Иногда они, возвращаясь в Москву, шли на презентации или встречи с читателем. Галя выбросила всю мебель из квартиры, сменив на все новое. Теперь он не узнавал свое жилье, хотя, это его совсем не смущало. Под такую замену подпал и старенький телефон, который было не жалко. В последнее время он позволял себе вольности, и общаться по нему было крайне сложно и невыносимо. Он был очень впечатлительным аппаратом, и с его электронных уст постоянно срывалось нечто непонятное, странное и даже ужасное. А новый телефон-факс вел себя прилично, скромно издавая привычную трель, и говорил только на нормальном человеческом языке безо всяких сюрпризов, иногда молча плевался бумажным факсом. Пришлось сменить и номер телефона. В последнее время появилось множество старых знакомых. Он и не знал, что их так много. Они звонили, просили о встрече, о помощи, о чем-то еще. Один, обнаглев, попросил денег взаймы. Он, не долго думая, переадресовал его к старому другу, тому самому. Это же была одна компания – все они знали друг друга. А его старый друг сумеет тому популярно ответить на подобную просьбу и все объяснить. У него была целая философия на этот счет. Поэтому, чтобы избавить себя от этих звонков, он сменил номер, но все равно старые знакомые находили и одолевали его. Только не звонил Петров. Хотя, как он мог позвонить, когда не знал его нового номера. И он ему тоже не звонил. Все собирался, но как-то было не до него. Да, и сказать было нечего. А может, Петров не знал о переменах в его жизни? Не знал его нового имени? Вряд ли. Проходя мимо крупных книжных магазинов, нельзя было не заметить огромные плакаты с изображением, теперь модного писателя, фотографии которого светились именем – Леон Идов. Да и найти его при желании было просто – постоянные конференции, встречи, презентации. Ему даже нравилось улетать отсюда с Галей – не так отвлекали от работы. А Петров… Петрову он когда-нибудь позвонит. Не сейчас, позже, как-нибудь потом. Через двадцать… Нет, он этого не говорил! Он даже не мог подумать такое. Позвонит! Обязательно позвонит! Но не сейчас…
Книгу он забросил. Он показал эту последнюю недописанную рукопись редактору-классному-специалисту издательства, пожилой интеллигентной женщине, которая, в отличие от своего шефа, книги читала и знала о них все. Она и сказала свое мнение. Она была очень хорошим специалистом, и не поверить ей он не мог, да, и не хотел.
– История о математике? О человеке, не взявшем миллион? Это не совсем интересно сегодня, – мягко сказала она, глядя на него сквозь большие очки подслеповатым взглядом, – давайте поразмыслим…
Она не давила, не настаивала, но была очень убедительна.
– Ваш Клейзмер – математик, сегодня это интересно? Нет!
Он не взял миллион – это трогает? Безусловно, да. Но, чем мы заинтересуем читателя еще? Математик, играющий на скрипке? Математик, прыгающий с крыши на крышу? Нам нужно непрерывное стремительное действие, убедительный сюжет с неожиданными поворотами и событиями, постоянное движение – Экшен, – он в ответ закивал головой, а она добавила: – Китч!
А это уже был совсем другой жанр, с которым он еще не был знаком, но запомнил это название. Он быстро учился! Хороший заголовок для книги – КИТЧ! Женщина тем временем продолжала:
– Кто ваш математик, что он делает? Собирает грибы – не интересно! Играет на скрипке – тем более! Не бреет бороды, волос? Ну, и что? Мужчина, который не имеет не только любовницы, но даже жены? Скучно! Если бы он слонялся по миру и имел в разных странах кучу женщин и незаконных детей, было бы интереснее. Если бы он законно забрал миллион, а многочисленные родственники преследовали бы его, пытаясь обобрать – еще интереснее. Или наоборот! Очень хорошее развитие сюжета для человека, не взявшего свой миллион. Математик, гений, чудак, по каким-то соображениям и убеждениям отказывается от миллиона, но внезапно тяжело заболевает его мать… нет, сестра… нет, обе сразу! Они попали в аварию! У обеих сломаны позвоночники! Несчастные прикованы к постели, они не могут жить, существовать без посторонней помощи, готовы покончить с собой! Срочно нужна операция, требуются колоссальные расходы! Гений мчится в Америку, гений передумал, он готов взять причитающийся ему гонорар, а эти несчастные женщины уже готовы отбросить копыта, и тут он узнает, что миллиона больше нет. Поезд ушел! Нужно было брать его раньше! Вот вам трагедия, вот поворотное событие, которое заставляет задуматься, содрогнуться. А, вы говорите – грибы. Еще один возможный сюжет – человек, гений, великий математик, один на миллионы. Но не за грибами он собирается в темный лес, – голос специалиста становится ниже, говорит она медленно и по слогам, – а солнце уже садится, уже деревья отбрасывают высокие тени, которые ложатся на километры, закрывая все в округе. Он вампир! Он ждет большую Луну, и в эту темную отвратительную ночь будет искать вовсе не грибы, а очередную жертву.
Она снова заговорила мягким и жизнерадостным голосом: – Или не вампир вовсе, так, обязательно извращенец или подофил, маньяк – а потому ему не нужны ни жены, ни любовницы. Это бодрит, будит фантазию, будоражит воображение!
Женщина устала и теперь смотрела на него своим мягким интеллигентным взглядом. Ее глаза сквозь очки выражали сочувствие и желание помочь начинающему, но уже известному писателю. Она трепетно относилась к его таланту и готова была подарить все свои несбывшиеся сюжеты и откровения, все ненаписанные книги. Что же, каждый должен заниматься своим делом – он писать, а она быть при нем редактором – помогать работать, помогать творить.
