Сейчас молодежь – Клив, Дженни и Грейс – была наверху. Прежде чем исчезнуть, они провели со старшими ровно столько времени, сколько требовала вежливость. Дженни хлюпала носом, но в остальном чувствовала себя неплохо, хотя я знала, что она расстроена отсутствием Девона. Он уехал со своей семьей на долгий уик-энд. Клив за полтора месяца отсутствия стал еще красивее, если такое возможно. Но я, разумеется, смотрела только на Грейс, выискивая в ней черты Тары или Сэма. Она – красавица. Раньше я никогда о ней так не думала. Обаятельна? Да. Но красива? Красное платье облегало ее в совершенстве. Оно не было провокационно сексуальным, но обнажало начало ее маленькой груди, и я заметила, как туда то и дело устремлялся взгляд Клива. Волосы спускались ей на спину густой гладкой, шелковой волной. Веки у нее были подведены темным. Не слишком, но достаточно для того, чтобы изменить черты. Глаза у нее всегда были необычными. Они были карие, как у Тары, но если присмотреться, можно было увидеть зеленоватые блестки. Искусный макияж сегодня сделал их еще зеленее, чем обычно.
Внезапно она перестала походить на Грейс, и я огорчилась, не видя девушки, которую я любила, в этой новой молодой женщине. Раньше мне казалось, что я вижу в ней Сэма, больше в манерах, чем в чертах лица. У нее была та же застенчивая улыбка, которая выглядела у Сэма теплой и дружелюбной, но Грейс она придавала неуверенный вид. Замечая эту неуверенность, когда она пыталась говорить со старшими, с которыми она была мало знакома, я переживала за нее. Мы воспитали ее все вместе. Мы ее ни за что не отпустим. Я ни за что не позволю Таре потерять дочь сразу после потери мужа. Но она же не может ее потерять? Шестнадцатилетнюю Грейс нельзя отнять у матери. Хотя что я знала о законной стороне такой странной ситуации? Ничего не знала, и это меня пугало. Помимо всего прочего, как отреагирует Тара, когда узнает, что рожденный ею ребенок умер? Что сделала Ноэль с этим ребенком? Я не хотела думать об этой девочке, забытой и неоплаканной.
Я могла бы сохранить все это в тайне. Ничего не раскрывать. Оплакать ребенка Тары одна. Скрыть правду о Грейс. Но, даже думая так, я искала глазами Йена. Мне нужно было разделить эту тяжесть с кем-то, кто любил Тару, а я знала, что он ее любит. С кем-то, кто понимал все юридические тонкости.
Я увидела, что он разговаривает с Тарой и другими гостями в столовой, и следила за ним, пока он не отошел к импровизированному бару, где я смогла поймать его одного.
– Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, – сказала я.
Он приподнял брови.
– О твоем разговоре с Анжелой? – спросил он.
– С кем? – На мгновение я забыла, кто такая Анжела. – О нет, это кое-что другое. Но я не хочу говорить об этом здесь. Не мог бы ты завтра заехать? Где-то после полудня? – Тед будет показывать клиентам недвижимость, а Дженни, несомненно, будет где-то с Кливом и Грейс.
– А нельзя с этим подождать, Эм? – спросил он. – Я завтра вечером уезжаю, у меня накопилось много дел.
Я отрицательно покачала головой, и он, должно быть, заметил, что у меня на глаза навернулись слезы.
Он коснулся моей руки.
– Хорошо, – сказал он. – Я приеду.
– И пожалуйста, не говори ничего Таре. – Я нервно глянула через плечо, надеясь, что нас никто не слышал.
Йен нахмурился.
– В чем дело?
– Я расскажу тебе завтра. – Я отошла от него и снова смешалась с толпой. Вот, подумала я. Решение принято. Наконец.
Но я не почувствовала никакого облегчения.
Грейс
Клив изменился. Как можно так измениться за полтора месяца? Даже внешне. Когда он вошел с Сюзанной, я его едва узнала. У меня было такое впечатление, что я вижу его впервые. Он как бы стал выше ростом, и лицо его выглядело по-другому. Но он подошел прямо ко мне и обнял.
– Ты великолепно выглядишь, – сказал он. Единственное, что в нем не изменилось, это запах. Я хотела прильнуть к нему и просто вдыхать этот аромат.
Побыв немного с гостями, Дженни, Клив и я поднялись наверх и сидели там, болтая. Все было как раньше, когда мы дружили. Только мне было трудно придумать, о чем говорить. Мы с Дженни показали ему, что сделали для детской программы, включая приданое для новорожденных, которое я научилась шить. Он восхитился, что мы этим занимаемся, но я видела, что ему скучно. Он много говорил о колледже и о том, что стал членом баскетбольной команды.
– Я хочу поступать в университет, – сказала Дженни. Мы сидели на диванчике, сбросив туфли. В моем платье было приятно стоять, но неудобно сидеть, и я все время одергивала юбку вниз, а лиф подтягивала кверху. Платье Дженни было свободного фасона и очень симпатичное, но выглядела она ужасно. У нее была простуда, голос хрипел, и в руке она комкала бумажные носовые платки.
