– Ни за что. Я с тобой не разведусь, Джо. Это безумие. Думаю, нам надо еще с кем-то поговорить. Этот не понимает, что творит.
Джо бросает взгляд на Криса, готовясь извиниться за оскорбительное замечание Роузи, но лицо у Криса спокойное. Он, судя по всему, слышал и худшее.
– Крис, мы можем минутку поговорить наедине? – спрашивает Джо.
– Конечно.
Крис проверяет что-то на экране компьютера, потом поворачивает кресло, встает и выходит из кабинета, закрывая за собой дверь.
– Роузи, это не по-настоящему. Это просто бумажка. Она ничего не значит.
Джо слышит самого себя, он внезапно заговорил как адвокат, спорящий о процедуре.
– Наше свидетельство о браке тоже бумажка. Оно что-то да значит, – отвечает Роузи, и в голосе ее слышны страх и гнев.
– Роузи, что-то значит то, что я просыпался рядом с тобой двадцать шесть лет. То, что мы вырастили прекрасных детей. То, что я каждый день говорю тебе, что люблю тебя, и буду, пока могу говорить, – вот это что-то значит. А эта бумажка просто тебя защитит. Сохранит деньги, которые я заработал, в твоем кармане, вместо того, чтобы отдавать их государству. Между нами с тобой она не значит ничего.
Он не может защитить Джей Джея и Меган. Не может изменить того, что будет с Патриком и Кейти. Но он может сделать это для Роузи, своей прекрасной невесты, которая заслуживает куда больше, чем тридцать процентов и развод с мужем, больным Хантингтоном. Никто не заслуживает мужа с болезнью Хантингтона.
Джо смотрит на свои руки, на обручальное кольцо за тридцать пять долларов, самую ценную вещь из тех, что у него есть. У него могут отнять его брак на бумаге, но кольцо у него не отнимут. Придется отпиливать его вместе с холодным мертвым пальцем. Джо поднимает левую руку и стучит большим пальцем по своему простому обручальному кольцу. Берет Роузи за левую руку и сжимает ее в своей.
– Мы их не снимем. Бог поймет, Роузи. Это не грех. Большим грехом было бы лишиться из-за болезни пенсии, дома, всего – и оставить тебя одну, чтобы тебя ничто не защитило.
По бледному лицу Роузи бегут слезы. Она смотрит Джо в глаза, ищет выход из темного угла, в который ее загнали. Джо сжимает ее руку, чтобы дать ей понять, что он с ней в этом углу. Она пожимает в ответ и крепко держит его руку.
– Ладно, – шепчет она.
– Ладно, – шепчет он, прижимаясь лбом к ее лбу.
Извращенный вариант «согласен».
Несколько минут проходят в тишине, потом в дверь осторожно стучат, и она приоткрывается.
– Вам нужно еще время? – спрашивает Крис.
– Нет, – отвечает Джо. – Нет, мы все решили.
Крис возвращается на свое место, стучит пальцами по столу и ждет.
– Ладно, – говорит Джо. – Мы разведемся.
– Мне, правда, жаль, что у меня нет для вас новостей получше, но я думаю, это мудрое решение. Сейчас же подготовлю бумаги.
– А потом что? – спрашивает Джо.
– Вы оба подпишете. Назначим дату суда. Дело у нас одностороннее, но неоспариваемое. Если у судьи будут вопросы, я объясню, что у вас смертельная болезнь. Это поможет. Вы будете разведены по закону, – Крис листает свой ежедневник, – через три месяца.
Двадцать шесть лет. Их отменят пара подписей и три месяца. Джо трет подбородок, вжимая кончики пальцев в грубую кожу лица, напоминая себе, что существует на самом деле, что это решение касается его и Роузи, а не какого-то другого бедолаги, не какой-то другой красавицы-жены. Это правильное решение. И оно ничего не значит.
Когда Джо поднимается, чтобы подать Роузи коробку носовых платков, стоящую возле книжного шкафа, у него слабеют ноги. Они не в силах удержать его вес в стоячем положении, словно у него больше нет костей, и он хватается за край стола Криса, чтобы не упасть. Несмотря на то что они собрались в этом кабинете именно из-за болезни Хантингтона, Джо все-таки неловко, что он так беззащитен, так физически уязвим в глазах Криса. Ему неловко быть тем, кто не может сохранить ни работу, ни жену, тем, кто в буквальном смысле нетвердо стоит на ногах.
А потом до него доходит. Согласие подписать бумаги о разводе что-то да значит. Согласие развестись с Роузи означает, что он согласился на болезнь Хантингтона. Целиком. Конец. Они готовятся к концу. Финальной стадии. Смерти Джо. Определенность мрачного будущего бьет Джо дубинкой в грудь и ботинком со стальным носом в пах. Отрицание покинуло здание.
Его табельное оружие. Его работа. Его жена. Его семья. Его жизнь. Он потеряет все.
