– Приедешь? Но ведь проливной дождь и ты нездорова.
– Мне нужно тебе кое-что сказать. Показать. Твоей мамы еще нет?
– Нет. А что ты…
– Я сейчас приеду, ладно?
Я спустила ноги с кровати и села.
– Что-нибудь про Клива? – спросила я, но она уже отключилась.
Когда несколько минут спустя я открыла дверь, Дженни стояла на крыльце, дрожа и держа над головой зонтик. Я схватила ее за руку и втянула внутрь.
– Что у тебя такое важное? – спросила я.
– Твоей мамы точно нет дома? – Голос у нее был низкий и хриплый, нос покраснел. В руках она держала полиэтиленовый пакет с книжкой и чем-то еще в ней.
– Это что-нибудь про Клива? – А что, если он попал в аварию? О боже, я умру!
Она подтолкнула меня к лестнице.
– Это не про Клива, – сказала она. – Пойдем к тебе в комнату.
– Ты меня пугаешь, – пробормотала я, когда мы поднимались по лестнице.
– Пошли, – повторила она.
У меня в комнате Дженни схватила с ночного столика коробку с бумажными носовыми платками. Она села на край постели с пачкой платков с одной стороны и пакетом с другой. Достала из коробки платок и высморкалась. Я, стиснув руки, стояла рядом и ждала, когда она перейдет к делу.
– Послушай, – сказала она, наконец. – Мне очень жаль, но я узнала кое-что, что должна тебе сказать. Это о тебе. О том, кто ты.
– Что значит «кто я»? – Она имеет в виду мою личность? Какое же у меня открылось ужасное свойство, что она, больная, бросилась под дождем сообщать мне об этом? Может быть, Клив во мне не ошибся? И моя мать не ошиблась. И я сама.
– Выслушай меня, – сказала она. – И помни, что я твоя подруга навеки. И всегда ею останусь. Всегда-всегда, Грейси, что бы там ни было! – Глаза ее казались стеклянными, и я вдруг заплакала, сама не зная почему. То, что расстроило ее, должно было нарушить и мою жизнь.
– Скажи же мне, – попросила я.
– Час назад у нас дома был Йен.
– Йен? – А какое отношение он мог иметь ко всему этому? – Это что, новые подробности о завещании? – Меня не обидело, что Ноэль оставила Дженни больше денег, чем мне. Дженни этого заслуживала. А я нет.
– Нет, не о завещании. Я тоже так думала, но дело совсем не в этом. Когда мы с тобой переписывались, я была наверху, а когда я стала спускаться за соком, я услышала их разговор и… Я не помню, что говорила мама, но меня это заставило остановиться и прислушаться. Они говорили о… – Дженни колебалась. – Мне очень жаль, что приходится говорить тебе это.
– Говорить мне что?
– Они сказали, что ты не дочь твоей мамы, что тебя украли у какой-то другой женщины.
Что? Что она говорит?
– Ты уверена, что они говорили обо мне?
– Да.
– Это… Почему они говорили об этом? Это какая-то нелепость.
– Я знаю. Это звучит дико, но я все слышала, и это меня совершенно ошеломило. – Она снова высморкалась. – Я стояла там, слушала и старалась понять, о чем речь. Твоя мама ничего не знает, но они собираются ей рассказать.
– Чего она не знает? Как они могут знать обо мне что-то, чего не знает моя собственная мать? – Я сделала попытку засмеяться. – Это самое нелепое, что я когда-либо слышала.
– Я знаю, но…
– Ты же сама слышишь, как это глупо звучит? Ты же только что сказала, что моя мать меня украла, что, в любом случае, глупость, но, если она меня украла, как она может не знать об этом? – Мне хотелось запустить в Дженни каким-нибудь предметом. – Что ты мне голову морочишь?
– Прости. Я знаю. Но я могу все объяснить. – Она достала из пакета большую коричневую книгу и папку. Руки у нее дрожали. – Я сидела на лестнице, пока Йен не ушел, а потом зашла в кухню якобы за соком. Я думаю, мама заподозрила, что я могла их услышать, но я сделала вид, как будто только что спустилась и налила себе соку. Я видела, как она положила эту книгу и остальное в ящик на кухне. Ты знаешь, который рядом с ее столом.
– Что это за книга? – Я села рядом с ней на кровать.
– Это записи Ноэль о родах, которые она принимала. Я просмотрела их, начиная с записи о твоем рождении, там нет ничего подозрительного. Но там еще было это. – Она открыла папку и достала листок бумаги, где было что-то напечатано. – Это письмо… часть письма. Это Ноэль написала. – Она вручила листок мне.
Я едва могла поверить тому, что прочитала.
– Это отвратительно, – сказала я в ужасе. – Поверить не могу, что Ноэль могла сделать что-либо подобное.
– И я тоже, но…
– Почему ты думаешь, что я – именно тот ребенок, которого она украла?