Он не стал дописывать книгу, хотя оставалось немного. Да и измучила его она, чуть не свела с ума. Небоскребы книг он свез в гараж. Галя больше не терпела хаоса в современно обставленной квартире. Они купили классную машину – внедорожник, сейчас это было модным, и теперь он «разъезжал» на ней и Галя тоже. Было модным, когда за рулем огромного сарая сидела миниатюрная женщина и маленькой ножкой, нажимая на педали и пролетая по улицам, рассекала все препятствия на своем пути. Правда, он хотел совсем другую машину, но так получилось. Хотел маленького, стремительного эгоиста, куда будет помещаться он один. И только ветер в лобовое стекло. Но почему-то купил внедорожник. Ничего – еще успеет.
Как-то раз, ставя автомобиль в подземный гараж, увидел свои книги, те самые, не проданные, не измененные, а потому не нужные никому. Он давно не обращал на них внимания, а тут заметил. И вдруг ему в голову закралась странная мысль:
– Раньше книги читали, бывали времена, когда книги сжигали, а теперь их хоронят заживо.
Он отмахнулся от этой мысли, прижал к себе сумку с ноутбуком, с которым за эти месяцы уже породнился, и подумал: – Надо бы их отсюда выкинуть. Мало ли что. Но, почему-то не выкинул. Так они и мозолят глаза до сих пор. Теперь он пытается их не замечать, просто не обращать внимания…
39
Весна оттаяла замерзший город, залила его ярким светом, пробудив жизнь, листья на ветках деревьев, наполнила радостью охладевшие сердца. Она небрежно прыгала из лужи в лужу, брызгая во все стороны каплями талой воды, носилась, заглядывая в окна домов и машин, сходила с ума. Она жаждала приключений, ища попутчиков в этом сумасшедшем полете. Приглашала на праздник, который бывает лишь раз в году. Не теряя времени, отдавала этим зимним людям капельку тепла и яркого солнечного света… и немного любви – тем, кто на нее еще способен. А иначе, зачем вообще нужна эта сумасшедшая весна?!
В первый раз в своей жизни он прошел мимо нее. Не заметил, как набухли бутоны на ветках деревьев, распустились цветы, пропустил первую траву на газонах в парках и даже не успел заметить, как растаял снег. Метался из одной страны в другую, перелетал, переезжал. Из своей зимы в чужое лето, из лета снова в зиму, и, наконец, остановился уже в своем, московском жарком, душном лете. Пропустил целое время года – как такое могло случиться? Лето ослепительно сияло в вышине яркими солнечными лучами, напоминая о себе. Напоминая о том, что прошел ровно год и скоро должна состояться премьера фильма, снятая по мотивам его книги, той самой, которую он когда-то написал и не дал к ней прикоснуться никому другому. Конечно же, не лето ему напомнило обо всем, а металлический голос железной секретарши Силаева, которая позвонила ему, то ли на Майорку, то ли на Майами. Он не помнил точно, куда, в общем, что-то на «М». И теперь они с Галей должны были срочно возвращаться на премьеру.
– Так указано в договоре! – возмутилась секретарша, узнав, что они на каком-то острове на букву «М». Вы должны через два дня быть на премьере! Этот вопрос не обсуждается! Господин Силаев ждет вас!
И, жестко пригвоздив этой фразой, повесила трубку. А они и не возражали! Разве они могли не приехать на свою премьеру? Они ждали ее целый год! И теперь мчались, перелетая через океаны и моря, горы и материки, вот уже родные зеленеющие поля, речушки, дачные поселки, фонари аэродрома, и, наконец, полоса приземления гостеприимно встречала их в летней ночи. Долго ехали по городу. Он смотрел по сторонам, но ничего не видел. И, все равно, что-то пробудилось в нем, воскресло. Он вспоминал киностудию, свой первый поход туда. Потом Силаева, вручающего сумасшедший по тем временам, гонорар, но дело даже не в нем. А теперь премьера, и все надежды, связанные с ней. Завтра человек (его человек) будет босыми ногами ходить по горячему песку, омывая их в волнах теплого океана. Он выйдет из той самой книги, из настоящей, написанной им самим. Это единственное, что оставалось из коротенькой жизни, когда он еще умел мечтать! И почему-то вспомнил, как они сидели с Галей на полу и оборачивали обложками книги, как писал, словно сумасшедший, любил, словно в последний раз. Кучка мелочи на столе – низ горки, от которой он оттолкнулся, взлетел на высоту. И залетел так далеко! А теперь не знал, был ли это низ горы или ее вершина. Как все перевернулось. Юность. Короткая бесшабашная юность в зрелые годы. Маленький оазис во времени и возрасте. Короткое взрослое безумие! То время промелькнуло, словно короткая весна. Весна не бывает вечной, но он помнит о ней, и она снова рядом, снова с ним. И его Галя тоже рядом, которую он, казалось, не видел несколько месяцев. Где она была? Где был он?… Завтра… все завтра… Завтра будет премьера, он вернется к себе и побудет наедине еще какое-то мгновение. А, может быть, снова что-то изменится. Может, теперь он будет писать сценарии для фильмов, где не символы, не «форматы» меряют километры пленки, а шаги по горячему песку или высота волн теплого океана. Завтра наступит этот день! А сейчас была глубокая ночь, и они подъехали к своему дому. Но разве бывают чудеса? И, все-таки, он спустился в подземный гараж и достал книгу. Всего одну – много места она не займет, потом на кухне сидел и читал ее до самого утра. Читал, чувствуя, словно, уже был на премьере.