У него перехватывает дыхание, его жалкое сердце кажется тяжелым и бесполезным, он хочет сдаться, соскользнуть в одиночестве в черную смоляную яму поражения. Но рядом с ним встает Роузи, с лицом, все еще мокрым от слез, и берет его под руку. Она выравнивает его, показывает, что он не один, и в ногах Джо снова крепнут кости; его сердце опоминается.
Развод что-то значит, но он не значит всего. БХ заберет у Джо оружие, работу, достоинство, способность ходить, слова и жизнь. Когда-нибудь она заберет Джей Джея и Меган. Но будь он проклят, Роузи она у него не заберет. Что бы там ни постановил Народ Массачусетса, что бы ни решил судья или сам Господь, что бы ни отняла у него БХ, ничто не отнимает у него семью и любовь к Роузи. Он будет любить Роузи до самой смерти.
Феликс в понедельник уезжает в Портленд. Не насовсем. Его не будет всего неделю, он помогает подготовить новый офис к открытию, проводит собеседование с несколькими потенциальными работниками с Западного побережья, встречается с мэром и всякими людьми, занимающимися энергетикой, переработкой отходов и городским планированием – готовится к Большому Переезду.
Большой Переезд намечен на первое июня, через четыре месяца, и Феликс уже собирает в квартире вещи. Кейти свернулась на его диване, попивая шардоне, и смотрит, как он вынимает книги из шкафа и складывает их в картонные коробки.
– Хочешь, кино посмотрим? – спрашивает она.
– Да, только дай мне сперва закончить с этой полкой.
– Не понимаю, зачем ты этим занимаешься уже сейчас.
– Потом будет на одну задачу меньше.
Она качает головой, не понимая его. Если бы за сборы отвечала она, книги побросали бы в коробки за четыре дня до отъезда, ни минутой раньше. Дело не только в том, что она – прокрастинатор. Кто захочет четыре месяца жить в гостиной, заставленной коричневыми картонными коробками? А если он захочет почитать одну из этих книг до июня? Кейти снова качает головой. Представляет свои книги, упакованные для переезда, и у нее сводит живот. Если бы ей предстояло переехать в Портленд через четыре месяца… это предложение слишком больно заканчивать.
– Что скажешь насчет следующей недели? – спрашивает Феликс, держа в руках «Банкер Хилл» Натаниэля Филбрика.
– Ты о чем? – отзывается Кейти, изображая дурочку.
– Ты со мной поедешь?
– Не знаю. Надо найти, кто меня заменит на занятиях, а все как-то в последнюю минуту.
– Господи, Кейти. Я знал об этой поездке за несколько недель. Ты упираешься изо всех сил. По-моему, ты просто не хочешь ехать и боишься мне сказать.
Она сейчас боится миллиона всяких вещей.
– Не в этом дело.
– Тогда поехали. Осмотрим Портленд вместе, поглядим, какой он вообще. Тебе понравятся маленькие крафтовые пивоварни. Походим пешком, может, найдем хорошее место для твоей студии йоги. И квартиру надо подыскать. Скоро переезжать, а нам до сих пор жить негде.
Она невольно морщится при каждом «мы» и надеется, что он не замечает. Он все время «мыкает». Он позитивен, он исполнен надежд, он, в общем, очаровательно убедителен, если у нее подходящее настроение, но сегодня каждое «мы» ей против шерсти, как лямка лифчика на сгоревшем плече, бесчувственное допущение на грани травли.
Она не сказала ему, что не поедет.
– Я не против, если ты выберешь квартиру без меня.
– По-моему, мы должны это делать вместе. Давай поедем, найдем жилье, а потом сможем по-настоящему думать о том, какое нас там ждет будущее.
Единственное место, в котором она с ясностью представляет свое будущее, – это лечебница. И там не будет никакого «мы».
– Я не знаю, поеду ли, – говорит она, на цыпочках подходя к настоящему ответу.
Феликс прекращает укладывать книги и потирает нижнюю губу большим пальцем. У него красивые губы.
– Ты про понедельник или про июнь?
Кейти медлит. Она не хочет говорить про июнь. Она хочет пить вино, нежиться на диване и смотреть кино.
– И то, и другое.
Феликс поджимает губы. Напряженно смотрит на Кейти, словно пытается сквозь ее глаза заглянуть ей в мозг или в душу. Или пытается понять, видит ли в ее глазах болезнь Хантингтона.
– Это из-за БХ, – говорит он.
– Да.
Он бросает книги и коробки и садится рядом с Кейти на диван.
– Что именно в БХ мешает тебе поехать со мной в понедельник в Портленд?
– Не знаю.
– Ты понимаешь, что у тебя пока нет БХ, даже если у тебя положительная проба на ген.
– Понимаю.
– И у тебя может быть отрицательная проба, так что все эти рассуждения про то, что у тебя однажды будет БХ, могут оказаться чудовищной потерей времени.