– Я не знаю, почему они так думают, но они действительно так думают, – сказала Дженни. – По-моему, из-за этого. Из-за даты. – Она достала из папки два листка бумаги и показала мне один. Видишь, вот этот взят с сайта Бюро розыска пропавших детей. Здесь только одна строчка. – Дженни громко прочитала ее своим охрипшим голосом. – «Лили Энн Найтли родилась 29 августа 1994 года и пропала из больницы в Уилмингтоне, Северная Каролина, вскоре после рождения».
Я медленно покачала головой. У меня начинала подниматься тошнота.
– Были другие… я хочу сказать, мог быть какой-то другой ребенок, которого Ноэль принимала. Почему они уверены, что это я? Твой день рождения ближе к ее, чем мой. – Лили. Меня на самом деле так зовут?
– Но к моему рождению Ноэль не имела никакого отношения, – сказала Дженни. Она обняла меня. Правда только начала доходить до нас обеих. Мы знали, что я нисколько не похожа на моих родителей. У меня были такие же карие глаза, как у них. Но карие глаза у половины детей в стране. Все знали, что я сдержанная и умная, как мой отец, но таких тоже было много. И я вовсе не походила на мать. Ни капельки.
– Я не могу этому поверить, – тихо промолвила я.
– Прости, – сказала Дженни. – Я считала, ты имеешь право знать. Я не знала, скажут ли они тебе что-нибудь.
Я дотронулась до листка бумаги. Лили Энн Найтли. Лили.
– Кто я? – спросила я.
Дженни прижалась щекой к моему плечу и сильнее обняла меня.
– Ты – Грейс, моя лучшая подруга, и не забывай этого никогда.
Мысли мои были далеко.
– Я всегда чувствовала себя чужой в своей семье. Моя мать… по-моему, ей всегда хотелось, чтобы я была другая, не такая, как я есть. Этот погибший ребенок. Это была дочь моей матери. – Я встала и высоко вскинула над головой руки. – О боже мой, Дженни. Ребенок умер. Я ненавижу Ноэль. Разве можно пойти на такое?
– Если бы она тебя не украла, ты не была бы сейчас моей подругой, хотя и мне эта мысль невыносима.
Это правда. Я не могла представить свою жизнь без Дженни. На настоящий момент это было единственное, что оставалось в моей жизни хорошего.
– Когда они собираются сказать моей матери? – Это будет конец всему. В этот момент мать выкинет меня из своего сердца. Сейчас ей приходится любить и терпеть меня. «Ничего удивительного, что она на меня нисколько не похожа», – скажет она. Она не сможет думать иначе. Как она сможет не думать, какой другой, какой чудесной была бы ее родная дочь?
– Я полагаю, во вторник, – сказала Дженни. – Не говори ей, что я тебе рассказала, ладно? Моя мама убьет меня за подслушивание. Я положу все эти бумаги на место, прежде чем она поймет, что я их брала.
– А что там еще? – Я указала на два листка у нее на коленях.
– Да пустяки. – Дженни сунула листки в папку.
– Покажи мне, – сказала я. Дженни совсем не умела лгать.
Мгновение она поколебалась, а потом достала из папки и отдала мне еще одну бумагу. Это была еще одна запись, скопированная с сайта Бюро розыска пропавших детей.
«Директор Бюро розыска пропавших детей, Анна Честер Найтли, 44, работает в БРПД десять лет. Ее новорожденная дочь, Лили, пропала из больницы в Уилмингтоне, Северная Каролина, в 1994 году. У нее есть еще одна дочь, Хейли».
Я не могла произнести ни слова. Моя мать? И сестра.
Наконец, я спросила:
– Где они живут? В Уилмингтоне?
– Не думаю. Она – директор этого Бюро розыска пропавших детей, а оно, кажется, не здесь.
– Она искала меня, – прошептала я. – Всю мою жизнь она искала меня. – Я так ей сочувствовала! Это сочувствие пронизывало меня насквозь – от самого сердца до кончиков пальцев. – Она, наверно, думает, что я умерла.
Дженни взяла бумагу из моих рук и положила ее в папку.
– Послушай, – сказала она. – Мне нужно домой. Я сказала маме, что иду в аптеку за лекарством от кашля. Она сейчас начнет мне названивать.
– Оставь мне эти бумаги, – попросила я.
– Я не могу. Она заметит, что они исчезли.
– Пожалуйста, Дженни. Мне они нужны.
– Не могу. – Она начала засовывать папку обратно в пакет, но я отняла ее у нее и прижала к груди.
– Грейс! Я должна вернуть их на место! – сказала она.
– Я оставлю их у себя. Они мои. Они обо мне.
– Грейси. Прошу тебя. Она меня убьет. – Она потянулась за папкой, но я быстро повернулась, выдвинула ящик туалетного столика и закрыла в нем папку.
– Грейс! – Она попыталась добраться до ящика, но я не дала ей этого сделать.
