стоил без меня, и ты это знаешь. Даже на обложку своей кулинарной книги ты был вынужден поместить мою Розу, иначе на книгу никто бы и не взглянул.
Глаза Пьера загорелись. Забавно, но раньше, когда Пьер так смотрел на Габриэля, тот никогда не обращал внимания на его глаза, а теперь вдруг осознал, что они точно такие же, как у Джоли.
– Не стоил без тебя? – усмехнулся Пьер. – Да ты как был, так и остался всего лишь pâtissier с манией величия.
– И с тремя звездами, – сказал Габриэль.
Губы Пьера сжались. Даже искривленный уголок рта вытянулся в тугую линию.
– Джоли уже сказала тебе, что будет писать мою кулинарную книгу? – бросился в атаку Габриэль, прежде чем Пьер успел произнести хоть слово.
– Она будет что?
– О, вижу, ты попался на ее историю с Даниэлем Лорье, – насмешливо произнес Габриэль. – Да что с тобой? Неужели ты совсем оторван от жизни и уже не помнишь, что возле Ниццы есть и другие шеф-повара?
– Я помню лишь тех, кого следует помнить, – прозвучал язвительный ответ.
О, уже лучше. Глядишь, очень скоро Пьер опять станет прежним salaud.
– И я готов поспорить, что кулинарная книга, которую она напишет для меня, разойдется мгновенно. Потому что имя на ней не будет давно забытым. Я буду рад сам провести показ блюд и буду подписывать книги вместе с ней, пока она не начнет думать, что солнце всходит и заходит на мне.
В зеленых глазах Пьера мелькнула вспышка.
«Да, видно, нам нравится быть героями Джоли. Нам хочется быть чертовыми принцами», – подумал Габриэль.
Ну почему, черт подери, глаза Пьера должны быть так похожи на глаза Джоли?
– Как жалко, что за столько лет ты не потрудился выучить какого-нибудь нового шеф-повара. Возможно, если бы ты хотя бы был способен проводить консультации, то сейчас нашелся бы кто-нибудь, до сих пор достаточно уважающий тебя, чтобы устроить твой рекламный показ. Или даже несколько человек, желающих демонстрировать твои блюда в роли су-шефов.
– Я никогда не пытался стать консультантом! – прошипел Пьер Манон.
Габриэль рассмеялся:
– Не могу поверить! Ты только что оправдался тем, что даже не пытался. Хотел бы уважать тебя еще меньше, но не могу, потому что все мое уважение ты растерял очень давно.
– А другие меня уважают! Люк Леруа просто умоляет меня приехать в Hôtel de Leucé на такой показ.
– Неужели? – Брови Габриэля поднялись. – Первый раз слышу о рекламе твоей книги. Видимо, ей не уделяют много внимания. – Губы Пьера Манона снова сжались, а Габриэль продолжал: – Погоди-ка. Люк? Люк Леруа? Мой прежний су-шеф в «Люксе»? Неужели у него остались нежные воспоминания о тебе?
Глаза Пьера уже горели так же яростно, как тогда, когда он увольнял Габриэля.
– Это же я научил его всему, – процедил Пьер сквозь зубы.
Габриэль фыркнул:
– Больше похоже на то, что он хочет произвести впечатление на твою дочь.
Merde, а ведь Люк Леруа выглядел словно чертово божество, решившее выйти из огня созидания и убедиться, что земля получилась такой, какой он хотел ее видеть. В его присутствии даже элегантный принц выглядел простолюдином. С этим Габриэль ничего не мог поделать, и сердце его тоскливо сжалось.
– Скорее он хочет произвести впечатление на меня, – возразил Пьер Манон. – В будущем году Гуго Фор собирается уйти. Его место должен занять лучший шеф-повар.
Гуго Фор был главным шеф-поваром в Hôtel de Leucé. Габриэлю казалось маловероятным, что Leucé заменит Фора тем, кто, как всем известно, потерял звезду в конкурирующем отеле. Однако Пьер с вызовом смотрел Габриэлю в глаза, и тот издевательски усмехнулся, чтобы немного подпитать этот вызов.
– Да ты просто утешаешь себя, Пьер. Лучше объясни мне, почему твоя дочь должна все время ездить туда-сюда, хотя работает на Лазурном Берегу? В чем дело? Ты даже не можешь получить работу консультанта на юге Франции, потому что слишком долго сидел сложа руки?
Пьер прищурился и ничего не ответил, но зеленый цвет его глаз стал ярче.
– Ну, ладно, я ведь просто приехал позлорадствовать. – Габриэль взглянул на часы. Да, он хотел успеть убраться отсюда до того, как Джоли закончит работать с Филиппом. – Кстати, просто чтоб ты знал. Помнишь ту Розу, которую ты украл у меня? А мою подругу? А мою жизнь? Теперь мне плевать на все это. Все это не стоит и ломаного гроша, потому что теперь у меня есть кое-что получше. Я, – он сделал паузу, – украл твою дочь.
С очень довольным видом он повернулся, вышел из гостиной, и… столкнулся с Джоли.
– Вот черт, – только и смог выговорить Габриэль.
Джоли стояла в холле с сумочкой через плечо, лицо белое, кулаки сжаты. Он даже не услышал, как она вошла.
– Джоли.
Он взял ее за плечи.
Она вывернулась.
– Значит, ты только и делал, что все это время сводил с ним счеты?
Что?
– Значит, все это время ты дурачил меня, и только для того, чтобы отомстить ему?
Габриэль застонал так, будто получил удар ножом в живот. Он не верил своим ушам. Каждый раз, когда они занимались любовью, оба переживали прекрасные, счастливые мгновения, а она говорит «дурачил меня»? Неужели она и вправду думает, что это было игрой ради отмщения?
Ему было так хорошо с ней! Он был готов сделать для нее все что угодно, был готов пойти на риск ради нее! А она с такой легкостью решила, что он ужасен.
Конечно, по существу, она поймала его на совершенно омерзительном поступке. Но разве не могла она хотя бы на миг остановиться и спросить, почему он делает это?