– Ты не сможешь поступить в Чэпл-Хилл, если не знаешь, чего хочешь от жизни. – Клив растянулся в раскладном кресле. Он достал из детских вещичек соску-пустышку и начал подбрасывать ее вверх, перекидывая из одной руки в другую. – Ты, конечно, мисс Популярность, но оценки у тебя не очень, я прав?
– Да пошел ты, – рассмеялась Дженни. – Уж если ты поступил, я тоже смогу.
– У меня средний балл был 5.2, – сказал он.
– Ты поступил, потому что ты наполовину черный, – парировала Дженни.
Я толкнула ее босой ногой.
– Ты грубишь, – сказала я. Это были чуть ли не первые слова, сказанные мной после того, как мы поднялись наверх. И почему я чувствую такую глупую робость рядом с ним?
– И это тоже не повредило, – усмехнулся Клив.
– У меня еще есть время для выбора, – продолжила Дженни. – Я знаю одно: я хочу освоить вспомогательную профессию.
– А что это за штука? – спросил Клив. – Быть медсестрой, что ли?
– Или врачом, гнусный ты сексист. – Дженни снова засмеялась. Они всегда так разговаривали друг с другом. – Или учителем, или консультантом. Кем-то, кто помогает людям. Не архитектором, который помогает только зданиям.
– Ну ты и невежда, – сказал Клив. – А кто, по-твоему, живет и работает в зданиях?
Я следила за его руками, которыми он перебрасывал соску. Я представила, как эти руки скользят под юбкой по моим бедрам. Если бы тут не было Дженни, я бы встала, расстегнула платье и кинулась бы на него. Может быть, и нет. Но я этого хотела.
– По крайней мере, у Грейс есть амбиции. – Клив застал меня врасплох, упомянув мое имя. – Думаешь, многие умеют писать так хорошо, как она?
– Да, но писательством много не заработаешь, – сказала Дженни.
– Да, это трудно, но не невозможно. А главное, она будет заниматься тем, что ей нравится. – Они говорили обо мне так, словно меня тут не было. Но мне это было безразлично. Он улыбался мне. Хорошей, доброй улыбкой. У нас с ним еще не все кончено, думала я. Я хотела бы, чтобы Дженни исчезла, будь мы наедине, я говорила бы с ним свободнее.
Клив одной рукой подбросил соску высоко в воздух и поймал ее другой.
– Пойдем в парк, – сказал он, вставая.
Да, в парк! Мы провели там много вечеров. Там мы впервые занялись сексом, в ночь перед тем, как он бросил меня. Меня всегда тревожило, что есть какая-то связь между этими двумя вещами: сексом и разрывом.
– Это круто. – Дженни тоже встала.
– Я вас догоню, – сказал он, выходя в коридор. Я догадалась, что он хотел зайти в туалет. Перед тем как спуститься, я схватила Дженни за руку.
– Ты не могла бы остаться дома, Джен? – спросила я. – Прости, но мне нужно поговорить с ним наедине.
Она удивилась, но только на мгновение.
– Нет проблем, – заверила она. – В любом случае, я паршиво себя чувствую. Скажи ему, что мама попросила меня помочь.
– Ты лучше всех, – сказала я, обнимая ее.
– Только, – она наморщила нос, – смотри, не страдай.
Я уже спустилась до середины лестницы.
– Не буду, – улыбнулась я. Мысль о страданиях мне и в голову не приходила.
Я ждала его на газоне и увидела, как он идет по дорожке. Он вышел с черного хода, вероятно, желая избежать людей в гостиной.
– Дженни нужно помочь матери, – сказала я, когда он подошел поближе.
– Отлично, – кивнул он, но я поняла, что он хотел сказать «жаль», а не «вот здорово». Мы направились в парк, пересекая потоки света от уличных фонарей. – Хотя лучше бы Дженни была с нами, – сказала он минуту спустя.
– Почему?
– Просто… нам не нужно оставаться с тобой наедине.
– Ты думаешь, нам нужна дуэнья? – засмеялась я.
– Вообще говоря, да. Особенно, когда ты выглядишь как сегодня.
О боже!
– Спасибо, – сказала я.
– Серьезно. Я смотрел на тебя сегодня и думал, каким же болваном я был, порывая с тобой.
Уж не хочет ли он снова сойтись? Я чуть было не спросила его открытым текстом. Но побоялась спугнуть удачу.
– Да, – сказала я. – Что правда, то правда.
– И тем не менее, это было правильно, Грейс, – договорил он. – Я хочу сказать, что сегодня ты выглядишь потрясающе, но я бы только сделал тебе хуже, если бы мы снова сошлись. Я в трех часах езды отсюда, и я хотел встречаться с другими людьми, не чувствуя себя при этом виноватым.
